Имидж старой девы - Елена Арсеньева

– Думаю, да, – ответил Бергер, нарочно говоря так уклончиво.Он знал приметливость и въедливость «железного Генриха». Почует, что собеседникчто-то знает, – и не отпустит. Хочешь не хочешь, а все ему выложишь. Вот быкому допросы снимать. Хватка у него правда что железная.

– Может быть, может быть… – протянул капитан. – Значит, всеже умер как подлец. Жалко. Зря Оленька нервы мотала, в милицию бегала. А ужволновалась как! Одышка началась!

– От волнения одышка? – поразился Бергер. – Она что, больна?

– Да какая больная, просто толстушка, ну и задыхается чутьчто.

– Толстушка? – насторожился Бергер. – А рост?

– Высокий рост, – не без удивления ответил «железныйГенрих». – Тебе-то какая разница? Посвататься собрался? Напрасно, она замужем.Муж сейчас в командировке, поэтому она к нам за советом прибежала. И так плохо,ты знаешь, ей стало, что пришлось аж «Скорую» вызвать. Сделали укольчик, апотом мы ее домой, конечно, уже не отпустили. Переночевала у нас, а утром мывсе втроем, она, я и дочка, пошли в милицию.

– Понятно… – рассеянно кивнул Бергер.

Возникшая было в мозгу картина того, как высокая толстушкаРыжкова расправляется со взяточником и вымогателем Симанычевым в паркеКулибина, исчезла. Во-первых, Рыжкова находилась под присмотром «железногоГенриха», а мимо него и муха не пролетит. Во-вторых, за каким чертом ейпредупреждать Симанычева о начале военных действий?!

Кстати, насчет одышки… Интересная мысль. Может, у Симанычевабыла астма и что-то спровоцировало ее приступ? Но у него не оказалось с собойспасительного баллончика, вот и задохнулся.

Вряд ли, тут же сам себе возразил Бергер. При астме невозникает такой отек Квинке [2], какой он наблюдал на лице Симанычева. Этотипичная реакция аллергика.

– Генрих Францевич, а у вас есть «СПИД-Изюминка»? –подбежала к киоску какая-то «барышня» в чисто символической юбочке. «ЖелезныйГенрих» просиял и начал доставать газету.

Пользуясь этим, Бергер быстро простился и пошел в свойкабинет, размышляя над придурью некоторых людей. Причем подавляющегобольшинства. Понятно, что название газеты «Speed-Изюминка» не содержит ничегонеприличного, ибо Speed – это скорость по-английски. Но звучит-то как?!СПИД-изюминка… Какая, к черту, в СПИДе изюминка может быть?!

Интересно, задумывался над этим кто-нибудь, кроме Бергера,или нет? А еще интересно, раскопает ли следователь, который будет вести дело обубийстве Симанычева, информацию о том, что он был взяточником, а значит, оченьмногие имели на него большой и острый зуб? И все-таки… все-таки, открыта былабарсетка Симанычева, когда ее нашел Финт, или нет? И если открыта, не выпало лииз нее что-нибудь важное для следствия? И догадались ли эти веселенькие ухари,которые изображали из себя опергруппу, осмотреть газоны?

Размышляя так, Бергер поднялся на третий этаж, дошел додвери с табличкой «Городское бюро юридической поддержки», взялся за ручку – ивдруг повернулся, сбежал вниз, проскочил мимо удивленного Генриха, с крыльцамахнул такси и помчался в парк Кулибина. Битый час он таскался по раскисшимгазонам, цеплял на туфли комья грязи, перепачкал брюки, но не нашел ровноничего, что затронуло бы его внимание. Выходило: а) оперативники обшарилигазоны и нашли что-то важное, но Бергеру не оставили, а забрали с собой; б)обшарили газоны, но ничего важного там не было; в) про газоны они забыли, нотам все равно ничего важного не имелось; г) газоны не обшарили, важное было, ноили оказалось унесенным ветром, либо его подобрал случайный прохожий; д)барсетка была изначально закрыта, поэтому выпасть из нее ничего не могло, азначит, и искать на газонах ничего не стоило ни опергруппе, ни Бергеру.

Ломая голову, который из этих пяти пунктов выбрать, Бергервернулся на работу, еще больше изумив «железного Генриха». Но, по счастью, укиоска стояли покупатели, и допроса с пристрастием продавец Бергеру не учинил.

Я стою у окна и смотрю на окна противоположного дома,расположенные как раз напротив наших. Улица узкая – движение толькоодностороннее, – поэтому кажется, что окна совсем близко. Все семиэтажноепросторное современное, каких в этом районе очень мало, здание занимает однафирма. Называется она СА «Кураж». Что такое СА, я не знаю, наверное, тут необошлось без слова «компания» – compagniе, ну а дальше – бог его ведает. Надобы спросить у Маришки, а впрочем, какая мне разница, кто и на чем делает тутденьги? Вывески, подобные той, что я видела около входной двери, встречаешь напарижских улицах то там, то сям, из чего можно сделать вывод, что СА «Кураж» –вполне процветающая фирма. Между прочим, этот же вывод можно сделать и потому,что все в нашем доме вынуждены спать с задернутыми шторами.

Вы полагаете, что между процветанием этого «Куража» и нашимишторами нет никакой связи? Напрасно так думаете! Знаете, сколько стоит воФранции электричество? Нет? Я тоже не скажу точно, знаю только, что оченьдорого. Так вот, в этом СА «Кураж» всю ночь горит свет. Одни кабинеты освещеныполностью, в других света нет, но включены компьютеры, экраны светятсяразнообразными заставками. Но и в этих комнатах в пять утра, когда приходитуборщица, включают большой свет. Ослепительно яркие лампы! Без штор, короче,уснуть невозможно. Здесь их шьют обычно очень тяжелыми, на плотной подстежке,потому что улицы очень ярко освещены по ночам. Благодаря этим шторам в комнатевоцаряется блаженная темнота – хоть глаз выколи! Но я нарочно раздергиваю их ивпускаю в комнату свет. Потому что Лизок не может уснуть в темноте, боится ее ине любит. А ее сон – слишком редкостное удовольствие, чтобы можно былоотноситься к нему пренебрежительно и не ценить каждую его минуту. Ради тогочтобы усыпить малышку, я сама готова спать при свете.

Кстати, признаюсь, что это не так трудно, как казалосьраньше. Между прочим, раньше меня жутко раздражал малейший шум! Парижские улицыночью куда более шумны, чем, к примеру, нижегородские. С другой стороны, этовполне понятно: что такое Нижний и что такое Париж! Но до недавнего времени ямогла спать здесь только с затыкалочками для ушей. И стоило ночным прохожимпогромче заговорить или промчаться мотоциклисту, как я просыпалась, а потомдолго-долго не могла уснуть.