Мария Антуанетта. Королева бриллиантов - Элен Баррингтон
Шрифт:
Интервал:
Бёмер, конечно, мог легко получить новую аудиенцию. Королева прислала ему несколько драгоценных камней для починки, а положение придворного ювелира давало ему право свободного доступа во дворец. Через несколько дней, когда он почувствовал себя лучше, то попросил о встрече в Версале. Бёмер получил разрешение: по-видимому, королева уже забыла о бриллиантовом ожерелье, как о неприятном эпизоде. Всё уже теперь было в прошлом.
Итак, ювелир вновь стоял перед дверью её кабинета. Дама, объявившая о его приходе, удалилась, полагая, что королева слышала имя посетителя. Бёмер ждал, когда фрейлина пригласит его войти. Это была мадам Кампан, получившая известность благодаря своим «мемуарам», в которых она описала все важные события этого периода французской истории. Приятная, милая женщина с бледным лицом, мягкими каштановыми волосами и сверкающими глазами, она, смеясь, слушала какую-то историю, которую ей рассказывала королева. Бёмер отчётливо слышал каждое слово. Маленькая принцесса сидела рядом с матерью за вышивкой.
— Как жаль, мадам, — говорила королева, — что вас не было здесь сегодня утром, когда я примеряла чудесный головной убор, который изобрела для меня мадемуазель Бертен. Даже короны не идут с ним ни в какое сравнение, он просто великолепен! Когда я пошла укладывать волосы, то с удивлением увидела, что мой парикмахер Шабо принёс с собой лесенку. — Боже мой! — воскликнула я в изумлении, — а это для чего? — Он вежливо поклонился. — Мадемуазель Бертен поместила все украшения на такой высоте, что я при своём далеко не гигантском росте не смогу до них дотянуться. Надеюсь, ваше величество позволит? — И он, стоя на лесенке, возложил этот головной убор мне на причёску. Все мои фрейлины просто давились от смеха. Глупо, правда? Но мне кажется, что он мне идёт.
— Он просто восхитителен, ваше величество, — воскликнула её собеседница, не кривя душой. У королевы была внешность, позволявшая ей носить такие наряды, которые другие не осмелились бы надеть на себя. А её модистка, отлично зная о стремлении королевы в женской компании быть выше других, изобретала для неё немыслимо высокие головные уборы.
Был поздний вечер, и Мария-Антуанетта уже оделась для приёма. На ней было роскошное платье из индийской золотистой ткани с фижмами, которое переливалось различными оттенками — от светло-золотистого до оранжевого. На груди в глубоком вырезе в обрамлении брюссельских кружев поблескивали бриллианты, а напудренные волосы были собраны в замысловатую причёску, украшенную живыми розочками, страусиными перьями и петельками, усыпанными крошечными бриллиантиками.
Бёмер, прислушиваясь к беззаботной болтовне, всё больше расстраивался. Нет, он не в силах больше этого выносить. Почему все могут смеяться, чему-то радоваться, когда такие честные люди, как он, стоят на краю пропасти? Почему эта царственная женщина улыбается, если он, Бёмер, так страдает?
Бёмер кашлянул. Мария-Антуанетта, обернувшись, увидела его в раскрытой двери. Улыбка тут же пропала, она вновь стала Её Величеством. Мадам Кампан ввела Бёмера в кабинет. Старик низко поклонился.
— Рада видеть вас в добром здравии, месье. — Мадам Кампан слышала, что вам сейчас очень тяжело, и это известие сильно опечалило нас с королём. Мы считаем вас своим верным слугой. Вы принесли мой изумрудный браслет?
— Надеюсь, ваше величество, что моя работа придётся вам по вкусу и вы её одобрите.
С этими словами он положил на стол браслет. Королева внимательно осмотрела дорогую вещицу, показала мадам Кампан изумруды, в один из которых был вставлен миниатюрный портрет её сына, маленького дофина. Взгляд королевы смягчился, и на лице появилось трогательное выражение, сразу вселившее храбрость в несчастного старика.
