Флейшман в беде - Тэффи Бродессер-Акнер

Как только Сет собрался с мыслями, то есть как только понял, что его пригласили в ловушку, и дождался, пока папаша закончит держать речь, то вперился в него взглядом и смотрел так секунд десять, потом встал и вышел. Взял такси и поехал прямо к Николь. Когда она открыла, он прошел мимо нее в квартиру и потребовал вернуть ему кольцо. Тоби этого так никогда и не понял: в те времена, когда им было по двадцать с небольшим, у всех у них заветной мечтой всей жизни было поселиться на Лонг-Айленде с выплаченной ипотекой, с хорошей частной школой для детей, с гарантированной работой. «Да, – сказал тогда Сет. – Только это должно быть мое решение».

Но он так и не повзрослел настолько, чтобы этого захотеть. Он так никогда и не принял решение. Кто знает, отчего Сет испытывал всепоглощающий, терминальный, патологический страх перед женитьбой? Только потому, что его родители, кажется, были несчастны в браке. Или потому, что он ненавидел организованную религию, но был слишком труслив и нерешителен и боялся, что выбранная жена не позволит ему удариться в религию на старости лет, когда он впадет в сентиментальность. Или потому, что не хотел ни перед кем держать ответ, когда возвращается домой среди ночи и надевает наушники, изображая пилота истребителя, воюющего с инопланетянами (игровую приставку он убирал в чулан, когда приходили друзья, – не потому, что стыдился своего увлечения компьютерными играми, а потому, что не мог сосредоточиться ни на чем другом, когда приставка была на виду). Или потому, что ему до сих пор было ужасно весело гудеть с коллегами по Уолл-стрит – интересно обнаруживать, где они проснутся наутро после очередного загула. Или потому, что он видел, какие лица бывают у этих самых коллег на следующее утро – стыд, ощущение потери – из-за того, что им подрочили какие-то женщины, которые не были их женами. Почему человек обязан чувствовать себя виноватым, если ему кто-то подрочил? А может, потому, что еще в детстве мать шепнула ему на ухо, что он само совершенство, что ни одна женщина никогда не будет его достойна. Или потому, что все ожидали от него женитьбы, но если он совершит этот решительный, всеми ожидаемый шаг, его жизнь пойдет по накатанной колее, в которой ему придется делать и всё остальное, чего от него ожидают, – а именно, всё то, чего требовал от него отец Николь. А может, потому, что женатому очень нелегко устроиться так, чтобы трахать двух женщин одновременно. А Сет в зрелом возрасте готов был отказаться от многих своих прихотей, но не от этой. А может, потому, что он еще не встретил женщину, которая нормально отнеслась бы к тому, что он смотрит порнушку в воскресенье утром так же регулярно, как другие мужчины смотрят футбол. А может, потому, что в жизни наступает момент, когда обмен сексуальными эсэмэсками с женщиной щекочет меньше и перестает возбуждать, и это тот самый момент, когда в эсэмэсках появляются логистические вопросы: Когда ты придешь домой? Ты молоко купил? А может, слишком часто оказывалось, что женщина в самом начале отношений охотно позволяет тебе вылизывать ее анус, и наоборот, но стоит вам поселиться вместе, она тут же начинает делать вид, что ей ничего подобного никогда и в голову не приходило. А может, потому, что раз в полгода или около того Сет любил заказать пиццу от Анджело на одного себя, а потом всю ночь качать пресс или делать под ютуб все подряд упражнения, в которых встречается слово «сушка», а также заниматься аэробикой под видео из восьмидесятых. А может, он больше всего на свете боялся, что его узнают и потому отвергнут; такой отказ – неотъемлемая часть жизни, и единственный способ его вынести – ни в коем случае не позволять, чтобы тебя узнали; ведь тогда отвергать будут не тебя самого, а некую проекцию.

