Дом на болотах - Зои Сомервилл

непроглядно-черным. Снаружи, в темноте, могло таиться что угодно. Их все видят, их всего двое, они застряли здесь в одиночестве, и из защитников у них только маленькая собачка. Бога ради, там никого нет, строго сказала себе Мэлори и вернулась к книжке.

Она начала думать, что на этих страницах не найдется ничего, что объясняло бы, почему мать дала ей фотографию этого дома. Но потребность читать пересиливала все. Она с треском раскрыла вторую книжку. Та была исписана, как и первая, тем же наклонным неразборчивым почерком.

Вторая записная книжка

15

Думаю, эту часть своей истории я буду писать с удовольствием. Она напомнит мне, что когда-то я была совсем другим человеком, и, хотя теперь я обитаю в месте, похожем на замок с мерлонами и башнями, есть другое, схожее с ним, далеко на побережье Норфолка – однажды оно казалось сказочным дворцом.

Мы с отцом шли в Усадьбу под большим зонтом. Дождь кончился, но серое небо темнело и висело низко. Дорогой мы не говорили, но мне было все равно. Темные деревья, раскачивавшиеся на ветру, казалось, торопили нас, и я убежала так далеко вперед, что отец сокрушался, что я потеряю шляпку.

Дом освещали тысячи свечей в канделябрах и сияющие электрические огни, из гостиной доносилась веселая танцевальная музыка. Их дворецкий (они привезли слуг из Лондона) забрал мое старое черное бархатное пальто, которое мне было уже сильно мало. Я сразу же почувствовала себя глупо, потому что единственным моим нарядным платьем было то, что отдала Хильди, темно-синее шерстяное с отложным воротником, но оно на мне не смотрелось. На Хильди, думала я, оно бы выглядело шикарно, в интеллектуальном, «синечулочном» стиле, дополненное одной из ее маленьких шляпок, но меня оно превращало в неуклюжего ребенкапереростка. Дома, на болоте, оно казалось нарядным, даже элегантным, но здесь стало видно, что оно никуда не годится.

Хильди стояла в углу комнаты в длинном шелковистом платье кремового цвета, с ней флиртовал мужчина средних лет с роскошными усами и редеющими волосами. Вид у нее был скучающий и блестящий. Как всегда. Я помахала, она шевельнула пальцами в мою сторону и подняла и без того сильно изогнутые брови еще выше.

– Дорогая, выглядишь изумительно, – сказала она совершенно неубедительно. – Извините, Джеральд, я должна снабдить это бедное дитя напитком.

Она освободилась от мокрогубого усатого мужчины и, взяв меня за локоть, повела к одному из одетых в смокинг официантов, которых они, наверное, наняли в помощь своим слугам (где они их нашли? В Норфолке?! Я в жизни ничего подобного не видела), и взяла у него два бокала шампанского. Я раньше не пила шампанское – чуть не захлебнулась, пузыри пошли носом, – но вкус мне скорее понравился, и скоро оно кончилось.

– Господи, – вздохнула Хильди, – какой же он утомительный. Говорит только о своих лошадях.

– Кажется, ты ему нравишься, – сказала я.

– Он в меня влюблен, всегда был, – ответила она. – Бедный Джеральд!

Потом она взглянула на меня, как будто только что увидела.

– Ты в этом платье похожа на школьницу, которую отпустили на день, – сказала она, глядя на меня свысока.

– Оно твое.

– Я знаю, глупенькая. И понимаю, что нужно было дать тебе что-нибудь более подходящее для вечера.

– Кто все эти люди? – спросила я, окидывая взглядом комнату, мужчин в смокингах и женщин в платьях с открытыми спинами.

Папины лондонские друзья. Есть военные, есть политики. Вот этот, – она указала на противоположный конец комнаты, – женат на Диане Митфорд. Она самодовольная и старая, но ее считают редкой красавицей. Ты наверняка о ней слышала. Митфорды все такие бездельники. Гиннесс скучный, но ужасно богат. Я слышала, она влюблена в кого-то другого, но никто не знает в кого. Ужасно романтично.

Я посмотрела по сторонам на безупречно вылепленные головы, попыталась найти красавицу. Была одна женщина с золотыми волосами и поразительными синими глазами, царившая над всеми, но Хильди уже перешла дальше.

– Вон та, – говорила она, указывая на видную женщину в зеленой шляпке-клош, – была знаменитой суфражисткой.

В углу комнаты кто-то играл на арфе. Разносили канапе, и я попробовала все до единого. Копченый лосось, фаршированные яйца и помидоры, я съела все.

– Боже, Рози, тебя что, не кормят? – сказала Хильди. – Прожорливый ты поросенок.

– Хрю-хрю, – ответила я, угощаясь тостом с куриной печенью.

Я не хотела ей говорить, что никогда в жизни не ела ничего подобного. Дома у нас готовили только жирные пироги и вареные овощи.

– Все это время я не сводила глаз с Фрэнклина, но он стоял рядом с отцом, и с ним бесконечно кто-то разговаривал. Вряд ли я могла к нему подобраться. Боже, – внезапно произнесла Хильди, понизив голос до шепота, – бежим, это мама.

И правда, по комнате плыла стройная леди Лафферти. Бежать было некуда.

– Милые, – сказала леди Лафферти, – как вы тут?

– Чудно, мама, – понуро ответила Хильди.

– А ты, Розмари, дорогая, у тебя все хорошо? Боюсь, кому-то, кто не привык к подобным вещам, это скромное собрание может показаться претенциозным.

– Мне все нравится, спасибо, – сказала я самым вежливым тоном.

– Я заметила, что мы не часто видим тебя в церкви, дорогая.

– Мама!

Леди Лафферти выпрямилась, но сохранила на изысканном лице терпеливую улыбку.

– Мой отец не очень расположен к священнику.

– Полковник тоже, Розмари, но Господь предпочел бы видеть тебя в церкви, несмотря ни на что.

– Да, леди Лафферти, – сказала я в то же время, как Хильди произнесла:

– Не думаю, что у Господа есть мнение по этому поводу, мама.

– Хильда Мэй, – сурово оборвала ее мать, бросив на меня жалостливый взгляд.

Она прикоснулась длинными пальцами к моей щеке, оценивая меня, так же как Фрэнклин в тот день на пляже, и я поняла, что прежде на меня никто толком не смотрел и не прикасался ко мне, как они.

– Розмари, дорогая, у тебя такое прекрасное имя, как название целебной травы. И ты такая искренняя. Не позволяй моей дочери тебя изменить, дорогая.

И она оставила нас, погладив меня по голове. К нам подошла устрашающего вида женщина.

– Что вы думаете о положении с безработицей?

Я уставилась на нее. Она была высокая, с иссиня-черными стрижеными волосами, в строгом, шикарном костюме, а на лацкане жакета у нее красовалась брошь в виде скорпиона.

– Не знаю, – сказала я.

– Нет, конечно, нет, – отозвалась она, – вы еще совсем дитя.

– Но такое милое, – насмешливо сказала Хильди и ущипнула меня за щеку.

Мне начинало казаться, что все решили надо мной подшутить, но в чем шутка, понять не могла. Эти люди были всем, о