Кащеева наука - Юлия Рудышина

Иван сел покорно на свое место, но глаза его недобро горели. Увидев на шее его волчий клык на шнурке да вспомнив рассказ Серого Волка, который батюшку спас да воскресил, я поняла — сравнение с Быковичем было оскорбительным да обидным для нашего гордеца. Не поздоровится небось тому, кто так пошутил грубо.

— Ежели кто будет балагурить на занятиях, опосля стражу будет нести за заборолом разом с богатырями Черномора, — тихо проговорил наставник, и голос его показался ветром, что вот-вот в ураган превратится. — Все ясно?

Стало тихо-тихо.

Но Илья Муромец дождался нестройного «да» и продолжил:

— Про традицию ряжения зверем углубляться не стану — все про то знают, коли необходимость будет чудить, всем шапки да шкуры выдам. Також будем учить боевые танцы с кафтаном — бузу да поддраку, охотничьи да воинские танцы это, пляшут их в шкурах токма. На этом закончим, айда шагом в лес, там нас Черномор да его богатыри ждуть!

…Когда мы отзанимались с палицами — не в полную силу, так, для острастки погоняли нас, то возвращались в свои горенки усталые и обессиленные. Непривычна изнеженным да холеным боярам такая жизнь, сразу видать, а ведь в школе Василисы крестьянских детей почитай и нет — среди наших учеников я одна безродная, отчего и глазеют на меня, как на чудо чудное.

Думала, отдохну, как до терема добралась. Но не тут-то было.

Соседку ко мне подселили.

— Любава, — представилась русоволосая девушка в ярко-синем платье заморского фасона, с длинными рукавами, собранными на запястьях. Пышные юбки широким колоколом легли вокруг Любавы, серебристые узоры сверкали на ткани, и, подсвеченные солнцем, они казались струями воды. Подвески из хрусталя и бусы из бирюзы, синий искряной топаз в перстне — словно морская царевна, словно… русалка. А вокруг сундуки, украшенные перламутром и жемчугами.

Присмотревшись, я поняла, что волосы Любавы отливают болотной зеленью, а глаза водянистые, мутные, словно озеро в шалях туманных. И из глубины ее глаз будто бы смотрит на меня тот, кому я обещана была… царь водяной. Я вздрогнула от испуга, моргнула — и тут же взгляд Любавы стал человеческим, сине-зеленым, с золотыми искорками, но вполне обыкновенным.

— Алена, — ответила я тихо. А сама подумала, что от девушки веет чем-то тревожным. Словно я заглянула в прорубь зимой, но полынья тут же заледенела, не захотев показать мне, что там, на дне.

Любава улыбнулась, а из-под лавки, на которой она сидела, послышалось утробное рычание, и я испуганно глянула туда. Высунулась черная усатая кошачья морда, и искры зеленых глаз, казалось, прожгли на мне дыру. Неужто это кот так рычал?

— Новые суседи у нас, — ворчливо сказал Кузьма, протирая чугунок — тот и так блестел, но домовому явно нужно было чем-то заниматься в этот момент. Он, кажется, ярился из-за животного, с которым ему придется уживаться.

— Я рада, что не придется одной жить, ты располагайся, места хватает, горница у нас большая, в деревнях люди в меньших избах всей большою семьей ютятся. — Я через силу улыбнулась, решив подружиться с соседкой и ее котом, ведь неизвестно, чего ждать от этой девушки с русалочьими волосами и странными глазами. С водой да ее духами ссориться никак нельзя, и так на мне метка черного колдовства речного.

— Это Вася. — Любава погладила кота, и тот дугой выгнул спину, потерся о подол хозяйкиного платья. — Он приблудный, нашла в чаще, пока ехала сюда…

— А ему разрешили оставаться? — обеспокоенно спросила я, после чего Васька зашипел в мою сторону.

— Василиса сказала, что это обычный кот и никаких немытиков в нем нет! — Любава чуть поджала губы и прищурилась, с вызовом на меня глядя. Потом схватила Ваську и, не боясь, что он изорвет когтями ее чудесное платье, помогла ему забраться на свои колени.

Немытиков? Я нахмурилась, пытаясь понять, о чем она. Ах, о чертях и анчутках… кажется, здесь, ближе к северу, их племя проклятое часто так кличут.

— А ежели притаился хорошо? — Кузьма бросил начищать свой чугунок и уставился на кота.

Васька в ответ противно мяукнул — визгливо, словно кто-то провел железом по стеклу.

Я лишь вздохнула — не очень приятное соседство…

Но ошиблась.

Несмотря на то что всем своим видом Любава напоминала водную нечисть, никаких хлопот она мне не доставила. Оказалось, что девушку, прибывшую из того же царства, где батюшка Ивана нашего правил, приняли обучаться целительству, и Василиса стала ее главной наставницей.

Когда Любава узнала о том, кто я и чему буду обучаться в сказочной школе Зачарованного леса, она меня пару дней избегала, но после сама с вопросами пристала, как, мол, так вышло, что я выбрала темное колдовство. И Кащея Бессмертного в главные наставники…

В тот день мы пришли с занятий по волшбе, которые Василиса вела для всех чародеев — и светлых, и темных, и встретила нас удивительная картина… Васька, наглая морда, и Кузьма мой, наряженный в новенькую рубаху со скошенным воротом, спали едва ли не в обнимку рядом с пустым кувшином из-под молока.

Любава лишь улыбнулась, на них поглядев. К ее чести, она хоть и отмалчивалась, но не смотрела на меня презрительно, как та чернокосая, которая царевича взглядами поедом ела. Он, кстати, с ней, почитай, не разговаривал, но и ко мне не подходил. Какой-то смурной ходил с тех пор, как Серого Волка батюшка к нему приставил. Я слышала, насмешничали над Иваном по этому поводу, даже небольшую люльку кто-то выстругал и под порог к нему подбросил.

Но не до Ивана мне было — занятия больно тяжелые стали, наставники нас гоняли нещадно, к Кащею скоро идти — говорил он, будет нас в Навь отправлять, а мне после прошлого туда хождения не больно-то и хотелось бы по моровым болотам шастать. Да и без Василисиной куколки на Той Стороне я буду чувствовать себя неуверенно — ведь во время прошлых испытаний она меня вела.

Я попыталась отвлечься от тяжких мыслей, предложив Любаве самовар поставить — мята и земляника плохой настрой вмиг прогонят.

— Ты в травах хорошо разбираешься, почему же не захотела целительницей быть? — спросила Любава как бы между прочим, пока я над настоем колдовала, пытаясь хорошо растолочь ягоды.

— А меня никто не спрашивал, чего я хочу, — спокойно ответила я, но вдруг обидно стало и горько. Неужто не в радость бы мне было по светлым полянам Зачарованного леса гулять да травы сушить и заготавливать, людей лечить? Снова про Навь вспомнила, и показалось на миг, что лечу я в бездну моровую, по дну которой туман стелется, и горячий ветер печет кожу, и воняет кладбищенской землей, и гарью несет откуда-то. И нет конца полету этому над белой мглой…

— Что с тобой?.. — испуганный голос Любавы донесся откуда-то издалека, словно из-за этого проклятого тумана.

— Ничего… А что такое? — Я словно очнулась ото сна, огляделась — нет, в горенке я нашей сижу, передо мной блюдце стоит, самовар блестит, и в боку круглом его золотом отражение мое кривое — нос огромный, лоб узкий, страхолюдина…