И нас качают те же волны - Лидия Луковцева

Сын ее, наследник, почти каждый год приезжал весной на путину. Рыбачил, солил воблу, по двору что-нибудь всегда делал – камыш корчевал, забор вон не падает – укрепил. Неплохой был мужик, шахтер, из Кузбасса.

– Почему – «был»?

– Да так получается. Год уже ни слуху, ни духу. Был бы жив, хоть бы письмо написал, что делать. Дом пустой стоит, ветшает, соседи с правой стороны живут и боятся – того и гляди, полыхнет! В нашу-то сушь… Если бы хоть соседи слева жили, было бы спокойнее. Тоже умерли Шустовы, один за другим. Наследники никак не продадут, много хотят. Мрет народ, как мухи, а молодежь в квартирах жить хочет да в коттеджах, у кого денежки водятся.

Дома, что справа и слева от терема, чтобы не иметь уж слишком жалкий вид на фоне вознесшихся за их спинами хором, изо всех сил старались выглядеть прилично. Как молодящаяся женщина, желающая придать себе товарный вид, они воспользовались средствами строительной косметологии: облачились в сайдинг, поменяли деревянные окна со ставнями – на пластиковые с жалюзи. Бедненько, но чистенько.

– А за этот дом сколько хотят?

– Полтора миллиона, да кто ж им даст за гнилушку? Там ни газа, ни воды во дворе, и двор камышом зарастает. Уже шпанье начинает лазить, дом-то угловой, по дороге день-деньской на Волгу идут-едут. А из этого двора и к Тихановичу пролазят. Гоняем, да кого сейчас напугаешь? Тебе скорее башку снесут.

– А как же посмотреть можно?

«Молодой человек» внимательно взглянул на Милу.

– Так ты теремком интересуешься или нормальный дом хочешь купить?

– Я б и терем купила бы, да вы же говорите, что не у кого. Да и денег таких у меня нет, чтоб его отстроить.

– Так и тот дом рук потребует. Муж-то есть?

– Сегодня нет – завтра будет! – резвилась Мила. – А не будет – соседи помогут. Поможете ведь?

– Ну, ладно, – решился Федор Игнатьевич. Они мне ключи оставили, если что… Сейчас пойдем смотреть?

– А давайте! Раз пошла такая пьянка!

Дед пошел за ключами.

– Ну, и что значит это представление? – неодобрительно поинтересовалась Людмила Петровна.

– Ты что, правда, не понимаешь? Пока мы с дедом будем осматривать шустовский дом, вы обследуете двор: он же сказал, что через этот двор шпана в соседний лазит. Значит, лаз есть, или доски в заборе оторваны

– С ума сошла! Тебе-то что?

– А как мы по-другому попадем в тот двор? Как мы будем теремок человеку показывать?

– А как ты собираешься в этот двор попадать в дальнейшем? Деду лапшу на уши вешать? Так дед – не промах! Или замуж за него пойдешь?

– И согласится ли твой «человек» лезть в дыру в заборе? Всякий нормальный человек унюхает тут криминальный душок!

– Если он не авантюрист и не страдает хроническим насморком.

– Ой, да ладно! Рассосется! Вы только не мешайте!

Тихую перебранку подруг прервало появление «молодого человека», да не одного, а с «девушкой» примерно его возраста – женой, как оказалось! Зинаида Григорьевна – тоже небольшого росточка, усохшая, с лицом, как печеное яблочко, бабуська – тоже захотела пойти показать дом потенциальной соседке, заодно и посмотреть, что за фря, из-за которой так засуетился ее «драгоценный». Одна угроза для Милы миновала – замужество. Зоя Васильевна и Людмила Петровна имели возможность наблюдать редкое природное явление: мгновенное перевоплощение молодцеватого дамского угодника – в дедулю, павлина – в облезлого от старости властителя курятника. И баритональные раскаты в голосе больше не звучали. Да и Милкины горловые переливы исчезли, а проснулась боль в колене. Не пава плыла, а прихрамывала немолодая женщина.

Осмотр много времени не занял, хотя Людмила Ивановна как могла, тянула время: выстукивала стены, в одном месте отковырнула обои, осматривала подоконники, занимала бабку разговорами. Подруги покупательницы в дом не пошли, хотели побыть на воздухе по причине головной боли, а оставшись во дворе одни, времени зря не теряли: начали осматривать забор по периметру.

Лазы-таки существовали, причем со всех трех сторон! За глухой стеной дома, которая когда-то окнами смотрела на Волгу, а теперь на трехэтажный коттедж, в новеньком добротном заборе тоже обнаружился лаз. Он был лишь прикрыт досками, легко сдвигающимися, которые Зоя Васильевна сразу и сдвинула. Сдвинула – и тут же птахой вспорхнула вверх: на нее внимательно смотрели два карих любопытных глаза, расположенные на огромной – баскервильской! – собачьей башке. Монстр негромко сказал «гав», и в слове явственно звучал вопрос.

Взлететь-то Зоя взлетела, благодаря шквальному выбросу адреналина, но земного притяжения пока еще никто не отменял, и в следующую секунду она шлепнулась на копчик, приготовившись к худшему. Утверждают, что в последний миг перед глазами человека успевает промелькнуть вся жизнь. В мозгу у Зои Васильевны крутился лишь стишок из какой-то сказки: «Ты не смерть ли моя, ты не съешь ли меня?». Еще она успела подумать, что либо утверждающие подобное врут, либо это еще не последний миг ее жизни.

У Люси реакция всегда была отменной, но ситуация складывалась настолько экстремальная, что она превзошла себя: как только Зайка вертолетом взлетела над землей, Люся, не видя, что происходит, поскольку стояла спиной к забору, нутром почуяла опасность и автоматически сдвинула доски на место, тем самым врезав чудовищу по носу. Вследствие эффекта неожиданности и болевого шока с собакой случилось то же, что с Зоей Васильевной: обе не издали ни звука. Зажмурившись, Зоя с Люсей ждали, что пес сейчас пойдет на штурм забора или – как манны небесной – что он ограничится осатанелым лаем, но тут вдалеке раздался женский вопль: «Дик, свинья этакая, ты опять полез в клубнику ср…ть?», и Дик помчался на зов. Потом донеслось поскуливание безвинно оклеветанного Дика: то ли пес безуспешно пытался доказывать свою лояльность на предмет клубники и прочих обвинений, то ли рвался к забору разобраться, но не имел возможности.

Осмотр дома, наконец, завершился. Людмила Ивановна обещала подумать, посоветоваться с детьми, прикинуть, так сказать, финансовые возможности, и, если надумает, придти за адресом и номером телефона хозяев.

– Как тебе покупательница? – спросил дражайшую половину Федор Игнатьевич. Как оказалось, старания Милы обаять бабулю потерпели крах: Зинаида Григорьевна за долгую многотрудную супружескую жизнь научилась чуять фальшь животом. Она была бескомпромиссна и задумалась лишь на миг.

– Стерва! – сказала она, и это был окончательный вердикт.

* * *

Если к дому Тихановича подруги «скакали», то к их обратному пути был более применим термин «шлепали»: устали, да и припекало все сильнее. Пора было по домам.

– Ну, куда вы несетесь? – поскуливала Мила.

Подруги притормаживали, потом незаметно опять наращивали темп. Ванилин выветрился, и мошка лютовала все сильнее.

– Когда же ее потравят чем-нибудь? – злилась Людмила Петровна. – В космос летаем, а с этой гадостью справиться не можем!