Вена, операционная система - Андрей Левкин

Ну а эту башню тоже, наверное, откуда-нибудь можно увидеть. Но скорее только с какой-нибудь соседней крыши, очень уж она плотно застроена со всех сторон, а внутрь ведомства не войти, пусть и известно точное расположение («Generation 3 G-Tower is located within a military base of the Austrian Army. 48.201734°N 16.355853°E»).

К тому же военному комплексу относится церковь на углу Мариахильфштрассе, утром я уже проходил мимо нее. Ее вроде называют Щипцы, из-за формы шпиля. «Die Stiftskirche “Zum heiligen Kreuz” befindet sich in der Mariahilfer Straße 24 im 7. Wiener Gemeindebezirk Neubau, ist Bestandteil der Stiftskaserne und seit 1921 die romisch-katholische Garnisonkirche von Wien».

Тут я, почти случайно, решил выяснить, как, собственно, называется сама улица, на которой стоят все эти штифты. М-да, она называлась Stiftgasse. Мало того, с утра, выбирая маршрут, я это название уже учитывал, но ни с чем не соотнес. Разумеется, она была названа не в честь казарм и церкви, все восходило к исходному фонду фон Хаоса: «wurde 1862 nach dem Stiftungshaus des Hofkammerrates Johann Konrad Richthausen Freiherr von Chaos (1604–1663) benannt. In seinem “Haus zur Erziehung armer Knaben” wurden meist Waisen aufgenommen. Später Rekonvaleszentenheim, dann Adeligenakademie, die sich zu der bedeutendsten Ingenieurakademie der Monarchie entwickelte. Heute steht an dieser Stelle die Stiftskaserne».

Вот, казалось бы, и ответ: если тут есть Штифтгассе, то вполне логично, что неподалеку может быть и Новая Штифтгассе. Однако между ними не было никакой связи: «Neustiftgasse, 1862 nach dem ehemaligen Vorort Neustift benannt, ursprünglich hieß der untere Teil Am Platzel, Herrengasse, später auch Kapuzinergasse, der obere Teil hieß Auf dem Acker oder Auf dem Garten und Stadelgasse, dann bis 1862 Strohplatzl, Am Platzl und Stadlgasse. Die Neustiftgasse ist Namensgeberin des gleichnamigen, aus acht Zählsprengeln bestehenden Zählbezirks der amtlichen Statistik».

То есть Нойштифтгассе просто вела в Neustift am Walde. Хотя она и появилась в том же 1682 году, что и Штифтгассе, но ее штифт – на других основаниях. «Neustift am Walde war bis 1892 eine eigenständige Gemeinde und ist heute ein Stadtteil Wiens im 19. Wiener Gemeindebezirk Döbling sowie eine der 89 Wiener Katastralgemeinden». Мало того, «Der Name Neustift wurde bereits 1330 erstmals urkundlich erwähnt und stammt vermutlich – по всей вероятности – daher, dass nach dem Untergang des Ortes Chlainzings westlich davon eine neue Stiftung am Walde entstand».

Вот так все, стало быть, безо всякой лирики: одна рутинная необходимость, никаких карандашей, новых и старых неподалеку друг от друга. Вообще, так ведь всегда: лирические предположения замещают реальность. Наверное, с антропологической точки зрения это говорит о чем-то хорошем. Однако реальность сейчас уже так легко восстановима, что куда же теперь всякие милые домыслы? И какие еще нужны фикшны, когда все, действительно существовавшее, совершенно доступно, упаковано во всех своих ходах, последовательность которых живее любых сочиненных конструкций? Даже на этом небольшом участке возле Neustiftgasse все так плотно, что любые домыслы в сравнении со вполне обычными отношениями, висящими над этим небольшим районом, были какой-то демоверсией, притом – непонятно чего именно. Незачем додумывать, раз уж что-то пришло в голову, то детали неподалеку. И вот странно, что при первом взгляде на название Нойштифтгассе себя не выказал вполне знакомый Фонд Людвига, который тут за углом и который, разумеется, Stiftung Ludwig.

