Измена. Право на семью - Арина Арская

сошла, и я его вижу таким, какой он есть на самом деле. Высокий, красивый и очень мрачный. Нет, я знала, что он привлекательный молодой мужчина, однако это знание было отстраненным, словно к экспонату в музее, а теперь с откровением моей девичьей влюбленности я обескуражена болью, что проникает в сердце острыми иглами черной ревности.

— И ты тут? — задает тихий вопрос Валерий.

— Валера! — слышу девичий и нежный голосок, что пробивается сквозь гул в ушах.

У меня сейчас только один вариант: кинуться со слезами и всхлипами прочь. Однако я делаю все наоборот, будто в меня вселяется кто-то другой. Кто-то, кто знает, как действовать в сложных ситуациях и кто неподвластен громким истерикам в момент истины. Пока одна половина меня рвет на себе волосы, захлебывается в слезах и паники, вторая вплывает в квартиру, мягко, но решительно толкнув Валерия в грудь, чтобы тот не путался под ногами.

Я сама себе суровая тетка, которая не даст в обиду. Из комнаты в коридор выскакивает Лада и замирает с глазами по пять копеек. В жизни она куда милее, чем на фотографии. Очень хорошенькая, и шелковый халатик нежно-розового цвета подчеркивает ее бледную кожу. Немного растрепанная. Делаю вывод, что близость была.

— А вы кто?

Она не в курсе, как выглядит жена ее любовника. Неудивительно. Вряд ли мой муженек хранит мои фотографии в телефоне, которые она могла увидеть, когда однажды у него умыкнула смартфон.

— Виктория, — делаю бесшумный шаг, — жена Валерия.

Смысла скидывать ее с балкона нет. Третий этаж. Она лишь руки и ноги переломает. И, возможно, позвоночник, а я очень жалостливая. Она ведь чья-то дочь. Дурная дочь, которую потом же матери придется кормить с ложечки и лить слезы. И катать в инвалидном кресле, а меня даже в тюрьму не посадят, потому что дядя прикроет. И ведь прикроет, но не из-за любви. Я его бизнес-проект, и черта с два он даст мне отдохнуть за решеткой.

— Вот черт, — сипло отзывается Лада и пятится.

— Вот ты какая, — окидываю ее хрупкую фигурку задумчивым взором.

— Вика, — глухо рычит Валерий.

Оглядываюсь и улыбаюсь, сгорая изнутри дикой яростью к нему:

— У тебя хороший вкус на женщин. Идеальная милашка для тебя.

Судя по его горящему взгляду, он хочет схватить меня за волосы и выволочь из квартиры, но тогда ситуация совсем уж будет некрасивая. Да и я не кричу, не возмущаюсь, чтобы применить ко мне агрессивную силу.

— Ты его любишь? — задаю спокойный вопрос Ладе, которая теряется на несколько секунд.

— За деньги любит, — отвечает за нее Валерий.

— Печально, — подытоживаю я, вновь глядя на него, — однако мы и сами друг с другом из-за денег наших семей. Какой-то порочный круг, милый.

Вздыхаю и выхожу под немигающим и цепким взглядом. Держись, Викуся, из последних сил. Поплачешь в подушку чуть позже, когда никого рядом не будет.

Глава 27. Поменялось бы хоть что-нибудь?

Я пребываю в тихом изумлении. Я увидел Вику с другой стороны. С той стороны, которую она унаследовала от дяди, который с таким же спокойствием и флегматичным взглядом однажды переломал пальцы нечистому на руку одному из бухгалтеров.

И Лада испугалась, а я… Я зол, что жена застукала меня в квартире с любовницей. Я восхищен ее выдержкой и осанкой. И я, черт ее дери, возбужден от ее тихого голоса до черных пятен в глазах, а шлейф из легкого цветочного парфюма, в котором я улавливаю горечь ландыша, выключает во мне весь мыслительный процесс.

Вот уж точно баран, перед мордой которого махнули веткой сладкой липы.

— Валер… — шепчет Лада

— Сгинь, — в ярости огрызаюсь я и кидаюсь прочь из квартиры.

Дверцы лифта закрываются, когда мне до него буквально осталось три шага, однако наши взгляды с Викой все же на секунду пересекаются. И я не знаю, что я увидел в ее глазах, но по позвоночнику бежит озноб.

— Да мать твою! — рычу я и бросаюсь к лестничному пролету.

— Валера!

— Завали пасть! — рявкаю я и врываюсь в дверь.

Мне бы остановиться, взять себя в руки, но меня несет в бурлящем потоке вперед через ступени. Пришла, мерзавка, фыркнула и ушла! И еще щедрый комплимент отвесила, как сильную и оглушительную оплеуху. Как же ее дядя прав был, когда говорил однажды, что оружие женщины — это ее язык. И не пошлил он тогда, а дошло до меня только сейчас.

Вылетаю в лифтовую зону и выныриваю в светлый холл. Вика уже у стойки с консьержкой.

— Вика!

Имя моей жены прокатывается яростным эхом. Вика вздрагивает и оглядывается. И вот что дальше? Стоим и смотрим друг на друга, а консьержка кота гладит. Немая сцена, и она полна растерянности и неловкости.

Вика вздыхает, делает шаг к входным дверям, а я зычно гаркаю и опять с зловещим эхом:

— Стоять!

Игнорирует мой приказ и выходит.

— Вот же…

— Попрошу без ненормативной лексики, — строго заявляет консьержка и щурится на меня.

— Да вашу ж Машу!

Бросаюсь за Викой, которую нагоняю у скамьи под раскидистым ясенем. Хватаю ее за запястье и рывком разворачиваю к себе.

— Пусти, — шипит она мне в лицо, и

— Что ты тут устроила? — цежу сквозь зубы.

— Я? — вскидывает бровь. — Я пришла посмотреть на твою женщину. Утолила свое любопытство. И, в конце концов, я имею право знать, с кем ты водишься, раз позволил всему этому случиться. А теперь отпусти меня, мне надо вернуться к Соне.

— Может, тебе стоило с ней и остаться? — мне кажется, что от ярости я выдыхаю дым. Сжимаю тонкое и хрупкое запястье сильнее. — Чего дома не сидится?

— Мне больно, Валерий.

— Что ж, я и отвезу домой, — шагаю к парковке, рывком увлекая за собой Вику.

— Прекрати, — зло шепчет она, пытаясь вытянуть руку из моего захвата. — Я такси вызову.

— И зря ты пришла, — резко разворачиваюсь к ней. — Я думаю, что с Ладой все кончено.

— Да ты что? — округляет глаза. — Новую нашел? Или же тебя не удовлетворяет игра в любовь за деньги?

— Второе.

Наши лица так близко, что почти соприкасаются кончики носов. Наши выдохи сплетаются в один.

—