По ту сторону леса - Сана Расуль

никто никогда не говорит – истина не всегда бывает приятной, она может быть и ужасной. А сейчас у меня нет другого выбора, кроме как держать ужасы подальше от мамы.

Глава четырнадцатая. Хижина в лесу

Этим утром в лесу чувствуется что-то завораживающее. Ржавое небо мягко окутывает деревья рыжим сиянием. Я вдыхаю потеплевший воздух и смотрю, как облака плывут у нас над головами. Кажется, будто мы сидим в крепости и на много миль вокруг нет никого, кроме нас. Однако на самом деле мы вовсе не одни.

Мы идём по дикой тропе, пробираясь сквозь увядающие растения по изрытым ямами склонам. Чем дальше, тем гуще становится лес, пока нам не начинает казаться, будто мы плутаем в джунглях. Я внимательно прислушиваюсь на случай, если снова услышу Лану. Напряжённое ожидание заставляет меня нервничать и надеяться одновременно.

– Пока ты не пришёл, я читал о камне из Застывшей чащи. Похоже, он проклинает только того, кто его украл, поэтому, думаю, ты прав. Если мы найдём и уничтожим камень, это избавит нас и от Человека из Веток, – нарушаю тишину я, но Тимми продолжает молчать.

С того времени, как мы вышли из дома, прошло уже минут тридцать, и за всё это время он едва проронил пару слов.

– А может, это просто обратит проклятие вспять и Скиннер Лич останется в живых, – продолжаю я.

– Давай сначала сосредоточимся на том, чтобы найти камень, – отвечает Тимми, не спуская глаз с пути.

Мы проходим ещё немного, когда он вдруг резко останавливается.

– Лагерь раньше был здесь.

– Ладно, давай разделимся и попробуем найти хижину, – предлагаю я.

– Не думаю, что это хорошая идея.

Безопаснее будет держаться вместе.

– Но так у нас уйдёт в два раза больше времени! Мой способ быстрее, – отмахиваюсь я от его беспокойства и шагаю в сторону бывшего пруда – во всяком случае, так мне кажется: теперь это просто яма, полная сырой земли. Мои ботинки тут же утопают в грязи, брызги которой оседают на штанах.

Я продолжаю идти, минуя поваленные деревья, которые заслоняют солнечный свет, и разбросанные по земле брёвна. Надо мной раздаётся хлопанье крыльев, а птичьи тени создают вокруг моей головы тёмный ореол. Две вороны.

Напоминание от Человека из Веток. Моё сердце со всей силы врезается в рёбра.

– Тимми! – зову я, поднимая голову к небу и пытаясь разглядеть сквозь переплетение листьев, что делают вороны. – Агрх!

Я запинаюсь за автомобильную шину, наполовину скрытую под кучей гниющего дерева. Поднявшись на ноги, я отклеиваю от лица сырой листик.

Справа от меня неподвижно стоит старый пикап. Не знаю, какого цвета он был раньше: вся машина покрыта птичьим помётом и изрезана царапинами. Двух колёс не хватает, а посередине лобового стекла пошла трещина. Я обхожу пикап – и наконец вижу это. Меня словно обдаёт холодом.

Глубоко вдохнув, я кричу изо всех сил:

– Тимми, сюда!

Я не свожу взгляда с разрушенной хижины, которая выглядит такой же дикой и древней, как и всё вокруг: в древесине видны сотни маленьких дырочек, а на окнах пятнами растёт чёрная плесень. Сильный порыв ветра бросает нити паутины прямо мне в лицо, но я только отмахиваюсь, продолжая глазеть на негостеприимный дом. От его стен несёт тем же гнилым запахом, который я учуял перед тем, как меня поцарапала кошка.

– Я везде тебя ищу! – Тимми, запыхавшись, подбегает ко мне сзади и замолкает, уставившись перед собой.

– Это ведь та самая, да? – спрашиваю я.

– Есть только один способ выяснить, – говорит друг, шагая к хижине. Я следую за ним по пятам.

Доски скрипят и стонут у нас под ногами, а в рот набивается пыль. В задней части дома мы находим разбитое окно, но, прежде чем Тимми успевает забраться внутрь, я останавливаю его.

– А что, если там кто-нибудь есть? – шепчу я.

– Можно подумать, кто-то будет жить в такой развалюхе, – отвечает он, уже перекинув одну ногу через оконную раму.

Я громко чихаю, всколыхнув облачко белой пыли в воздухе. Внутри воняет даже хуже, чем на улице: от запаха кислого молока и гнилого дерева слезятся глаза.

– Там будто кто-то умер, – выдавливаю я, зажимая нос.

Рядом с заколоченным окном обнаруживаются потрёпанный матрас и деревянный стул без ножек, а в углу комнаты – узкий шкаф. Я открываю его, но там пусто. По стенам зигзагами сбегают глубокие трещины, похожие на молнии.

Я содрогаюсь от одной мысли о том, чтобы прикоснуться к чему бы то ни было ещё в этой хижине, но мы с Тимми берёмся за дело. Я начинаю от кровати, заглядывая под матрас и внутрь тонких наволочек. В шкафчиках пусто, только кухонный оказывается забит старыми чашками и горшками. В раковине лежит гора тарелок и ржавых столовых приборов.

– Здесь ничего нет, – говорит наконец Тимми, когда мы обыскали весь дом до самого последнего угла.

– Давай поищем ещё раз, может, мы что-нибудь упустили.

– Искать надо в лесу. Он не настолько глуп, чтобы оставлять камень здесь, – возражает друг, с презрением обводя хижину взглядом.

– Каким образом, по-твоему, мы должны обыскать каждый сантиметр леса? На это уйдёт целая вечность, а у меня, если ты не заметил, в запасе столько нет, – отвечаю я.

Я продолжаю поиски, поднимая отошедшие от пола доски, но не нахожу никаких следов камня, только дохлую мышь да пару слизней. Я снова сгибаюсь, забираясь под кровать, сметаю пыль в углах шкафов и задерживаю дыхание, осматривая туалет.

– А это ещё что? – вырывается у меня, когда я натыкаюсь взглядом на брызги чёрной слизи, оставшиеся на одной из мраморных чашек с отбитым краем. Меня начинает тошнить.

– Мы ничего тут не найдём. Мы всё здесь обыскали целых два раза! – Тимми топает ногами по дощатому полу.

– Ты имеешь в виду, я обыскал, ты не очень-то помогал. Тебе не кажется странным, что здесь так пусто? Не осталось даже никаких ворованных вещей… Ой! Минутку… ну конечно! – озаряет меня воспоминанием.

– Что?

– Если верить статье, полиция изъяла большую часть украденного. Поверить не могу, – ворчу я, с досады пиная шарик из резинок через всю комнату. – А вдруг и камень тоже забрали во время облавы?

Теперь я понимаю, почему нельзя впускать в сердце надежду. Её трудно поймать: часто это всё равно что гоняться по кругу за собственной тенью – всегда так близко и так далеко.

– Мне жаль, – отвечает Тимми.

– Чего? – спрашиваю я. Когда Лана исчезла, все тоже сожалели, но я никогда не понимал, почему.

– Я знаю, насколько сильно ты