Люблю и ненавижу - Виктория Лайт

Она молчала.

– Карен, любимая, прошу тебя, не расстраивайся…

Она истерически захохотала.

– Возьми себя в руки, – строго сказал он. – Хотя бы ради меня.

Это несколько отрезвило ее. Ради него – очень весомый аргумент. Разве не ради него она разрушила свою жизнь?

– Ты сможешь приехать пораньше? – спросил Эд. – Скажем, в половину четвертого? Я бы встретил тебя, и мы могли бы все хорошенько обсудить.

– Хорошо, – прошептала она. Что они успеют обсудить за полчаса?

– Отлично, – обрадовался Салливан. – Тогда я буду ждать тебя у пиццерии ровно в половину. До встречи, любимая!

Карен повесила трубку и уселась прямо на пол. Итак, ее худшие опасения стали явью. То, что казалось ей преувеличенной угрозой и бессмысленной жестокостью, обрело реальные формы.

А что ты хотела? – спросила она себя с горечью. Они-то считают тебя убийцей. Пусть невольно, но для них ты виновата в смерти этой женщины. Или ты рассчитывала, что они раскусят твою игру и увидят, что это всего лишь благородная попытка выгородить всеобщего любимчика? Что они поддержат тебя и не станут наказывать?

Карен фыркнула. Она избрала эту долю сама. Теперь надо до конца испить чашу горечи.

Несмотря лето, Карен решила захватить с собой легкий плащ. Она вообще очень быстро замерзала, и сейчас ей казалось, что никакое солнце не в состоянии согреть ее. Она уже десять минут стояла у пиццерии, но Эда все еще не было. Было бы разумнее зайти внутрь и сделать заказ, но она боялась пропустить Салливана.

Время неумолимо приближалось к четырем. Вскоре она не сможет посидеть с Эдом. Ей придется идти в больницу, чтобы предстать перед суровым судом доктора Мелтона…

– Карен, прости, дорогая, меня задержали, – пробормотал Салливан, буквально подбегая к ней.

Эд чуть приобнял ее, и они вошли в теплую пиццерию и заказали кофе.

– Как ты себя чувствуешь? – заботливо спросил он.

Карен таяла под его ласковыми взглядами. Тревоги и волнения отошли в сторону. Как замечательно, когда тебя любят…

– Все хорошо, – беззаботно улыбнулась она. В его присутствии все действительно было хорошо. – Насколько это возможно в данных обстоятельствах. Моя мама даже обрадовалась тому, что мне придется уйти из больницы. Она всегда настаивала, чтобы я работала на почте с сестрой.

– Правда? – обрадовался Эд.

Карен кивнула.

– Конечно, я не сказала ей, почему я ушла, – добавила она с горечью. – Это, наверное, поменяло бы все дело.

Лицо Салливана вытянулось. Он протянул руку и потрепал Карен по плечу.

– Не унывай, малышка, все обязательно наладится, – проговорил он бодро.

– А ты уверен, что они совсем не позволят мне учиться дальше? – спросила Карен через некоторое время.

– Да. – Салливан неловко замялся. – Доктор Макфлайер высказалась вполне определенно. Что-то в духе того, что подобных людям надо держаться как можно дальше от медицины… Ну ты представляешь себе ее манеру держаться и читать нотации…

Карен опустила глаза.

– Я не думал, что они будут так серьезно настроены, – продолжал Эд. – Я правда попытался за тебя заступиться, но они не хотели ничего слушать.

– Я знаю. – Карен попыталась выдавить из себя улыбку. Она больше всего боялась, что он решит, что она обвиняет во всем его. – Все в порядке, Эд.

Но Салливан все равно выглядел обеспокоенно.

– Знаешь, я очень благодарен тебе за то, что ты сделала, – начал он сбивчиво.

– Давай не будем сейчас об этом, – сдержанно попросила Карен.

Почему-то сейчас Карен меньше всего хотелось выслушивать слова благодарности. Она поступила так, потому что не видела другого способа помочь ему. О чем тут еще говорить?

Салливан взглянул на наручные часы.

– Без пяти четыре. Тебе пора.

С тяжелым сердцем Карен поднялась. Что еще ждет ее впереди?

Они вышли на улицу, и Эд виновато произнес:

– Ты не возражаешь, если я пойду за тобой? Мне не хотелось бы, чтобы нас видели вместе. Знаешь, могут пойти разговоры о том, что я разгласил тайну и предупредил тебя о результатах заседания…

Карен кивнула. Эд совершенно прав. Ни к чему, чтобы по больнице поползли слухи.

– Не грусти, детка. Все наладится. – Салливан наклонился и поцеловал ее в щеку.

Карен на секунду прижалась к нему и закрыла глаза. Вот он, источник ее храбрости. Это мимолетное прикосновение придало ей сил. У нее есть Эд. Значит, никакие неприятности ей не страшны.

– Все, я пошла, – произнесла она более бодро, повернулась и зашагала по направлению к больнице.

– Карен! – позвал ее Салливан.

Она обернулась, недоумевая, но в то же время радуясь этой нежданной задержке. Наверное, он хочет сказать ей что-то важное.

– Карен, – повторил Эд, когда она подошла поближе.

Девушка невольно отметила про себя, что он выглядит очень неуверенно.

– Я только хотел спросить тебя…

Он замялся.

– В чем дело, Эд? – улыбнулась Карен. – Ты же знаешь, что мне пора идти.

– Карен, ты же ведь не передумаешь? – наконец выдавил из себя Салливан.

Она вначале не поняла, что он имеет в виду.

– Ну, то есть, ты же не станешь говорить им сейчас, что произошло на самом деле? – выпалил он, с беспокойством глядя ей в лицо.

Карен закусила губу. Зачем он спрашивает? Неужели он не понимает, что она никогда не стала бы затевать все это, если бы не решила довести дело до конца?

– Я люблю тебя, Эд, – просто ответила она и, развернувшись, снова пошла к больнице.

Карен не оглядывалась. Но она чувствовала, что Эд по-прежнему стоит у пиццерии и смотрит ей вслед.

Разговор с доктором Мелтоном и другими членами комиссии слился для Карен в один сплошной гул монотонных голосов и ряд неумолимых лиц. Суровая Доктор Макфлайер прочитала целую лекцию об ответственности медперсонала и о недопустимости того, чтобы такие люди как Карен Кордейл работали в сфере здравоохранения. Она всегда настороженно относилась к этой девчонке, и вот наглядное подтверждение ее правоты!

– Больница, мисс Кордейл, не место для бездумного зарабатывания денег, – вещала Макфлайер, сурово поглядывая на девушку. – Вы взяли на себя слишком много, и в результате погиб человек…

Хорошо, что Эд предупредил меня, размышляла про себя Карен, стараясь не вслушиваться в раскаты голоса доктора Макфлайер. Иначе я могла бы сломаться. Еще и разрыдалась бы на потеху этим крокодилам. А так я заранее знаю, что мне придется уйти из медицины навсегда.