Дочь за отца - Владимир Григорьевич Колычев

Жалобу на меня накатал. Пистолет я у него искал.

— Ну да, ну да… А чего не сказал, что пистолет золотой?

— Я тогда еще не знал… Я тогда еще много чего не знал.

— Значит, бандиты забрали пистолет, а у них отобрали другие бандиты… И потом уже он оказался здесь.

— У Катафьева отобрали. И у Кокона.

— Кокон — это кличка?

— Не знаю, может, фамилия. Знаю только, что это он участвовал в нападении на «Огонек».

— Знаешь?

— Не скажу, что на сто процентов, но вероятность существует. Я отправил ребят, они попробуют выйти на этого Кокона. Если вы не против.

— Я против?! Ты вот включился, и уже на Кокона этого выходят… Надо работать, Степан, надо работать! Двадцать два трупа. Двадцать два!

— Двадцать три. Если считать Катафьева.

— Что там по делу Логачева?

— Логачев, Логачев… Бандит… Нет, законопослушный… В общем, законопослушный бандит, — усмехнулся Степан.

— Да, да, Логачев, что-то припоминаю… В камеру к бандитам ты его бросил?

— К таким же законопослушным.

— Избили они его.

— Ну да, что-то было.

— Так, сейчас… — Кузовиков сел, автоматически взял пистолет и положил его в ящик стола.

— Товарищ подполковник! — выразительно глянул на него Степан.

— Вот черт! Это же орудие…

— И ваши пальчики! — кивнул Круча.

— Ты это серьезно? — сошел с лица Кузовиков.

— Но мы прокурору ничего не скажем.

— Ну конечно, нет!

Кузовиков нервно вынул из кармана носовой платок, тщательно протер пистолет и выдохнул с чувством облегчения, не забыв при этом вопросительно глянуть на Степана.

— Так что там с Логачевым?

— Так, с Логачевым… — Кузовиков перелистнул страницу ежедневника. — Вихров Логачева… в камеру к Полухину. Про тебя Вихров ничего не сказал, не давал ты команду Логачева именно в эту камеру определить.

— Но Логачев оказался в камере с Полухиным.

— И что с того? Не к дамам же его сажать, — усмехнулся Кузовиков.

— Дама не дама, тому дам, тому не дам… — в раздумье проговорил Степан. — Вопрос, кто кому дал.

— Ты сегодня долго спал? — спросил начальник, с подозрением глядя на него. — Или не спал?

— Логачев говорит, что он Полухину навалял. А у Полухина щека была поцарапана, я видел. Но и Логачеву досталось. И душили его, и мордой по полу возили.

— Ты здесь ни при чем, успокойся. Шашкин уже в курсе… — Кузовиков задумался.

А может, и не в курсе Шашкин, может, он по-прежнему жаждет его, Степана, крови.

— Дело не в Шашкине. Дело в том, что Полухин и Урываев — люди Турмана. А Логачев очень много знает. Знал даже, где дочь Шашкина прятали. И где Верзила прячется, тоже может знать. И где Сафрон живет, он тоже знает. И что в «Огоньке» бандиты собираются, ему известно.

— Ты что-то говоришь, говоришь, ничего не понимаю. Давай внятно и по порядку!

— Да можно в двух словах. Это Логачев Сафрона сдал. И на «Огонек» он указал… Может, и в засаду Хороводова заманить была его идея.

— Хочешь сказать, что Логачев причастен ко всем этим убийствам?

— Не знаю, нужно проверять.

— Ну так проверяй!

— Я же в отпуске, — не забыл напомнить Круча.

— Считай, что уже нет… Найди мне этих мерзавцев, Степан! Найди!

— Обещать не буду.

* * *

Комов и Кулик уже вернулись после визита к Гурскому.

— Нет его дома, — развел руками Федот. — Вечером будет.

— Ганшина была, подтвердила приметы Кокона, — кивнул Кулик.

— Ясно… В общем, закончился мой отпуск, Логачева едем брать.

— Куда едем?

— Улица Свободы, номер дома, квартиры известен.

Степан очень сомневался, что найдет Логачева по этому адресу. И Комов качнул головой.

— Сафроновские сейчас на ушах стоят.

— Ничего, найдем.

Для начала Степан получил оружие и бронежилет. И оперативников своих заставил надеть защиту. На улице холодно, а под куртками бронежилеты не особенно заметны. А без них охоту на зверя лучше не начинать. На зверя, который одним, считай, махом уложил стольких людей.

Глава 7

Сафрона будто подменили, улыбается, глаза светятся, как у невесты перед алтарем. От него сильно разило спиртным, но вряд ли это причина его неожиданной, но вполне объяснимой радости. Не получается у Сафрона на киллеров выйти, и никто не может ему в этом помочь, а нападение может повториться, причем в любой момент. Поэтому дом охранялся, как говорят в таких случаях, не по-детски. Но Степана пропустили к нему сразу, как будто его ждали как дорогого гостя.

— Ты еще живой? — спросил Степан.

— А ты?

— Что я?

— Что там у тебя под курткой?

— Папка с протоколами.

— И много нарыл?

— На кого?

— Ну а кто пацанов моих положил! — Сафрон обвел рукой двор, где на плиточном покрытии еще виднелись меловые силуэты.

— А я этим занимаюсь?

— А чего тогда пришел?

— Собираюсь заняться.

— Тогда спрашивай, скажу все, что знаю.

— Сначала мне с Логачем поговорить надо.

— С Логачем?! А что такое? — задумался Сафрон.

— А прокурору телегу на меня накатал.

— На тебя телегу? Хм!..

— Не говорил?

— Да нет.

— Прокурор телеге этой ход дал. Все очень серьезно.

— Да? — Сафрон коварно глянул на Степана.

Может, это хорошо, что прокурор телегу на него с горочки катнул? Может, это хорошо, если капитан Круча исчезнет с его горизонта?

— Логачев телегу отозвать должен. Как только отзовет, я сразу же и займусь. Коконом.

— Кем?

— А ты не знаешь, кто в тебя стрелял?

— Кокон?.. Что еще ты знаешь? — возбудился Сафрон.

— Я же говорю, сначала Логачев.

— Да я и сам могу с ним поговорить. Обещаю…

— Не надо говорить. Логачева давай!

— Нет его здесь!

— Пусть подъедет.

— Прямо сейчас?

— Прямо сейчас.

— Ну, хорошо… Выпьешь?

— А не отравишь?

— Пф-ф.

— Тогда наливай. Я пока что еще в отпуске… — подмигнул Комову Степан. — Но сначала Логачеву позвони. При мне. Он ничего не должен знать.

Сафрон кивнул, позвонил кому-то и велел отправить к нему Логача. И пока тот добирался до места, успел-таки пропустить со Степаном пару рюмок коньяка. И оперов, разумеется, угостил.

Логачев выходил из машины с каменным лицом, важный, непреклонный, на Степана он смотрел с твердой уверенностью идти до конца в своих претензиях. Он действительно думал, что ему предложат отказаться от своих требований.

— Прокурору стучишь? — спросил Степан, презрительно глядя на него.

— Это не так называется и перед Сафроном, и перед всеми, кто находился при нем.

— Это называется «жаловаться». Как девочка.

Но Логачев лишь. глядя свысока, усмехнулся.

— Вот я тебя сейчас закрою, и можешь жаловаться дальше.

— Зацепил я тебя, мусор, да? — скривился Логачев.

— Плохо ведешь себя, Витя. Очень плохо. Не забудь это прокурору сказать.

Степан вдруг резко пришел в движение, будто собирался