И нас качают те же волны - Лидия Луковцева

Недолгий период ухаживания завершился свадьбой. Большой любви, конечно, не случилось, была взаимная симпатия двух интеллигентных людей и, с обеих сторон, чувство назревшей необходимости создавать семью. Он был единственным сыном, как Зоя – единственной дочерью, отцы у обоих уже умерли. Мама Влада прихварывала, и жить молодые решили с нею, да там и протекла их семейная жизнь, вполне благополучная.

Мужу едва исполнилось пятьдесят три, когда его не стало: инфаркт. Это было первое большое горе в жизни Зои Васильевны, но тогда была жива мама. Вместе тянули-доучивали детей, впрочем, уже достаточно взрослых: Мише – двадцать два, Лене – восемнадцать. Вернулись к ней, а прежний свой дом, бывший родительский мужа, сдавали внаем – неплохое подспорье. Горе пережили вместе, а это – уже полгоря.

Через шесть лет от инсульта умерла мама. Зоя Васильевна переживала ее смерть одна: Миша, закончивший мореходное училище, был в «загранке», и на похороны выбраться не смог. Лена, вышедшая замуж первый раз в двадцать один год, через два года развелась, но, вкусив самостоятельности, продолжала жить в доме отца, под мамино крыло возвратиться не захотела. В то время, когда умерла бабушка, у нее протекал медовый месяц со вторым мужем, и даже в первые сорок дней ночевать у матери она не могла, вернее, не хотела: считала все эти деликатные моменты сантиментами и предрассудками. Молодость и смерть – вещи трудносовместимые, но надо признать, что некоторая душевная черствость Леночке была присуща.

Тут-то подруги и подставили свои хрупкие, но надежные плечи: и поминки, и на кладбище, и ночевки по очереди. После сороковин Люся сказала: «Я, конечно, могу к тебе ходить, но ведь когда-то надо начинать привыкать». И она начала привыкать. Днем – работа, а ночи текли в полубодрствовании – полусне: читала, включала телевизор, пила водичку, корвалол, бродила по комнатам. Вымотавшись за несколько ночей без сна, в какую-то ночь как в пропасть проваливалась – отсыпалась. Снотворное принимать не решалась – боялась проспать, не услышав будильника, и опоздать на работу. Почему-то ей было не так сиротливо, муторно, страшно, когда кот решал не идти в свою «ночную смену», а остаться на ночь дома: он чесался, вылизывал себя, даже похрапывал тихонько – живая душа рядом.

Сын появлялся нечасто, он уже успел жениться и тоже развестись. Невестку за время их брака Зоя Васильевна видела не более пяти раз, внука – еще меньше. Были у женщины смутные подозрения, что мальчик – сын другого мужчины, не Миши: уж слишком быстро разошлись, ребенку только семь месяцев исполнилось, и Настя почти сразу опять вышла замуж. Развод произошел по ее инициативе, от алиментов на себя и ребенка она отказалась, а теперь исподволь вела дело к тому, чтобы Миша отказался от отцовства. Когда Зоя Васильевна сказала Мише, что хочет съездить в Новороссийск, где жила бывшая семья сына, повидать внука, тот прямо-таки вскинулся:

– Нечего делать!

Мише такая грубость была не свойственна.

Сейчас у него была гражданская жена в Севастополе («в каждом порту по жене», – невесело шутила мать).

Дочь детьми не обзавелась, слава богу! А может, вовсе и не слава богу, а наоборот: была бы сейчас Зое Васильевне отрада. Но, с другой стороны, чужой дядька – новый муж, Андрей, стал ли бы хорошим отцом ребенку? А то, что с Виктором Леночка развелась, – вот, поистине, слава богу! Дождется еще Зоя Васильевна внуков. Что ж поделаешь, раз так жизнь складывается.

Заканчивался июнь. После майских холодных дождей сразу упала жара. Дни тянулись бесконечные, темнело уже почти в десять, и темнота падала сразу. С городского пляжа день-деньской долетали взвизги купальщиков. Жизнь была бы прекрасна, если бы ее не отравляла мошка – неизменный атрибут июня. Старожилы с унынием вспоминали времена, когда этой пакости в здешних местах не было, она пришла с низовий Волги где-то в конце 70-х.

