Огонь в итальянском сердце - Лаура Тонян

Это — недорогой ресторан, но еда здесь вкуснее, чем где бы то ни было. Все потому, что готовят повара от всей своей широкой итальянской души. Меня встречают тесные проходы между столами и подошедшая девушка-администратор. Она подошла, как только я самовольно расположился за одним из двух свободных круглых столиков. Положив локти на дубовую поверхность, улыбаюсь ей. Я ее знаю — это Люция, и она работает тут почти ежедневно.

— Надеюсь, он не забронирован? — я стучу пальцами по дереву, покрытому белоснежной скатертью.

Люция трясет отрицательно головой, и черные кудряшки ее волос подпрыгивают. Она, как всегда, очень мила, и даже немалое количество родинок на лице никак не портят ее природную красоту.

— Здравствуй. Нет, все в порядке, ты успел, — девушка широко улыбается и кладет передо мной меню.

Приятно осознавать, что это не просто дежурная улыбка. Мы давненько перешли на «ты», неплохо общаемся и иногда переписываемся в «Фейсбуке». Мне очень нравится та непринужденность, которой мы придерживаемся. Не то чтобы я ее не хотел, однако факт остается фактом — секса у нас не было.

— Пускай принесут салат из осьминога и «Бомбетту», — прошу, изучив меню.

Я указываю на стоящего позади Люции официанта, сразу после перейдя к карте вин.

— Эта пицца очень острая, — напоминает девушка-администратор, усмехнувшись.

Парень за ее спиной записывает в блокнот мой заказ.

— Я знаю.

Она говорит, вскинув чуть-чуть ладонь вверх:

— Я могу позвать сомелье.

Брови у меня удивленно ползут вверх.

— У вас ведь его никогда не было.

— Ну-у, — ее лицо приобретает пунцовые оттенки, — у нас, наконец, получилось найти подходящего человека.

Люция произносит это с такой гордостью, что я быстро понимаю, кто ответственен за нового работника. Разумеется, она сама.

— Не нужно, — приподняв уголки губ выше, я передаю ей карту и прошу налить мне бокал самого вкусного вина, по ее мнению.

Когда по — дружески подмигнув, Люция удаляется, а официант следует за ней, я достаю из кармана свой смартфон. Долго думаю, что написать Каталин. Альбана была очень щедра на информацию во второй раз — она дала мне номер напарницы. Но, получив телефон этой девицы, я даже не знаю, как просить прощения.

Снарядившись кучей красивых, трогательных слов, я все-таки набираю лишь:

«Давай увидимся? Это Маркус».

Каталин

Я считала дни. Это не преувеличение. Соседка Глория устала смотреть на мое ужасно грустное лицо во время моих выходных. Она выходила периодически из комнаты, находила других студентов для беседы, когда ей хотелось поговорить, а проводить день вне общежития — нет.

Я считала дни, смотрела на экран телефона и ждала. Но он больше не писал. Почему я на его «давай увидимся?» не ответила? Нужно было хотя бы послать. Нужно было позвонить и послать! Но только не молчать.

Больше недели от Маркуса нет вестей. Как ни странно, ни он, ни его друзья все это время не обедали в «Каролле», как бывало раньше. По крайней мере, в мою смену. А робость и стеснительность не позволяли мне спросить у Билли или у Евы, какова причина прекращения визитов.

Я хочу его снова увидеть — вот, что является точным. Мне это нужно. Я одновременно мечтаю расцарапать ему лицо и поцеловать в губы — такие у меня чувства. Совершенно контрастные. Не понимаю, что со мной творится. Почему я стала такой? Лучше бы вернуться к прежней Каталин, но ни сердце, ни мозг не слушаются распоряжений. Зачем эти проклятые эмоции в моей жизни?! Бесполезная вещь, только сбивающаяся с пути!

Я делаю все возможное, что бы отвлечься от раздумий от Маркусе. Перебираю вещи, чтобы выбросить хлам. Мама с папой хотят наведаться ко мне, но я объяснила им, что это можно сделать лишь в специальные отведенные для этого в общежитии дни — родительские. Вообще, за то место, где я живу сейчас, происходила целая бойня. Кампус у меня на порядок лучше, чем тот, в котором проживают подружки в Венгрии. Ванная и туалет у нас с Глорией на двоих в комнате. На каждом этаже столовая и прачечная, зато кухня лишь одна — в самом низу. Там же библиотека, компьютерный класс, холл с удобными диванчиками, которых не меньше десяти. Здание оснащено отличными лифтами, но достояние первого этажа — это широкая крутая белая лестница, по перилам которой всегда хочется скатиться. И что, собственно говоря, запрещено. Во дворе — куда открываются окна всех комнат — для нас, студентов, стоят небольшие круглые столики, где можно поесть или просто выпить чего-нибудь в теплое время года. Εсли бы там время от времени не устраивались вечеринки до самого утра, все было бы отлично. Однажды мы с Глорией не выдержим и устроим тусовщикам грандиозный скандал.

Я все еще делаю уборку, когда мой телефон вибрирует. Беру его с полки на автомате и неохотно смотрю на дисплей. Мое сердце подпрыгивает, и я вместе с ним, потому что — черт подери — это Маркус!

Маркус звонит.

Маркус

Она не сразу согласилась спуститься, нo сделала это. Из моей машины на всю громкость звучит песня «Coffee in the morning». Мне больше нравится версия, где слово «кофе» заменено на слово «секс», и данная вариация в этом соул-плейлисте тоже присутствует. Я бы и рад не глазеть на нее, как девственник-неудачник, но Каталин слишком хорошо выглядит. Абсолютно просто, но в таком ее образе столько соблазнительности! Боже, хвала итальянской погоде — она позволяет надевать девушкам короткие шорты на их длинные стройные ножки даже в сентябре! Я поднимаюсь взглядом несколько выше, к незамысловатому черному топу и надетой поверх него колледж-куртке. Сверху числа 41 изображен логотип футбольной команды Тор Вергата. Я в ней играл, и меня тут, если откровенно, узнают, здороваются, аппетитные девчонки строят глазки. Кто — то из них подходит ближе, чтобы осведомиться, как дела и лживо посочувствовать смерти отца.

Жертва бездушного мужского соглашения приближается неуверенно, сжимая кисти рук в кулаки. То ли ударить меня хочет, то ли ей просто страшно. Мне вернули тачку, и я во второй раз по-джентельменски открываю перед ней пассажирскую дверь «Феррари». Я выгибаю бровь, не могу сдержать мимолетной улыбки. Каталин нервно облизывает слегка влажные губы — они для меня, я неожиданно осознаю, как лакомый кусок вкуснейшего пирога.

— Ну что, теперь ты не захлопнешь дверь машины, оскорбив меня?

Выражение ее гладкого личика приобретает удивленный вид.

— Я оскорбила тебя? — а в голосе нескрываемая насмешка.

Ей, похоже, нравится, что я приехал извиняться. Не совсем так, конечно.

— Не единожды, прошу заметить.

Она дополняет мой театральный тон не менее сценическим жестом: прикладывает ладонь к груди и хмурится, будто это ее как-то задело. Я смеюсь над тем, что она умело подыгрывает мне. И, естественно, это не может не понравиться.