Тайны русской водки. Эпоха Иосифа Сталина - Александр Никишин

Завидный-то завидный, да все романы его какие-то шальные, скандальные. Вот Катя-цыганка из ресторана «Яр». Дарил ей серьги, кольца, модные вещи. А деньги брал у еврея-ростовщика в долг. Пообещал ей 50 тысяч на «мелкие расходы» для цыганского хора, снова обратился к ростовщику. Отец, узнав, рассвирепел. Вызвал ростовщика в дом на Пятницкой, вернул ему долг сына и пригрозил, что если хоть раз того деньгами ссудит, засадит ростовщика в каталажку, найдет повод!

А сына запер, пока не выветрится из головы дурь, эта его страсть к цыганке. Тот накалил на огне булавку и сделал на руке татуировку – букву «К» – Катя. Жить, говорит, не могу без нее, хоть убейте!

И тогда родилась у Петра Арсеньевича идея, как излечить сына от любви. Отправил его в Китай. По семейной легенде – открывать смирновские магазины в Харбине и Шанхае. А на самом деле – с глаз долой. В дорогу отец сына напутствовал так: «Если через год не разлюбишь цыганку, разрешу на ней жениться».

Дорога до Китая долгая. От скуки сел Владимир играть в карты с каким-то офицером и, как водится, все проиграл, да еще и в долги влетел.

Обратился за деньгами к родному дяде, который с ним ехал, но тот категорически отказался за него платить. Взял Смирнов гитару и в ресторане стал петь романсы. Людям нравилось, платили щедро. И долги отдал, да и себе на жизнь заработал.

В Китае про Катю забыл быстро, так как снова влюбился. В хорошенькую китаянку, супругу китайского крупного чиновника. Тот, узнав об измене жены, подослал к Владимиру Петровичу «хунхузов», наемных убийц из местных криминальных банд. Раненного, полуживого, Смирнова спасла его китаянка, буквально вернула с того света, выходила.

В Москве он узнал о судьбе своей Кати, которую когда-то так пламенно любил. Умерла при родах. Умер и ребенок. Но отец не позволил ему долго горевать – ввел в дело и дал поручение разрабатывать новые напитки с технологом Ломакиным. И невесту сыну присмотрел – дочку богатого купца Шушпанова из Ростова-на-Дону, имел с ним деловые интересы.

Потом были свадьба, медовый месяц в Италии и – новая тайная любовь, актриса из Питера Александра Павловна Никитина. Чехов высоко отзывался о ее таланте, называл «моя актрисочка», хотел видеть ее в «Трех сестрах». Играла во многих спектаклях, конкурировала с самой Комиссаржевской.

Тайный роман с актрисой закончился рождением сына – Володи. Через несколько лет Владимир Петрович разрывает свой брак и женится на Никитиной. Живут они с женой и сыном в Москве в роскошном доме на Садово-Самотечной, который построил для него сам Шехтель. Здесь же конюшни для орловских рысаков. Владимир Петрович в начале XX века увлекся лошадьми. Продал свою долю в водочном бизнесе отца, а деньги вложил в коневодство. На Скаковой улице отстроил конюшни для своих рысаков, приносивших ему хороший доход на императорских скачках. Был у него и конный завод под Москвой в имении Шелковка.

Музыку тоже не оставил, скорее, наоборот, пристрастился к оперетте.

В своей книге «О любимом жанре» искусствовед Г. Ярой написал о В.П. Смирнове с иронией: «Любовь этого мецената к оперетте простиралась так далеко, что лошади из его скаковой конюшни назывались именами опереточных героинь».

А потом в его жизни появилась полька Валентина Пионтковская, певица оперетты. Вот как ее аттестовал тот же Ярой: «Удивительно хорошо Пионтковская играла… Я и сейчас помню, как она появлялась в голубом костюме Коломбины с яркими помпонами, в маске и как, смеясь, пела она свою первую арию… весело и иронически…»

Как пишет Смирнов в воспоминаниях, «между нами сразу возникла симпатия». В Петербурге снимает для нее театр «Пассаж», под Пионтковскую формируют репертуар и даже вызывают из-за границы модного композитора Легара, который лично аккомпанирует ей на спектакле.

