Памятник Бешеной Пехоте. Первая чеченская война - Константин Масалёв

окончательно ясно, что боевиков в селе нет, и оставив южную часть Гойского, которая находилась за каналом, на растерзание пехоте взвод «Кобра» пошел вдоль арыка назад, к тому месту, где вчера видели кресты с распятыми пацанами. Но и здесь то же ждало разочарование, сгоревшая БМП стояла на месте, а крестов не было. «Чехи» за ночь успели прибрать за собой все следы своего беспредела…

СМЕНА ТАКТИКИ

…После Гойского наша бригада двинулась на Грушевое и Комсомольское, но боевики не стали особо цепляться и биться за эти села, а по старой доброй традиции ушли в горы, благо далеко им идти было не надо. Мы, по той же традиции, должны были от них отстать и остаться в населенных пунктах, но делать этого не стали, а, оставив технику на дорогах, тоже вошли в лес не давать «чехам» покоя. Углубившись в лес на пятнадцать-двадцать километров, роты бригады встали на горных тропах и реках. Разведрота разбила свой лагерь между речкой Гойта и тропинкой, уходящей вниз на Комсомольское. День мы вышагивали по спирали вокруг лагеря, высматривая и вынюхивая «чехов», а ночью разбились на тройки и сели в засаду вдоль тропинки. Мне выпало сидеть в дозоре с Димычем и Дрюсиком. Рассевшись в десяти метрах друг от друга мы стали ждать подвигов и приключений….

…Приведений в Чечне я наблюдаю не в первый раз, от хронического недосыпания со мной это иногда случатся, как не поспишь пару-тройку дней и сразу начинается нашествие всякой потусторонней хрени наяву. В первый раз сильно испугался, потом со временем стал привыкать. А впервые я столкнулся с этой бедой на учебно-боевой вылазке в бывшей шалинской танковой учебке, когда отрабатывали отражение внезапного нападения на разведдозор. Мой напарник из Ярославля Ромка Колдун с упоением на бегу расстреливал из пулемета условного противника, а я бежал за ним и собирал пустые отстреленные ленты, как вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Глянув в лес я реально чуть не обделался – на меня глядела собака которая ростом была выше деревьев, и собака эта была ну очень реальная! До меня сразу дошло что это видение, но собака от этого не исчезла и пока мы шли по лесу я чувствовал ее взгляд. Оглядываясь я видел, что она так же сидит на месте и смотрит мне вслед.

Видение, которое я наблюдаю сейчас не такое пугающее, как шалинская собака, но то же очень явное и реальное. По тропинке, один за другим идут три чеченца, причем в таком виде, какими их рисуют в учебниках истории, реальные абреки из девятнадцатого века – в древних одеждах, с кремниевыми ружьями и кинжалами, с газырями на груди, бородатые и полупрозрачные.

Ущипнув себя убеждаюсь, что не сплю. Оглядываюсь на напарников – Димыч отсутствующим взглядом смотрит тропинку, а Дрюсик тихо и мирно посапывает в дреме. Шепотом спрашиваю, что б успокоить свою совесть:

– Димыч, спишь?

– Неа…

– Видишь кого-нибудь?

– Где?

– На тропинке….

Димыч смотрит на меня (видно в моем голосе что-то не то), на тропинку, опять на меня:

– Ни кого не вижу. А что?

– Не, ни чего….

Тем временем абреки проходят уже мимо меня. У них суровые лица и замученный вид. На меня они не смотрят, идут по своим делам. В ночи от месяца света довольно мало, но этих чеченов я вижу очень отчетливо. Они не отбрасывают тени, и глядя в ночной прицел я наблюдаю пустую тропинку, но убрав прицел от глаза я вижу что они проходят мимо Димыча и вскоре исчезают за поворотом, а Димыч все так же тупо смотрит в одну точку….

Что это было? Плод уставшего и больного воображения? Либо знак какой-то от высших сил? А может проще все – и эти чечены реальные исторические личности. Вот вышли они двести лет назад в набег, спалили и разграбили какую-нибудь безымянную казачью станицу, да пошли назад – но проклял кто-то их на пепелище, прошептал вслед злобное проклятие запоганив тем свою душу, и нет им теперь дороги домой. И идут абреки уже второе столетие, ждут, что вот за ближайшей горой увидят они наконец сакли своего родного аула, но проходят года – и нет конца их пути….

И тела их давно умерли и разложились, и на развалинах их очагов давно вырос лес, а они все идут и идут. Устали их души и хотят упокоения – а нет им покоя. Закрыты врата рая для них ибо прокляты они, и даже в ад их не пускают – ибо не чувствуют их души греха ни какого за собой. Ведь не услышали они тогда, очень давно пророка Ису – что ненависть это смертный грех и не может быть кровная месть богоугодным делом. И не поняли они слова пророка Мухамеда про гибель во имя веры, решив, что если погибнут в разбойничьем набеге уничтожая и калеча невинных, то будет им прощение от Аллаха всех их грехов. Ведь было все по шариату, ведь сам имам благословил их на этот джихад во имя газавата – священной войны, объяснил седобородый святой старик, что мало того молятся кафиры Иисусу Христу, так еще ересь эту на мусульманские земли тащат – а за это убивать, жечь и грабить надо, показывал наивным чеченцам нужные строки священной книги-корана… И поверили они ему, а теперь вот не могут ни как вернуться из набега. И будут они влачиться по горным лесным тропинкам еще тысячи лет, до скончания света, познавая на себе что старославянские слова путь и пытка – однокоренные…

– «Крым» на реке обстреляли!..

Ну вот бля, поспали называется! Просидев ночь над тропой в бесплодном ожидании передвижек боевиков с рассветом мы вернулись в свой временный лагерь, решив что «чехи» либо ушли на гору Тамыш, либо свалили, еще куда подальше. Но «чехи», были рядом… Пять бойцов из «Крыма» (это название третьего батальона пехоты), просидев ночь в дозоре, с утра спустились к реке за водой – и попали в засаду! Отделались легко – двое раненых и простреленный бидон. Они схлестнулись и разбежались, а нам теперь, вместо того что бы по завтракать и лечь спать, предстоит пуститься за ними в погоню, пока след не остыл… На поиск нас ведет только что представленный нам новый начальник разведки бригады с хищным позывным Гюрза, спецназовец-ГРУшик, прикомандированный откуда-то из- под Воронежа. Позывной у него опасный, а выглядит довольно средне -невыразительный голос, взгляд хитрого, но довольно мирного мужичка, мягкие крестьянские повадки. Короче, будем поглядеть в деле, из какого теста сделан этот товарищ. По слухам боевой опыт у него велик, так что поглядим, посмотрим, увидим. А напарник его, прапорщик и тоже спецназовец с мирным позывным Серикбай – вот где хищник, которого ни чем не замаскируешь! Плотный молчаливый азиат с восточным уйгурским лицом, боец и волчара, похоже, жуткий. Не знаю, какую должность он занимает по штатно-должностной книге, работа у него одна, телохранитель Гюрзы! Будь у меня такой охранник, я бы чувствовал себя спокойно в любых ситуации и при любых раскладах. Глядя на него я пришел к мысли, что видно мама от рождения поила его волчьим молоком, иначе откуда тогда такой взгляд, походка, повадки…..

Мы спустились к реке, к тому месту, где прошла стычка «чехов» с пехотой. Лично я ни хрена здесь не понял и не увидел, но Серикбай по каким-то не понятным приметам определил, что «чехи» ушли на запад, и Гюрза, глянув на карту, принял решение прогуляться в том же направлении.

…Солнце уже садиться, и коснулось краем, вершин деревьев, а мы все идем и идем вперед. Ловлю себя на мысли, что в моей душе произошла странная метаморфоза. Еще пару месяцев назад, маршируя по Чеченской земле, я чувствовал себя солдатом империи, римским легионером, винтиком огромной военной машины. Теперь все не так, вся наша «бешеная бригада» не более чем партизанский отряд, правда, очень крутой, но в сущности такой же, как те боевики, которых мы ищем в лесу, и мы мало чем от них отличаемся. Лес, который был пристанищем и укрытием для «чехов» как-то не заметно и для меня стал родным. Раньше он меня напрягал, а сейчас я вдруг понял, что мне в нем уютно, хотя раньше в ста метрах от дороги слегка терялся… Даже мысль, что