Убийство онсайт - Татьяна Шахматова

— …в Киеве как еще торгуются! — вывела меня из задумчивости Роксана, которая громко ответила на очередной вопрос Павла.

Они говорили о том, что сфера айти — это сейчас поле высокой конкуренции и торга.

— Ясен пень, что иначе на Бессарабке-то делать? Да, Роксана? — моментально среагировал Паша. — Торговать, так по сторонам не зевать!

Директор подмигнул в камеру.

Очевидно, что команда Павла обожала. Молодые сотрудницы смотрели на директора с особым вниманием: кто-то с восхищением, кто-то с улыбкой, кто-то слишком серьезно, но все были однозначно заинтересованы.

Собрав отчеты по последним действиям команды, Павел предупредил:

— Котятки, будьте осторожны на океане! Там такие волны!

— Паша, поехали с нами! — игриво предложила Лилия.

Директор сделал расстроенное лицо:

— Рад бы в рай, да грехи не пускают, котятки!

— Ты нам уже год обещаешь отпраздновать корпоратив… — подхватила Камилла.

— Сделаем, сделаем. — Паша улыбался в камеру, излучая честность и позитив. Анатоль бы аплодировал стоя.

— Ты сколько уже это говоришь? — капризно упрекнула босса красавица Анна.

— Обещаю, мои хорошие. Отповедь вашу принял. Я выбираюсь редко, но влучно, как говорят у нас в Бобруйске.

— На каком языке говорят у вас в Бобруйске, Паша? — удивился Искандер.

— Влучно — это точно, — заметил Михаил.

— По-украински, что ли?

— Так.

— А как будет «точно» по-белорусски? — поинтересовался Рустем у Искандера.

— Тряпна.

Паша скривился в притворной неприязни и среагировал моментально:

— «Тряпна». Ха! Слово-то какое неточное. Тут белорусы дали маху, я вам скажу честно, так что у нас в Бобруйске все правильно говорят. «Тряпна» — как будто тряпка. А мы не тряпки. Я вам влучно, точно, метко сделаю корпоратив! И кстати, на вашей вилле в Касабланке вы найдете молочко в холодильнике. — Паша подмигнул.

— Что? — Ребята оживились.

— Много-много молочка, котятки!

Камилла вздохнула.

— Лучше бы мы обнаружили там нашего любимого директора.

Паша попрощался и выключил камеру, не забыв закидать общий чат умильными физиономиями в слезах и сердечках.

«Может все-таки, да???!!» — скинула Лилия.

«:(— в другой раз».

Однако! Мне срочно была нужна Виктория.

— Шоумен бобруйский, — скривилась Вика, как только я дозвонился до нее по скайпу. Она проснулась и даже успела подключиться на конец видеоконференции.

Сейчас Вика завтракала, только, в отличие от моего завтрака, который составила лишь чашечка Хуана Вальдеса и вчерашняя эмпанадилья, ее завтрак представлял собой картину «Сон гедониста». Вика где-то раздобыла манго и какой-то кожистый желтый фрукт, похожий на огромную дыню, пицца, радиусом не меньше полуметра, красовалась посередине стола, вокруг пиццы выстроились соусы, сок в графинчике и даже мороженое.

«Офигеть!» — написал я ей в чат.

«Это разве не ты заказал?» — удивилась Вика.

«Я увидел ваше письмо в почте рано утром и понял, что, несмотря на мои предостережения, вы все-таки встали в пять утра», — к нам подключился третий участник. Окно всплыло неожиданно, как вражеская подлодка. Это был Павел, он же, как выяснилось, и заказал завтрак. Прямо из Торонто, прямо с конференции, которую сам же вел. Это ли не доказательство торжества технологий и правоты риторики, которую он только что высказывал?!

Я напрягся. Похоже, этот человек контролировал все. Интересно, в его прейскуранте на наши услуги джетлаг считался форс-мажорным обстоятельством? Однако он был мил. И даже шутил. «Приятного аппетита. Входите в курс дела. Рядом с вашим домом есть два магазина, названия которых напоминают коктейли для увеличения мышечной массы. Запомнить легко: Supеrmaksi и Megamaksi — тут все супер и мега. И там, и там много фудкортов и еды на заказ. Готовить в Эквадоре не стоит — всего и так полно».

Написав это, директор выскочил из чата так же стремительно, как и ворвался.

Мы с Викой только кивнули друг другу в окошке скайпа.

— Ты домой? — спросила Вика, все еще оставаясь под впечатлением от вторжения Кнопкина.

— Да, тут внизу есть кафе, пообедаю, и к тебе.

— Дома куча еды.

— Я хочу парильяду и гуакамоле — это вкус Эквадора. Я читал.

— Что?

— Я привезу.

— Можешь не стараться, обжора, этой пиццы мне хватит до вечера.

Больше говорить мы не решились.

А поговорить было о чем. Кроме того факта, что айти-директор за два дня полностью поменял стиль поведения, я заметил еще кое-что. Сегодня, когда Павел выступал на публике, стало очевидно, что тот призвук в его речи, который я расслышал вчера, но не опознал, так как он был едва уловим, — это гэканье. Паша говорил [суперhерои], [торhават’ця], [hоворил] и тому подобное. Несмотря на то, что грамматические особенности славянских языков нам читали давным-давно, еще на втором курсе, я прекрасно помню, что в белорусском языке достаточно фонетических приколов вроде яканья, дзеканья, цеканья, кучи твердых согласных, но вот последовательного гэканья в нем нет.

Я открыл карту диалектов. Сила и беда славянских народов в большой близости наших языков, по какой причине речь соседа кажется нам смешно искаженной собственной речью — весьма плодородная почва как для ощущения родства, так и для раздоров. Тем не менее Бобруйск — это не приграничный Гомель. Бобруйск почти в центре Белоруссии, откуда бы Паше перенять фонетику украинского языка? Однако карта диалектов говорила о том, что гэканье все-таки возможно. Проблема в том, что гэканье было не единственной странностью речи директора айтишников. Иногда Павел по-особому произносил слова, которые в русском начинались с приставки «от-». Так, «ответ» он пару раз произнес как «вiдвид», что-то среднее между украинским словом «видповидь» и русским «ответом», вместо «отстань» он отчетливо сказал «видчепись», а открытие превратилось в «видкрытье». Учитывая белорусское аканье и цеканье, у человека, чей родной язык белорусский, должны были получиться слова, звучащие иначе: «адказ», «адстань» и «адкрыцце». Интернет-переводчик оказался полностью со мной согласен. А вот про слово «влучно», которое является типичным украинизмом, Павлу напомнили и без меня.

Все это казалось бы ерундой — случайным смешением, местным диалектизмом, на что и сослался Павел, если бы не одно «но». У неожиданного лингвистического прозрения Искандера и у моих вполне себе последовательных подозрений есть вполне рациональное объяснение, которое как раз таки свидетельствует очень о многом.