Пророчества о войне. Письма Сталину - Сергей Тимофеевич Конёнков

Луначарский. Часто бывая в Наркомпросе, я знал о горячих спорах вокруг реформы цирка. Чувствовалось, что обычная французская борьба уже не может быть «гвоздем программы» циркового представления. Народ жаждал яркого зрелища, которое перекликалось бы с духом героического времени. И, как бы отвечая на эти запросы, я решил приложить свои силы в цирке. Написал сценарий для циркового представления «Самсонпобедитель». Это было в том же 1920 году. Теперь Самсон представлялся мне разорвавшим цепи рабства.

Анатолий Васильевич Луначарский сразу же одобрил начинание, и я с рвением взялся за работу. В моей студии на Пресне собрались борцы-профессионалы. От того, как атлеты поймут меня, зависел успех задуманного.

Многие в секции цирка отнеслись к моей затее недоверчиво, возражали против символики, говорили, что я ставлю перед борцами немыслимую задачу, так как они далеки от искусства и не смогут изображать скульптурные статуи.

Я должен был разрешить одновременно много задач, являясь как автором сценария, так и его постановщиком и художником. Меня даже зачислили тогда в общество драматических писателей. Но прежде всего и в этой работе я оставался скульптором.

Цирковые артисты стали моими частыми гостями. В мастерской на Пресне проходили десятки репетиций. На вращающихся постаментах позировали борцы, выполняя роль своеобразной «живой глины». Они стояли передо мной, играя могучей мускулатурой.

Работали мы дружно. Цирковые актеры полюбились мне как скромные, трудовые люди, преданные своему искусству, способные к самой напряженной работе. Меня поразила особая «мускульная» память борцов. То, что было найдено на репетициях, запоминалось ими без всяких записей. Каждый раз они точно воспроизводили задуманный рисунок.

Тут же, в моей мастерской, создавались костюмы, бутафория, парики, декорации и специальное красочное оформление фасада цирка.

Помню генеральную репетицию в моей скульптурной мастерской на Пресне. Собрались все «сочувствующие», пришел и Анатолий Васильевич Луначарский.

С молниеносной быстротой Луначарский опубликовал в «Вестнике театра» отклик на увиденное. Он писал: «Один из лучших скульпторов России, тов. Коненков, предложил еще к Октябрьским праздникам, что, к сожалению, оказалось неосуществимым, дать для цирка серию живых статуй, так сказать, слепленных из настоящих живых человеческих тел – частью неподвижных, частью монументально двигающихся – и иллюстрирующих собой миф о Самсоне.

Миф о Самсоне – один из чудеснейших в сокровищнице народной поэзии. Титан, защищающий свободу своего народа, побежденный женским коварством, униженный и ослепленный, находящий в себе силы для того, чтобы разорвать свои цепи и победить, – зто одна из вечных песен борьбы за свободу. Как известно, мифом этим окутаны солнечные явления – вечная борьба света и тьмы.

Я присутствовал на генеральной репетиции этих групп и должен сказать, что передо мной предстало одно из самых удивительных зрелищ, какие мне до сих пор удалось видеть.

Конечно, при постановке этих групп в цирке дело несколько изменится отчасти к лучшему, ибо репетиция происходила в студии Коненкова при неблагоприятных условиях, но с другой стороны, в огромном зале цирка зрелище может выглядеть мельче, пластические действия ускользнут. Но не предрешая того психологического веса, который будет иметь измененное в смысле обстановки зрелище, я должен сказать, что то, что я видел, было прекрасно».

Все мы очень волновались, пытаясь представить, как будут выглядеть живые картины, когда мы перенесем их на манеж, под купол цирка.

В день премьеры цирк на Цветном бульваре был переполнен. Зазвучали фанфары, и началось представление. Оно состояло из девяти картин.

Лучи прожектора вырвали из темноты монументальную, точно выточенную из слоновой кости фигуру Самсона. Постамент начал вращаться. В тишине звучали слова текста и музыка. Зрители, не отрываясь, следили за тем, как Самсон, борясь с врагами, побивал их ослиной челюстью, как бессильны были они связать героя, как коварная Далила, обольщая доверчивого Титана, усыпила его; по-настоящему волновались зрители, когда насильники-филистимляне, глумясь над ослепленным Самсоном, сковали его цепями. И вот настал момент наивысше го напряжения: Самсон, напрягая богатырские мускулы, под ликующие звуки труб разрывает гремящие цепи. Эта последняя, заключительная сцена восторженно воспринималась революционным зрителем как апофеоз победы.

И сейчас, по прошествии стольких лет, мне дороги воспоминания о том, как горячо приняли москвичи мою скульптурно-цирковую сюиту.

После премьеры Анатолий Васильевич Луначарский собрал всех участников постановки, от всей души поздравил нас с успехом и увлекательно говорил о новых путях старейшего искусства – цирка.

Впоследствии «Самсон-победитель» долгое время шел на арене Второго Государственного цирка (бывший цирк Никитиных), где в роли Самсона успешно выступал народный богатырь, мой земляк борец Титов. Из Москвы пантомима «Самсон» была перенесена в Государственный цирк города Тулы.

Воспоминания о работе для цирка мне чрезвычайно дороги. Это было время самых благородных романтических порывов во имя утверждения нового искусства победившего народа.

Есенин

В пятитомнике собрания сочинений Сергея Есенина опубликован любопытный архивный документ:

«Заведующему отделом

изобразительных искусств

Комиссариата народного просвещения

Заявление

Просим о выдаче нам, Сергею Клычкову и Сергею Есенину, работающим над монографией о творчестве Коненкова, размером в два печатных листа, по расчету в тысячу рублей лист, аванс в 1 тысячу (одну) рублей.

Сергей Клычков, Сергей Есенин

19 октября 1918 года».

Не знаю, удалось ли моим друзьям получить аванс, но об их добром намерении написать монографию мне было доподлинно известно. Больше того, не раз и не два друзья-поэты били по рукам: «Завтра с утра начнем, а сегодня… сегодня давайте песни петь!»

Народных песен оба знали великое множество, кое-что им неведомое мог предложить и я. Есенинские стихи, ставшие народными песнями, нынешняя молодежь знает наперечет, но мало кто знает, что всем известную удалую песню «Живет моя отрада» сочинил Сергей Клычков. И надо было видеть и слышать, как два Сергея разделывали этот любовный разбойничий романс. В мастерской стояли «Степан Разин с ватагою» – они были подходящей декорацией для певцов удальцов.

Монографию обо мне два Сергея, два друга – метель да вьюга, так и не собрались написать. Скорее всего потому, что дело это, по существу, им было не свойственно. Монографию написал известный художественный критик Сергей Глаголь. Она вышла в Петроградском художественном издательстве «Светозар» вскоре после смерти Глаголя, который умер летом двадцатого года.

Клычков, Есенин и приставший к ним Петр Орешин написали заявление о необходимости крестьянской секции в Пролеткульте, которое они назвали манифестом. Поскольку обсуждение такого манифеста проходило у меня в студии, я, конечно же, участвовал во всех разговорах, под этим документом стоит и моя подпись.

«Великая Российская революция, разрушившая коренные устои старого буржуазного мира, – говорилось в нем, – вызвала к жизни творческие силы, таящиеся в русских городах и деревнях. Сам живой голос жизни поставил на