Да, а оттовагнер в 7-м округе тоже был, и чуть ли не самая главная из его бытовых построек, на Нойштифтгассе, 40. Его последний жилой дом, определяемый как венец его эволюции – от времен Ринга к Сецессии и далее. В данном случае имелось в виду, что тут он уже полностью снял фасадные противоречия между различными уровнями здания; они же – уровни жизни, различные для богатых офисов и бедных квартир. Дом я пока так и не видел, больше сказать нечего, но пишут, что в этом доме у него самого тоже была квартира. Собственно, у него было такое обыкновение: он всегда или часто покупал себе в очередном выстроенном им доме квартиру, переезжая в нее по окончании строительства. Вообще, литераторы живут точно так же. Они всегда находятся в своем последнем законченном опусе, строят – выходя оттуда на работу – следующий, а предыдущие почти и не помнят. То есть помнят, что были, но как там все устроено – уже нет. Будто они с ними и не возились по году или больше. Ну не все, некоторые.

Так что этот текст также является постройкой, в которой – до следующего текста – будет (да и предпочтет, как иначе) жить и его автор. Тут никаких установок, так оно само собой выходит: на свете всего так много, что всегда живешь в последнем, что для себя сформулировал, тем более – если это еще и записал.

Учитывая же инструментальную составляющую данного сочинения (все эти линейка, разрывы, окисление нечетких субстанций, четкое без свойств исходное Ich), можно сказать, что эта постройка (то есть пишущийся, а для читателя – уже происходящий текст) стоит ровно на границе окисления и даже является его агентом: абзац прочитан – он затвердел. А ведь он бы мог быть каким-то другим. Кроме того, еще это машинка для обеспечения «проницаемости границы между эго и внешним миром» – согласно описанию характера проблем столетней давности в изложении уже упоминавшегося К.Э. Шорске («Fin-de-siècle Vienna: politics and culture»). Одна сторона еще там, другая – уже окислившаяся. Что там внутри и как они взаимодействуют? О, внутри именно то, что здесь записывается, а как будет записано – так и будут взаимодействовать. И вряд ли наоборот.

Так что тут – по окончании текста – какое-то время я буду находиться внутри. Практически там жить. Поэтому есть бытовые вопросы заполнения этого строения разными полезными фичами. Тут надо устроить свое личное пространство, перевезти в него что-то, что имеется на сегодня, а еще и то, что жаль выкинуть из прошлого. Его, такого, раньше не было. Это хорошо, но его надо немного обустроить. Лучше, конечно, новыми штуками.

Что ж, есть еще полдня: Simmering так Simmering, точнее – Газометры. Газометры – это реальные сооружения для газа, что ли он там как-то уплотненно хранился. Потом их перестали использовать, не так давно, в шестидесятых. Стояли бесхозные, почти как башни ПВО, но с ними обойтись проще: ибо меньше раза в четыре-пять, чем ПВО-башни круглой модели, да еще из кирпича, а не из бетона. Собственно, их-то никто сносить не собирался, тем более что стоят на отшибе, никому не мешают. Находятся, разумеется, на станции метро «Газометр». Почему они называются «газометрами»? По-русски это скорее газгольдер. Но здесь это станция «Gasometer» линии U3. Причем свежая – ее открыли только в 2000-м. Тут, понятно, решили наконец превратить Газометры в социальное пространство.

Местность вокруг станции такая, какая и положена, чтобы на ней находились хранилища газа. Или даже не хранилища, а фабрика по его производству из угля. То есть тут где-то делали из угля «городской газ» – в смысле не природный, и хранили его в этих емкостях. Теперь тут почти пусто – ну, не считая самих башен. Рядом только новая застройка торгового свойства и вот эти штуковины, они стоят колонной от метро в глубину дальнейшей территории. Их четыре, и они не совсем уж круглые. То есть круглые, но – то ли из художественных соображений, то ли для надежности – сделаны ребристыми. В плане сверху выглядели бы как шестеренки, хотя и ленивые – со слабо выраженными зубцами. Зубцов, ребер на здании много, штук 60 наверное, а тогда уж для красоты и 64, скорее всего.