Под псевдонимом "Мимоза" - Арина Коневская

А в гостиной Бестремов на высокой каминной полке появился в начале 60-х годов согнутый крест очень странной формы. Именно такой и был разрешен Вторым Ватиканским собором. Сей зловещий символ стали выносить властители римского престола к толпам верующих католиков на площади Святого Петра… А народ не подозревал, что невольно поклоняется знаку «зверя, выходящего из моря»… Не замечали искаженности креста и гости Бестремов, которые нередко с бокалом кампари уютно располагались для бесед перед камином.

Единственным человеком, кто спросил — что же это за крест такой странный? — оказалась русская профессорша. Подойдя вплотную к камину, Мария с недоумением взглянула на Бестрема, и тот мгновенно пояснил:

— Это, дорогая фрау Лаурин, подарок нашего любимого пастора Бохена, он привез его мне когда-то из Ватикана.

— Интересно, а что же он все-таки означает — дань модернизму в искусстве или…? — не унималась Маша.

— Вы угадали, фрау профессор — ведь иначе-то и быть не может! — живо нашел ответ лукавый хозяин дома.

* * *

Мария Силантьевна не ведала, что попала в круг аристократов по просьбе Вадима Ильича, и что для них сия просьба оказалась весьма кстати. Так, Карлу Бестрему был интересен стиль мышления фрау Лаурин, непривычный для немцев. А графиню Конси разговор «по душам» с иностранкой также развлекал немало.

Однажды Консуэло неожиданно заехала за Машей, предложив ей прогуляться по окрестностям. Оказавшись в живописной деревне Розенхайм, дамы расположились на террасе, выходящей прямо к берегу Дуная. Красота открывшихся перед ними далей и шум мягких речных волн способствовали доверительному настрою собеседниц. И Конси захотелось вдруг поведать профессорше сокровенную свою мучительную тайну, о которой она еще никому не решалась рассказать:

— Вы часто, дорогая Мари, восхищаетесь нашим Ильштеттом, мол, идиллия, да и только. Но на самом-то деле здесь все не так, как кажется, увы! Представьте себе, я даже пыталась отсюда, из рая этого, убежать в небытие, раствориться совсем.

— Как убежать? Куда?! — непонимающе воскликнула Мимоза.

— Очень просто — в мир иной.

— Значит вы… гм, Конси, вы собирались… покончить с собой?!

— Да, увы! Я узнала, что у Карла есть другая женщина, его бывшая студентка. И все… все потеряло для меня смысл — совсем! Даже дети, — тяжело вздохнула графиня.

— В это трудно поверить, Конси, может — сплетни завистников, а? Так ведь часто бывает, — сочувственно пробормотала Мими.

— Да нет. Не сплетни. Прежде чем снотворное принять, я проверила эти слухи. Увы! Но представьте себе, Мари, в тот момент, когда я достала таблетки, случилось необъяснимое! В комнате моей, наглухо запертой и темной, кто-то вдруг взял меня за плечо и четко приказал: не смей! Все пройдет. Этот голос был какой-то нездешний. Не из нашего мира. Гм, но он был! Можете поверить? Вот я и… не посмела. Теперь — все в прошлом. Только горечь осталась в душе. Никак не пройдет. Гм… иногда так больно! А Карлу я так ничего и не сказала, даже не знаю почему. Ведь он, наверное, обо всем догадался. Вы думаете, это правильно? — спросила графиня, смущенная собственной откровенностью.

— Мне кажется, да, Конси. Иногда нас, женщин, спасает от неверного шага наша интуиция. Со мной тоже случилось нечто подобное когда-то, — грустно заметила Маша.

— Вам тоже изменял муж?

— Это был не муж, а любовь моей юности. Я боялась выйти за него, уж слишком сомневалась. Но встречались мы долго. А когда стало ясно, что у него кто-то есть, ну, я тоже ему ничего не сказала, просто не смогла.

Теперь Консуэло посмотрела на Мимозу с сочувствием и, слегка помедлив, проговорила:

— А знаете, Мари, ведь участь наша решается вовсе не на Земле, нет. Вы-то верите в невидимые силы, ну, в мистику вообще?

— Я верю, что есть сила Божия. А мистические явления возможны, но толковать их боюсь, — тихо ответила профессорша.

— Слава Богу, Мари, что вы понимаете меня! Ведь с тех пор, как кто-то невидимый спас меня, я пытаюсь проникнуть в тайну судьбы. Это потрясающе интересно! И с друзьями мы говорим на подобные темы. Гм… я приглашу вас как-нибудь, не пожалеете!

— Спасибо, Конси. Но я-то далека от познания таинственных явлений. У меня ведь на первом плане — научный подход!

— Уж в этом-то я и не сомневаюсь, фрау профессор! Но не к судьбе же?! Можно ли загадку судьбы наукой измерять? — возбужденно спросила графиня.

И Маша засмеялась в ответ:

— Ни в коей мере, Конси! — И помрачнев, добавила: — Ведь жизнь любого из нас в руках Господа. А Промысел Божий не может открыться тленному уму человека, никогда…

* * *

В этот вечер граф Бестрем был возбужден в ожидании гостей. Среди них главную роль играла некая Лиз Лукель. Именно ей предстояло сегодня исполнить особый ритуал. Входя в гостиную, эта высокая цыганистая дама окинула присутствующих рассеянно-небрежным взором. Ее длинное иссиня-черное платье и зеленый блестящий тюрбан на крупной голове придавали ей экзотическую театральность. Легким кивком приветствуя собравшихся, она тихо промолвила:

— Благоденствие да будет с вами!

Засуетившийся хозяин усадил ее в огромное старинное кресло, как трон возвышавшееся над столом, со словами:

— Все готово, дорогая Лиз. Только Вилли и Фредди еще на подходе.

И в тот момент, когда издатель с юным Рабсбургом переступали порог, граф стал быстро занавешивать шторы, а Консуэло внесла длинную свечу, поставив ее на этажерку возле стены. Затем выключила люстру, с которой свисала цепочка с серебряными колокольцами. А на середине стола лежали какие-то странные фигурки, коробочки и кубики.

Освещаемая лишь бликами пламени от камина, гостиная погрузилась на миг в таинственную тишину, внезапно нарушенную предложением хозяина встать всем вокруг стола. Затем, слегка помедлив, он тихо, но с некоторым пафосом произнес:

— Возьмемся за руки, друзья!

И присутствующие, соединенные сплетеньем рук, медленно опустились в кресла. Тогда фрау Лукель поднялась со своего «трона», приблизилась к этажерке и зажгла свечу. Сам Бестрем в этот момент щелкнул пальцами, и по комнате поплыл туман, окутывая гостей ароматом ладана. Одновременно тихо зазвучала g-moll-ная баховская фуга из «Хорошо темперированного клавира».

Маша сидела между Консуэло и принцем Фредди. Интуитивно уловив смятение профессорши, графиня крепче сжала ее ладонь, а юный Рабсбург вообще застыл, будто окаменев. Мимозе на миг показалось, что она валится куда-то вниз. В глазах ее зарябило, и перед ней в полутьме поплыли мельчайшие, словно пылинки, огоньки и тихо зазвенели колокольцы, кубики зашевелились, а фигурки, к изумлению Мими, стали сами подпрыгивать над столом…

Напряжение, царившее в зале, постепенно возрастало. С высокого кресла наконец раздался глуховатый голос Лиз, сильно откинувшей голову назад: