Ф.М. Том 1 - Борис Акунин

— Бумага изготовлена на франкфуртской бумагопрядильнойфабрике «Обермюллер». Это довольно популярная марка, широко использовавшаяся вЕвропе начиная с сороковых и до начала семидесятых годов 19 века. Не из дешевых— известно, что Федор Михайлович любил хорошую бумагу. Перо стальное,манчестерского производства. Именно такими перьями Федор Михайлович пользовалсяв шестидесятые годы. Химико-структурный анализ чернил подтверждает ихаутентичность. Марка не определяется, но степень выцветания, при условиихранения в темном месте, соответствует нужным временным параметрам. Наконецпочерк и, что тоже очень существенно, маргиналии — в нашем случае это рисункина полях… — Торжественная пауза, повышение голоса. — Вне всякогосомнения это рука Федора Михайловича.

— Ура! — Николас ликующе махнул кулаком ввоздухе. — Я чувствовал!

Эксперт подняла ладонь: тише, я еще не закончила.

— Ему же принадлежит и след запачканного черниламипальца. Это большой палец правой руки. Оптоэлектронный преобразователь сдостаточной степенью точности определил папиллярный узор, который полностьюсовпадает с другим отпечатком, в свое время обнаруженным мною на 18 страницерукописи «Неточки Незвановой». Дерматоглифическое исследование обнаруживаетвыраженную расплывчатость папилляров, характерную для эпилептиков, а как мы свами знаем, Федор Михайлович был подвержен этой болезни. Кроме того, берусьутверждать, что дактилограмма принадлежит мужчине среднего возраста, вероятнеевсего, в диапазоне от сорока до пятидесяти лет. Что соответствует времениработы над «Преступлением и наказанием», когда Федору Михайловичу было сорокчетыре года.

— Неужели по отпечатку пальца можно столько всегоопределить? — поразился Ника.

— Если оттиск хороший — да. Перехожу к гипотетическойчасти. — Элеонора Ивановна перелистнула страницу. — Текстологическийанализ исследованного фрагмента, филологической науке совершенно неизвестного,позволяет с большой степенью уверенности предположить, что перед нами частьрукописи, представляющей собой сюжетно оформленный вариант художественногопроизведения, которое дошло до нас в виде романа «Преступление инаказание». — Вознаградив себя за длинное предложение глотком чая,Моргунова продолжила. — Известно, что в начале июня 1865 года, отправляясьза границу, Федор Михайлович предложил издателю «Санкт-Петербургскихведомостей» Коршу и издателю «Отечественных записок» Краевскому некий роман,который обещал закончить к октябрю. Предложение не было принято ни Коршем, ниКраевским, и до сих пор считалось, что замысел остался неосуществленным.Возможно, какая-то часть работы все же была выполнена, а впоследствии ФедорМихайлович использовал материалы из недоконченного романа для «Преступления инаказания». Это версия первая. Можно предложить и иную версию, связанную соСтелловским, нечистоплотным издателем, который тогда же, в июне 1865 года,подписал с Федором Михайловичем «условие», то есть контракт.

— Да, я помню эту историю, — решил блеснутьначитанностью Николас. — За небольшой аванс Достоевский обязался написатьк определенному сроку роман, а если не напишет, все права на его сочинениянадолго переходили к Стелловскому. Благодаря юной стенографистке Анне Сниткинойписатель сумел-таки поспеть к сроку. Но ведь, насколько я помню, то был роман«Игрок», а вовсе не «Преступление и наказание».

Вы плохо знаете биографию Федора Михайловича, — укориламагистра истории Моргунова. — Стыдно. При чем здесь «Игрок»? Это будетлишь осенью 1866 года, а мы говорим про лето 65-го. Федор Михайлович живет вВисбадене, много играет на рулетке, не может расплатиться по счетам в гостинице.Он совсем один, в ужасном положении, и всё пишет, пишет. До нас дошли записидвух первоначальных редакций «Преступления». Первая написана от лица убийцы, вформе его «исповеди». Сюжетная рамка второй редакции — судебный процесс надубийцей. Мог быть и еще какой-то не дошедший до нас вариант. Ничегофантастического в этом предположении нет. В одном из писем барона Врангеля,близкого друга писателя, есть невнятное упоминание о том, что вавгусте-сентябре Федор Михайлович пробовал что-то написать для издателяСтелловского. В свою очередь, в письме Врангелю писатель сообщает, —Элеонора Ивановна провела пальцем по строчкам. — «Теперь опять начнуписать роман из-под палки, то есть из нужды, наскоро. Он выйдет эффектен, нотого ли мне надобно!» А вот из другого письма, тому же адресату: «В настоящеевремя я начал одну работу, за которую могу взять деньги только осенью. Успешнои как можно скорее окончить эту работу необходимо, чтобы начать, получивденьги, уплату долгов». И еще одна жалоба, на то же самое: «О, друг мой! Вы неповерите, какая мука писать на заказ… Но что мне делать: у меня 15 000долгу». — Старуха отложила страницу. — Идем далее. Сам ФедорМихайлович позднее писал барону Врангелю, что после возвращения в Петербург, вконце ноября, когда для романа о Раскольникове было уже «много написано иготово», он «всё сжег» и «начал сызнова», по «новому плану». А что если несжег? Доверять Федору Михайловичу в подобных вещах следует с осторожностью.Например, в 1871 году, перед возвращением из длительной заграничной поездки вРоссию, он тоже писал, что сжег все черновые рукописи последних четырех лет, втом числе оригиналы и первые редакции «Вечного мужа», «Идиота» и «Бесов».Однако потом выяснилось, что эти записи целы. Они и сейчас хранятся вЛитературном архиве. Так, может быть, и от рукописи 1865 года что-тосохранилось? В любом случае вам, молодой человек, невероятно повезло.

Старая ведьма ни к селу ни к городу хихикнула.

— Рукопись как документ исключительной культурнойценности подлежит передаче, или в некоторых предусмотренных законом случаях,продаже государству. Это если вы сможете доказать, что владеете рукописьюлегальным образом — например, она досталась вам по завещанию. Но вы-то,конечно, захотите переправить ее за границу, на аукцион. Эх, надо было взять свас больше. Шучу! — замахала она рукой на попытавшегося протестоватьФандорина. — Я вам гарантировала конфиденциальность и слово сдержу. Наука,которой я посвятила всю свою жизнь, обошлась со мной скверно, и я ничем ей необязана. Но вы учтите вот что. — Экспертша хитро прищурилась. — Ценатакого автографа сравнительно невелика — несколько тысяч долларов, даже еслипродавать по-черному, в частные руки. Но если бы у вас на руках была всярукопись, тогда ого-го. Совсем другое дело.

Она выжидательно смотрела на собеседника. Даже приспустилаочки — блеснули два недобрых водянистых глаза.

— Это собственность моего клиента. — Николасподнялся, бережно спрятал драгоценную страницу и заключение в прозрачнуюпапку. — Ему и решать.

Бедный Рулет, думал он. Что с ним будет? Теперь на радостяхуширяется до смерти. Как быть?