На капитанском мостике - Иван Петрович Куприянов

доносится крик птицы.

Д о  Т х и  Т х а н ь. Что это?

Х и е н (прислушивается). Мама, это же филин. Они ночью не спят, вот и кричат.

Д о  Т х и  Т х а н ь. Ой, Хиен!.. Ты говоришь неправду.

Х и е н. Когда я жила у дядюшки в деревне, они тоже так кричали.

Д о  Т х и  Т х а н ь. О, всемогущий Будда!..

С улицы снова доносится крик птицы.

И ты говоришь, что это птица?

Х и е н. Да, мама. Я сейчас проверю. (Убегает.)

Д о  Т х и  Т х а н ь. Хиен, куда же ты? Убежала. Нет-нет, не к добру эти птицы по ночам кричат возле нашего дома, не к добру. Пойду Оаню скажу. (Уходит.)

Входит  Х и е н.

Х и е н (вскрывает пакет). Политическая программа Национального фронта освобождения… (Читает.)

В дверях появляется  Л ы у  К у о к  О а н ь.

Л ы у  К у о к  О а н ь. Чайник на плите, Хиен.

КАРТИНА ВТОРАЯ

Ночь в Нью-Йорке. В спальне на подоконнике в одной сорочке стоит  Э л л е н. Горят огни реклам. На фоне небоскребов видна статуя Свободы. Издалека доносится музыка — вьетнамская народная мелодия.

Э л л е н (тихо, почти шепотом). Фрэнк, тебе плохо? Ты ранен?.. Почему, ну почему ты молчишь?.. Письма идут так долго!.. Я теперь верю, в жизни нет ничего страшнее, чем неизвестность!.. Фрэнк, ты слышишь меня!..

В темном углу комнаты появляется  Ф р э н к.

Кто это? Фрэнк, это ты? Фрэнк, что же ты молчишь? Ты не узнал меня, да? Я, кажется, опять начинаю разговаривать с человеком, который находится от меня за десять тысяч миль. О, как бы я хотела, чтобы Фрэнк оказался сейчас рядом! Мне так много надо ему сказать!..

Ф р э н к. Я слушаю тебя, Эллен.

Э л л е н (подходит к нему, ощупывает). Живой? Ну конечно, живой!

Ф р э н к. А ты что, решила, что я уже похоронен в джунглях Вьетнама?

Э л л е н. Я так не думала, но ведь война…

Ф р э н к. Она страшна для тех, кто от нее далеко. Для меня она стала работой, такой же будничной, как если бы я сегодня летал на пассажирском лайнере по маршруту Нью-Йорк — Париж или Нью-Йорк — Токио…

Э л л е н. Война стала работой?

Ф р э н к. Да-да, с той лишь разницей, что на войне чуть побольше опасности, риска.

Э л л е н. Нет, ты только подумай, что ты сказал. Война стала работой?

Ф р э н к. Я сказал правду, Эллен.

Э л л е н. Бомбить города, жечь чужие дома, убивать людей — и все это ты называешь работой?

Ф р э н к. Эллен, что я слышу? Ты, кажется, меня укоряешь? Что ж, ты не одинока! Да, я бомблю города, да, я убиваю, но почему? Может быть, ты тоже считаешь, что я должен подставить под огонь вьетконговцев свою башку? О нет! Этого от меня никто не дождется!

Э л л е н. Я так не думаю, Фрэнк! Но почему, почему именно ты должен там сражаться?

Ф р э н к. А кто?

Э л л е н. Не знаю.

Ф р э н к. Я выполняю свой долг, Эллен.

Э л л е н. Какой долг, перед кем? Нет, Фрэнк, ты не любишь меня!

Ф р э н к. Но ты же знаешь, Эллен!..

Э л л е н. Тогда сделай так, чтобы ты вернулся домой.

Ф р э н к. Это невозможно, Эллен!

Э л л е н. Я не хочу, я не могу, чтобы ты был от меня далеко. Мы молоды, Фрэнк, дорогой Фрэнк. Я хочу всего лишь немножечко счастья.

