Памятник Бешеной Пехоте. Первая чеченская война - Константин Масалёв

После госпиталя из положенных шестидесяти суток два неприятных дня провел с женой. Поняв, что перестали понимать друг друга и очень быстро устав от попыток что-либо объяснить, подал заявление на развод и рассчитывал остальной отпуск провести у мамы. Но и тут наткнулся на стену непонимания и даже замаскированную неприязнь. Все это было не понятно и обидно. А понять, что к чему помог случай в автобусе. Подошедшему кондуктору, гордо подняв голову, протянул справку (как же, герой с кавказского фронта) и напоролся на полный презрения взгляд. Подонок, мародер, насильник и убийца – это все, что она мне сказала. И все сразу встало на свои места. Просто для людей никакой я не герой, скорее ублюдок и эта война никому не интересна и поэтому никаких объяснений никому не надо. Есть только два стандартных вопроса: «Сколько заработал? Сколько убил?» а если люди правы, то что вообще мы в Чечне делаем?

В госпитале в кошмарных снах убитый Иса несколько раз приходил ко мне, говорил, что я был не прав, застрелив его, рассказывал о брате, как играли и мечтали, а теперь оба мертвы…

Я чувствовал, что если не поговорю с кем-нибудь об этом, то сойду с ума. Только вот поговорить было не с кем. Теперь я хотел только одного – поскорее вернуться в свой взвод, к своим братишкам. И если дом – это там, где тебе хорошо, то Чечня – это мой дом, и взвод – моя семья. В общем, отгуляв неделю, решил досрочно прервать отпуск и возвращаться на войну.

В Твери на сборном пункте рассказал о своих сомнениях малознакомому контрактнику по кличке Старый. По слухам и легендам он в свое время «наемничал» в русбате в Югославии, а так же имел звание капитана абхазской армии. После моего горячего монолога он ухмыльнулся: «Это тебя просто ломает. Ты перестаешь быть контрактником и превращаешься в наемника, дикого гуся, пса войны, солдата удачи – выбирай, какое название тебе больше нравится. Суть одна – работа наемника сродни работе проститутки. И те, и другие торгуют собой, кстати, и та, и другая работа являются древнейшими в истории. Наверное, поэтому мы и получаем от людей презрение и неприязнь. Забей и не обращай на это внимание. Ты сейчас на перепутье, только правильную дорогу ты выбрать не сможешь, потому, что этой самой правильной дороги не существует. Но выбирать все равно придется. Пока добираемся до вокзала, решай, куда тебе ехать. Поедешь домой в Питер – забудешь все, как страшный сон и живи своей жизнью, как все человеки, никто тебя упрекнуть ни в чем не сможет. Поедешь в Чечню – обратно к нормальной жизни рискуешь не вернуться никогда. Тогда звание солдата удачи носи гордо до конца жизни, тем более, что жизнь у наемника очень короткая. И не думай ни о чем, воюй в свое удовольствие, если выживешь, значит – удача улыбнулась, трать заработанные деньги с тем же удовольствием. Деньги потратил, раны зализал и обратно на войну. Все просто. Только решать, куда тебе сейчас двинуться, будешь сам, никто тебе в этом деле не советчик».

Ответ, куда мне ехать я уже знал и через три дня, со счастливой улыбкой дебила, я сходил с вертолета на многострадальную, но, ставшую такой родной, землю Ичкерии. И если не будет обратной дороги домой – мне на это плевать, мой дом здесь…

Оказалось, бригада пару недель назад ушла воевать под Бамут, и в расположении разведроты я застал только зампотеха и с десяток разведчиков. Из-за малочисленности задача у разведки одна – разведдозор и сопровождение колонн до Ханкалы и обратно.

В связи с последними событиями «чехи» опять поставили на бригаде крест, на моей памяти четвертый раз нас приговаривают. По донесениям местных стукачей на колонну готовится нападение. Скорее всего, навалятся в районе бывшего плодово-ягодного совхоза на въезде в Ханкалу.

