Кредиторы эшафота - Алексис Бувье

Панафье после завтрака остался вдвоем с доктором Жобером.

После длинного разговора о вскрытиях Панафье сказал доктору:

— Дорогой Жобер, я пришел к вам узнать некоторые сведения, необходимые для изучения одного дела.

— Относительно чего?

— Помните ли вы преступление, совершенное полтора года тому назад на улице Фридлань?

— О да, конечно, — убийство красавицы Адели Мазель?

— Да, именно.

— Я делал ее вскрытие.

— Как?! Но ведь вы тогда были студентом.

— Да, я помогал доктору. А что же вы хотите узнать?

— Сейчас скажу вам. Я прочитал рапорт доктора и рапорт агента, но отличия в них до такой степени поразили меня, что я захотел обратиться к вам, чтобы быть вполне уверенным. Надеюсь, что вы нисколько не скомпрометируете себя, рассказав мне это, — добавил Панафье.

— О, нисколько! Доктор ошибся, но когда я обратил его внимание на это, то он мне ответил: "Не все ли равно, какова причина смерти. Истина в том, что убийца был Лебрен. Не будем же увеличивать ужаса от совершенного преступления открытием, которое могло бы найти себе подражателей".

Несмотря на печальный сюжет разговора, Панафье улыбнулся, довольный тем, что не напрасно приехал.

— Не скрою от вас, — сказал он, — что это интересует меня в высшей степени.

— В таком случае, милый мой, я с удовольствием готов сообщить вам какие угодно сведения.

Панафье оперся о стол, наполнил стаканы шампанским и продолжил:

— Вы читали рапорт доктора?

— Конечно, так как сам писал под его диктовку.

— Да, это правда, я забыл, что вы принимали участие во вскрытии.

— Да, я своими собственными руками вскрывал труп, конечно, под руководством доктора-эксперта.

— Доктора, у которого так много наград?

— Да, — отвечал со смехом Жобер.

Панафье был очень счастлив, так как уже узнал драгоценные сведения. Но он спешил узнать и другие факты, которые так и хотели слететь с языка Жобера.

— Вы видели мертвую мадам Мазель? Вы дотрагивались до ее ран? Вы производили вскрытие?

— Да, повторяю вам: я производил вскрытие, следуя приказанию доктора, и писал под его диктовку рапорт.

— Весь вопрос в том, дотрагивались ли вы до ран руками?

— Да, конечно.

— И вы констатировали их важность?

— Важность раны в левом боку, которая задела легкое.

— И которая была смертельной, не правда ли?

Жобер засмеялся, пожал плечами и сказал:

— Да, по крайней мере, так утверждает рапорт. Это действительно ловкий удар, и живой человек, получивший его, конечно, не пережил бы его.

Панафье понял, что доктор готов все объяснить, а главное — доказать, что счастливцы, которых публика превозносит, очень часто должны были бы учиться у молодых докторов, и поэтому он с удовольствием ухватился за этот случай, продолжая поспешно:

— Вы говорите — "живой человек". Разве вы предполагаете, что Адель Мазель была уже мертва, когда убийца вонзил ей нож в левый бок?

— Да, мой милый, я иду даже дальше. Я утверждаю, что удар поразил только труп.

— Вы убеждены в этом? — спросил Панафье, напрасно стараясь скрыть волнение, с которым выслушивал ответы Жобера.

— Конечно убежден, — ответил последний.

— И можете доказать это?

— Конечно, — небрежно подтвердил доктор, наливая в стакан шампанское. — У меня даже есть вещественное доказательство.

— Доказательство?

— Да, но не все ли равно, мой милый, как эта несчастная была убита. Главное, что она была убита. Убийца был найден, предан суду, осужден и казнен, следовательно, дело закончено.

Панафье не знал, что ответить на замечание приятеля, очевидно, утомленного этим разговором и хотевшего прекратить его. Тогда он решился говорить яснее:

— Выслушайте меня, мой милый Жобер. По особым причинам мне нужно узнать точные сведения относительно этого предмета. Прошу вас, не удивляйтесь моей настойчивости. Я изучаю это дело, и мне нужно знать правду. Помогите мне восстановить факты.

— Но, мой милый Поль, я в вашем распоряжении и могу сказать вам все, что знаю.

— О, благодарю вас!

Доктор взял сигару, откусил кончик зубами, закурил ее и тогда уже заговорил:

— Я уже вам сказал, что делал вскрытие под руководством доктора-эксперта — человека с наградами, как вы его называете, и что вследствие этого я в состоянии судить о причине смерти.

— Да, — проговорил Панафье, — ну и что же?

— Прежде всего, положение трупа, спокойствие его лица, небольшое количество вытекшей крови — все это заставило меня сомневаться в том, что смерть была результатом ран, нанесенных острым оружием, так как эти раны дают много крови и их количество заставило бы предположить о сильном сопротивлении жертвы, о сопротивлении, которое оставило бы следы тех усилий, которые должен был употребить убийца, чтобы победить его.

— Совершенно верно, это именно то, что я думал! — вскрикнул Панафье.

Жобер задумался на несколько минут, припоминая то, что произошло полтора года тому назад, и продолжал:

— Внимательный осмотр каждой раны в отдельности и даже раны в левом боку подтверждал мое предположение. Я спрашивал себя: "Не были ли эти раны нанесены после смерти?" Но отсутствие других причин смерти заставило доктора прийти к выводу, что те раны, которые он видел, были смертельны.

— Но каким образом этот знаменитый доктор может давать такое категорическое заключение, если он сам сомневается? — спросил Панафье, ударив по столу. — Ведь этот господин подписался, что смерть наступила в результате ранения в левый бок, из-за чего произошло внутреннее кровоизлияние.

— Все люди ошибаются, — отозвался Жобер, — и доктора тоже.

— Но, мой милый, от медицинской экспертизы очень часто зависит жизнь человека.

— Конечно, но этот бедный старый доктор, видимо, находился под влиянием убедительных доказательств, добытых следствием против обвиняемого. По всей вероятности, уверенность в виновности того заставила его дать свое заключение немного поспешно. Я не знаю — почему, но по окончании вскрытия я не в состоянии был отойти от этого тела. Мне хотелось найти причину, которая ускользнула от эксперта. Я приказал перенести труп в мой павильон в практической школе и там, оставшись один, начал снова внимательно осматривать тело. Перевернув труп на грудь, я поднял длинные волосы, распущенные по плечам и, свернув, закрепил их на затылке. Когда низ затылка открылся, и я с восторгом глядел на грациозную линию шеи, мой взгляд вдруг словно споткнулся: мелкие вьющиеся волосы внизу затылка были слипшимися и засохшими. В эту минуту — не помню, как и почему — но я вспомнил о том, что несколько капель крови были найдены на подушке жертвы, и сразу же, вследствие естественного течения хода мыслей, я увидел связь между пятнами на подушке и слипшимися волосами. Я тут же взял лупу, осторожно приподнял слипшуюся прядь волос и под ними заметил небольшую черную точку, настолько маленькую, что она, без сомнения, ускользнула бы от