Ф р э н к. Эллен, мы еще будем счастливы!

Э л л е н. Да, но тебя же могут убить там?

Ф р э н к. На войне не всех убивают.

Э л л е н. Фрэнк, но твое участие в войне противоречит твоим же принципам. Ты же сам еще совсем недавно говорил, что вьетнамская война — порождение безумия!

Ф р э н к. Эллен, ты опять за свое? Подумай, что ты говоришь?

Э л л е н. Мы будем жить, как все. Мне ничего не надо. У тебя есть профессия, которую ты любишь. Что-то я заработаю. Этого нам вполне достаточно. Фрэнк, помнишь, ты говорил: «Будущее Америки зависит от того, каких граждан воспитает наша школа». Твоя мечта была и моей мечтой! И я верила в тебя. Мне хотелось помогать тебе. Да и что может быть выше, чем воспитание юных граждан Америки, достойных продолжателей наших великих предшественников — Тома Пейна, Уолта Уитмена, Томаса Джефферсона.

Ф р э н к. Да, но после колледжа я поступил на службу в военно-воздушные силы Соединенных Штатов, окончил школу, стал летчиком!

Э л л е н. В этом, наверное, я больше всего виновата.

Ф р э н к. Эллен, ты здесь ни при чем!

Э л л е н. Нет-нет, Фрэнк. Я должна была тебя отговорить. Я обязана была это сделать.

Ф р э н к. Бесполезно, Эллен! Лично я считаю для себя честью служить под американским флагом!

Э л л е н. Фрэнк, я не узнаю тебя. Нет-нет, ты не подумай, что я осуждаю. Я просто одного не могу понять: как случилось, что ты легко и быстро отказался от всего того, что тебе было так дорого, к чему ты так упорно стремился все эти годы?

Ф р э н к. Ты ошибаешься, Эллен! Я ни от чего не отказался! Как только кончится война, я на другой же день возвращусь к своим ученикам. Я убежден: чтобы проповедовать великие истины, учитель должен на это иметь моральное право. Я это право приобрету там, на войне, защищая свободу. Я — офицер! Этим все сказано!

Э л л е н. Ну хорошо, хорошо! Ты только не сердись. Я жена, и я обязана была тебе это сказать. Мы, можно сказать, еще и не жили вместе. Ты ведь не знаешь, а я каждый раз, когда от тебя письма, боюсь до них дотрагиваться. В наших газетах теперь все больше появляется сообщений о погибших во Вьетнаме.

Фрэнк удаляется в темноту.

Фрэнк! Где он? Ушел?.. О боже! Когда это кончится? Да!.. Уже третий месяц пошел, как он во Вьетнаме! Как медленно движется время!..

Слышится музыка.

Что я слышу? Музыка!.. Где это?.. Удивительно знакомая мелодия! Ну да, это же Бетховен! Я ее слышала на вечеринке у Барбары. На той самой вечеринке, где я познакомилась с Фрэнком. Он играл по просьбе Барбары для нее, а сам смотрел на меня. И я тоже смотрела. В тот вечер мне больше всего запомнились его руки: длинные, гибкие пальцы и такие быстрые-быстрые… А после вечеринки мы шли с ним вдвоем, взявшись за руки, по нашим улочкам и распевали модные песенки. Мне было так хорошо! Мне казалось, что так будет всегда… А потом?.. Потом Вьетнам!.. Джунгли!.. И Фрэнк там, в джунглях… Нет-нет, я должна была что-то придумать!

Ф р э н к (встает из-за пианино). Эллен, я уже тебе сказал — так надо было! И потом прошу, пожалуйста, ничего не придумывай!

Э л л е н. Я буду молиться, Фрэнк.

Ф р э н к. Успокойся, дорогая! Поверь, ничего страшного со мной не случится. (Обнимает Эллен.) Хорошо!.. Это то, чего мне так не хватает, Эллен. Ты должна беречь себя! Ты слышишь