В колонне тактические нововведения. Если раньше разведдозор шел впереди колонны в отрыве до ста метров, то теперь мы должны проехать весь маршрут от Шали до Ханкалы в составе трех машин (танк с тралом, БТР саперов и БМП разведки) от ментовского блок-поста на въезде в Ханкалу, дать «добро» и только после этого колонна будет выдвигаться. Зато теперь над нами постоянно кружатся два вертолета «крокодила». Такое крышевание нас вполне устраивает.

Добрались до Ханкалы без проблем, видно на колонну, идущую порожняком, «чехам» нападать скучно. А вот на обратном пути вполне могут нас поджидать.

Пока что проблемы создаем себе сами. Колонна загрузилась, пора начинать построение, но у нас не хватает нескольких водителей. Через некоторое время их нашли в солдатском кафе, но двое не стоят на ногах. За нами выстраивается колонна 324-го полка, им до Старых Атагов переться, нервничают, мы их задерживаем. До них доходит, что у нас задержка минимум на полчаса и с криком-матом их колонна уходит вперед нашей.

Мощный взрыв и стрельба в районе плодово-ягодного совхоза подтверждает наши опасения. Похоже, «чехи» нас ждали, ждать задолбались и напали на первых попавшихся. Жирный столб дыма, уходящий вверх, отмечает место нападения.

У нас, наконец-то, все водители на месте и на максимальной скорости двигаем вперед. Пролетели мимо горящего танка без башни (готовилось для нас – досталось другим) и всю дорогу до базы напряженно ждали нападения, но, похоже, удача улыбнулась и сегодня все остались живы.

Вечером зампотех вызвал к себе: «Завтра в расположение бригады пойдет „вертушка“, полетишь на ней, доставишь в роту ночные прицелы, кое-что по мелочам и останешься там». Меня это устраивает. На базе, конечно, тоже не плохо, но со своим взводом, в лесу, в горах – вот где настоящая война, именно то, чего мне не хватало…

…И вот, нагруженный оружием и боеприпасами жду вертолет, а пока его нет – общаюсь с матерью пленного бойца. Узнав, что я из разведки, она задает вопрос: «А почему вы пленных не берете?». Объясняю, что пленных брать не надо, их отпускают и они снова становятся боевиками. А если их убивать, то боевиками они не становятся. Судя по ее взгляду, она со мной не согласна. Но в этом вопросе я абсолютно уверен в своей правоте. Чечен легко складывает оружие и превращается в мирного жителя. Так если он с автоматом и мы столкнулись в бою – о каком плене может идти речь? Пока он не успел превратиться в мирного жителя его надо убить. Я знаю, что нет в бригаде ни одного солдата, кто бы думал по-другому. Все, на что может рассчитывать пленный, это допрос с пристрастием и на легкую смерть, при хорошем раскладе. Что думают по этому поводу сами «чехи» не волнует никого.

Мать пленного солдата всего этого не понимает… «Но, ведь завтра они получат автоматы и будут из них вас убивать! Не безопасней ли менять пленных на пленных?»

Что можно ответить на это? Из двух зол выбирают меньшее. Автомат сам по себе не стреляет, убивают люди, а не автомат. Убей «чеха» и из автомата стрелять будет некому.

Через час я летел в сторону Гойского. Где-то там воюет родная бригада. Конечная цель – Бамут. Будут бои, будут потери. Но, что я знаю точно – пленных боевиков не будет, будут только мертвые «чехи»…

Часть вторая

«По левую сторону от реки Аргун»

«Чехи»

…А вообще-то «чехи» (чичи) и чеченцы – это понятия очень разные. Чеченец – это житель России, такой же. Как всякий другой (москвич, чуваш, тунгус и так далее), для него врагов особо нет, ему вся эта война непонятна, не нужна и мешает жить очень сильно. Чеченец хочет тишины и мира. Он, так же как все россияне (во всяком случае, как большинство жителей этой страны) не хочет работать и хочет много денег. Чеченец видит, что живет хреново и хочет, чтобы его дети жили лучше. Он крутится, как может. Торгует на рынке, пашет землю, пасет баранов, ворует нефть из нефтепровода и перегоняет ее на бензин, чтобы выкроить денег и отправить детей подальше (в идеале – в Москву, учиться в институтах). Он не горит желанием воевать и не держит рабов. Все,