Тоби тогда пошел с Сетом на йогу, но не познакомился ни с одной женщиной – они все были молодые и не встречались с ним глазами, и еще на них были майки с надписями СМУЗИ ИЗ КЕЙЛА и ТВОЯ ТРЕНИРОВКА – ЭТО МОЯ РАЗМИНКА, которые слишком сильно напоминали ему о Рэйчел. И вообще эти женщины им не интересовались. (Может быть, он не испускал тех феромонов, которые испускал Сет. Или верна была теория Тоби, что женщину нужно заранее подготовить к факту его малорослости через приложение для знакомств. Или верна была его теория, что сорокалетняя версия Сета привлекательна только в его собственных глазах. Или верна была его теория, что женщины не так примитивно устроены, как считает Сет.) Но Тоби продолжал ходить на йогу, потому что ему приятно было двигаться, но при этом никуда не бежать, приятно было полагаться на вес собственного тела как единственный тренажер, а также узнать, что земля у него под ногами намного надежней, чем он предполагал. Еще в йоге ему нравилось, что иногда они целую минуту тратили на нечто, называемое позой горы, то есть просто стояли. Целая отдельная поза – только для того, чтобы стоять! Да, йога, пожалуй, подходила к жизненной ситуации Тоби как ничто другое.

– Какой у тебя процент успеха? – спросил Сет как-то вечером, примерно через месяц после того, как у Тоби началась новая жизнь.

– Не знаю. Шестьдесят? Тридцать? Трудно сказать. Мне кажется, я за месяц превратился в человека, видящего потенциальную партнершу в каждой женщине от восемнадцати до шестидесяти. Я считаю неудачей, если веду детей к врачу и секретарша не хочет заняться со мной сексом.

– Чувак, у тебя должно быть сто процентов успеха. Каждая встреча должна заканчиваться в постели. Ты сейчас в самой удачной поре. Ты – чистое золото.

– Не всё так просто.

– Ты слишком разборчив.

– Разборчив? – переспросил Тоби. – Я бы сейчас и осла трахнул, вот как я разборчив.

– Тогда что не так?

– Я пятнадцать лет был женат на женщине, которая не позволяла мне писать стоя! Мне нужно время, чтобы прийти в себя.

Сет покачал головой, потом наклонился к Тоби через стол, положил руки ему на предплечья и потряс их так, что все тело Тоби содрогнулось.

– Слушай, чувак, как я по тебе скучал, – сказал Сет.

Проблема была в том, что Рэйчел все еще хотела трахаться. В этом заключалась тайна Тоби. За последние полтора месяца у него был секс с девятью женщинами, не считая Рэйчел. На шесть женщин больше, чем за всю его предыдущую жизнь. И все же иногда, после десяти вечера, ему приходила эсэмэска от Рэйчел с вопросом, чем он занят. Это был сигнал, по которому Тоби отвечал: «Ничем», а она тогда спрашивала, не хочет ли он зайти, и он обнаруживал, что вся его ненависть к ней и вся решимость мгновенно таяли и сменялись ненавистью к самому себе и потребностью заполнить пустоту, и он хватал ключи и шел на свою бывшую квартиру. Теперь они занимались любовью молча (так было не всегда). Слышно было, как тело трется о тело, но ни вздохов, ни стонов. И определенно не было слов. Секс существовал за пределами любых неприязненных отношений, и так было всегда. Они делали то, в чем нуждались. Он знал, как она любит – сначала недолго поиграть с ее сосками, пока она преднамеренно погружается в нечто вроде глубокой медитации через дыхание, а потом она переворачивалась на живот, и Тоби ложился сверху.

За годы работы Тоби часто слышал жалобы других женатых докторов на недостаток секса или шутки на эту тему. Аллен Келлер, которому всего тридцать шесть лет, как-то сказал, что у него с женой последний раз секс был четыре месяца назад. Аллен всё ждал, чтобы жена заметила, но ее, кажется, это не беспокоило. Когда он сам заговорил об этом, жена сказала, что к вечеру устает, и вообще, почему он считает, что это она должна подлаживаться под его расписание, а не наоборот. «Потому что ты не работаешь?» – подсказал он. Жена заявила, что если занимается сексом слишком поздно вечером, у нее начинается приступ тревоги и она всю ночь не может заснуть. «Что это за хрень?! – спросил Аллен у Тоби. – Ведь не может быть, что она это серьезно?!»