Благодарный Смирнов дарит ему лиру из чистого золота и белого скакуна. Жена тем временем подает на развод, он обвиняет ее в измене, забирает сына и увозит из Москвы в Петербург. Там у него дом и там они живут с его новой возлюбленной Пионтковской. Она играет в театре, он занимается лошадьми.

Дальше все, как в «мыльной» мексиканской опере. Никитина, воспользовавшись его отъездом за границу, о чем ей сообщает подкупленный слуга, крадет сына и увозит в неизвестное место. Газеты обеих столиц пестрят заголовками: «Похищен сын миллионера!», «Киднепинг в Петербурге!» А потом началась революция 1917 года…

Чекисты взяли его в Пятигорске и приговорили к расстрелу. Пионтковская передала начальнику «чрезвычайки» все свое золото, бриллианты и шубы, надеясь, что тот отменит смертный приговор Владимиру Петровичу. Пять дней подряд его водили на расстрел. Ставили к стенке, комиссар зачитывал смертный приговор. Звучала команда: заряжай! Лязгали затворы винтовок, но команды «пли!» Смирнов так и не дождался. Комиссар командовал: «Отставить!», плевал в лицо Смирнову и, пообещав: «Шлепнем тебя завтра!», отправлял его в камеру.

В камере Владимир Петрович молился Богу о спасении. А пришло оно в образе бородатых казаков генерала Шкуро, прорвавших оборону красных и освободивших узника чекистского острога.

Далее есть версия, что Смирнов и Пионтковская ушли в Турцию на кораблях «белой армады». Эти корабли увезли из России 100 тысяч русских людей, ставших беженцами.

В Константинополе Валентина Пионтковская открыла кафе «Паризиана», где с успехом давала концерты для беженцев.

И Владимир Петрович показал характер и умение выживать в экстремальной ситуации. Не опустил руки, как многие беженцы, не спился, не пал духом. Чтобы выжить, решил заняться тем, что знал и умел, – производством «Смирновской». Первая «Смирновская» называлась «Одеколон 80° тройной»; сохранилась ее рецептура, написанная рукой Смирнова.

Своей рукой он рисовал и ее этикетку, а название написал по-английски специально, чтобы могли прочесть иностранцы – SMIRNOFF. Так обозначал свою экспортную продукцию отец. Рецепт водки В.П. Смирнов передал на новую «Смирновскую» фирму, зарегистрированную во Львове.

Сегодня его обвиняют, что не имел права производить «Смирновскую» водку, так как до революции продал марку братьям и вышел из бизнеса. Обвинение в адрес беженца, который едва спасся от красного террора, остался на чужбине без куска хлеба и даже помышлял о самоубийстве, не видя будущего в эмиграции, звучит по меньшей мере странно. Если не подло.

Но странно и другое. Если в советской России творится беспредел, то Владимир Смирнов, оказавшись на чужбине, пытается все делать законно. В учредители фирмы он вводит брата Николая, который остался в Москве, и просит у того разрешения производить «Смирновскую». Брат Николай делает невозможное. Он заверяет у московского нотариуса доверенность брату на ведение дел в Европе, тем самым навлекая на себя гнев новой власти.

В учредители фирмы войдет и гражданская жена Смирнова – певица Валентина Пионтковская, с которой он бежал из советской России и которая в трудную пору всячески поддерживала его.

Но из Турции им пришлось бежать. К власти пришел Камаль Ататюрк и провозгласил лозунг: «Турция для турок!» Но не в этом усмотрели русские эмигранты угрозу собственной безопасности. Ататюрк нашел союзника в лице Владимира Ленина, а это могло значить только одно – чекисты не дадут русским эмигрантам жить спокойно в Турции.