Скоро месяц, как три пожилые дамы начали претворять в жизнь свой план – минимум, в котором третьим пунктом значились прогулки. Осуществлением первого пункта стало посещение музея истории города.

И сегодня, по сложившейся уже традиции, встретились у перекрестка, дошагали до ближайшего дома, возле которого сохранилась лавочка, и сели обсудить маршрут. Лавочек в старой части Артюховска оставалось все меньше: молодежь оккупировала их по ночам и лишала хозяев дома покоя – пили пиво, пели, вернее, вопили дурниной, ругались матом («матились»). Если принять во внимание, что за закрытыми ставнями окна были открыты, по причине жары, то понятно, что хозяевам приходилось несладко. Постепенно лавочки ликвидировали. На смену им пришли складные рыбацкие стульчики, с которыми население выходило на вечерние посиделки. Похоже, близились времена, когда и о лавочках будут ностальгически вспоминать старожилы.

От подруг вкусно пахло сдобными булочками: чья-то изобретательная голова придумала новое средство от мошки. Традиционным и самым немудрящим средством были ветки сирени и акации с близлежащих кустов, ими и обмахивались граждане на автобусных остановках и гуляющие, обламывая немилосердно кусты. А это не веером на балу обмахиваться, скорее, веником в бане себя нахлестывать.

Уже населением были опробованы одеколон «Гвоздика», крем «Таежный», настой гвоздики на тройном одеколоне – мошка приспосабливалась ко всему. Появились в продаже накомарники – гибрид шляп с вуалью из москитной сетки, но такой вариант был популярен только у дачников да у некоторых лиц преклонного возраста. Самое эффективное средство оказалось простым, как все гениальное: смесь ванилина с детским кремом. В июне на артюховские рынки выбрасывалось несметное количество ванилина, но он был в дефиците весь месяц. Логисты в столице, наверно, ломали головы над этой проблемой – почему именно в июньскую жару поволжских хозяек одолевает страсть к выпечке? Но пока народ экспериментировал – мошка мутировала. Через год-два, возможно, запах ванили будет для нее так же желанен, как запах «Шанели» или «Кензо» для светской львицы…

– Куда сегодня? – спросила Зоя Васильевна. – В парке были вчера, на набережной позавчера…

И тут зазвонила «нокия» Людмилы Ивановны.

– Юлька! – оповестила та подруг. – Ни раньше, ни позже! Да, доченька! – и вовлеклась в диалог с дочерью.

Людмила Петровна и Зоя Васильевна затеяли тихий разговор, чтобы не слушать, но реплики подруги убили их деликатность на корню. Они навострили ушки.

– Ну ладно, ладно, мы подумаем! Пока, всем привет! – наконец закруглилась Мила.

– Что там? – спросила Люся с подозрением. – К тебе едут или к себе зовут?

– Не угадаете! К нам едет столичный гость.

– Это еще что за фрукт? И почему – «к нам»? Мы тут с какого боку? – в недоумении спросила Зоя Васильевна.

– Моя дочь преподносит очередной сюрприз, – пожала плечами Людмила Ивановна.

А суть была в следующем. Юлин сосед-вдовец, пенсионер-архитектор Игорь Николаевич имеет увлечение: русское деревянное зодчество, конкретнее, деревянная резьба, даже пишет работу по этой теме. Он знает, что Артюховск, в числе других поволжских городов, когда-то был знаменит этим промыслом и мечтает съездить в один из городов, увидеть, так сказать, «живьем» то, что еще сохранилось. Он, конечно, посетит музей истории города, сходит в Комитет по охране памятников культуры. Ему, возможно, дадут адреса существующих деревянных зданий, представляющих художественную ценность. Но он хотел бы просто походить по улицам старого города. Может, откроет что-то особенное, никому не известное, а может, отыщется современный умелец, сберегший секреты ремесла.