— Ваше величество, я снова умоляю вас выслушать меня, спасите от гибели отчаявшегося человека. Вам это ничего не стоит. Купите у меня моё бриллиантовое ожерелье. После нашей последней встречи я через своих людей предлагал его их величествам: королю и королеве двух Сицилий, надеясь, что эта блистательная чета, славящаяся своей роскошью и великолепием, приобретёт моё изделие. Но увы, они отказались. Я предлагал его ещё в нескольких местах, и тот же ответ. Нынешнее моё положение просто чудовищно. Партнёр стал мне заклятым врагом, кредиторы точат зубы. Не будет мне нигде пристанища ни на земле, ни на небесах, если вы только не выслушаете мои мольбы. Ах, ваше величество... — Бёмер умолк, он больше не мог выдавить из себя ни слова. Старик молча опустился на колени, воздев к небу руки.
Марии-Антуанетте захотелось с негодованием ответить что она запретила ему донимать её своими личными делами. Но природная доброта не позволила оттолкнуть старика. Поэтому сначала она попыталась его урезонить.
— Встаньте, Бёмер. Ваши мольбы вызывают у меня боль, а вам ничего не принося. Для чего приписывать мне ваши беды? Вы, по-видимому, запамятовали, что все эти бриллианты вы собирали, надеясь получить прибыль для себя, и не спрашивали на то позволения ни у меня, ни у короля. Ожерелье предназначалось для мадам дю Барри. Почему же вы сейчас не предлагаете ей его купить? У неё есть средства, и мне кажется, это ожерелье больше к лицу ей, чем мне.
Но Бёмер не поднимался. Маленькая принцесса, широко раскрыв глаза, с интересом и удивлением наблюдала за необычной сценой.
— Ваше величество, я предлагал, но она отказалась. Говорит, что у неё нет денег. Не осталось никого, кроме королевы Франции, которая может спасти одного из своих подданных от ужаса нищеты.
— Месье, я велела вам подняться. Эти поклоны здесь неуместны — они могут лишь вызвать во мне гнев! Я не могу купить ваше ожерелье. В настоящее время это невозможно. К тому же мои шкатулки ломятся от дорогих украшений, а сколько у меня ещё отдельных крупных бриллиантов. Целые россыпи. Но чтобы доказать вам, что я сочувствую вашему несчастью, признаюсь: я ещё раз говорила об этом деле с королём. Я предложила ему, если он найдёт сумму приемлемой, приобрести ваше ожерелье для бракосочетаний наших девочек. Мы будет хранить его до этих торжественных дней. Сама я не намерена его надевать. Никогда! Но его величество ответил, что королевские дети Франции ещё слишком малы и ради них нельзя пойти на такие огромные траты. Ожерелье будет долгие годы лежать в футляре. В общем, он принял окончательное решение не в вашу пользу, месье. И давайте больше не будем об этом говорить.
Несчастный старик, ломая руки, заплакал.
— Что скажу я, ваше величество. Для меня жизнь кончилась. Я не могу жить в нищете и позоре. Я брошусь в Сену, и все мои несчастья сразу уйдут. Больше я вас не потревожу. Одного слова вашего величества достаточно, чтобы спасти меня, но вы отказываетесь его произнести.
Маленькая принцесса, слегка напуганная этой сценой, слезла с высокого стула и спряталась за спиной матери. Мадам Кампан застыла, словно статуя, как того и требовал в таких случаях дворцовый этикет.
— Нужно ли мне повторять, месье, что все эти слёзные мольбы наносят мне оскорбление. Честные люди не падают на колени, чтобы требовать милости. Если же вы собираетесь покончить с собой, то подобные угрозы не делают вам чести. Я считаю это безумием и снимаю с себя всякую ответственность. Вам лучше, чем кому-либо другому, было известно, что я не собираюсь увеличивать свою коллекцию драгоценностей. И я ничего не знала о том, что вы работаете над бриллиантовым ожерельем. Только после смерти Людовика XV я узнала, что оно предназначалось для мадам дю Барри. Кстати, есть выход из положения, о котором вы, по-видимому, забыли. Можно разобрать ожерелье и продать бриллианты поодиночке. У вас не возникнет никаких трудностей с их продажей. А эта безобразная сцена в присутствии моей маленькой дочери меня возмущает. Ступайте, месье, и больше в таком виде не появляйтесь! Ступайте!
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!