Промельк Беллы. Романтическая хроника - Борис Мессерер
Шрифт:
Интервал:
Мне было интересно наблюдать резко негативное отношение Левитанского к тому, что читал Пригов, при совершенно покровительственной реакции Беллы. Ей нравились эксперименты Дмитрия, она аплодировала, когда Пригов читал стихи о милиционере:
Быть может, самым ярким случаем нашего дружеского соотношения стал момент заключения Пригова в психушку. Как художник и художественно мыслящий человек, считал себя концептуалистом. Это художественное направление порой принимает самые немыслимые формы. Реализуя одну из форм концептуального действа, Пригов изобрел такую акцию, как расклеивание повсеместно обращений к народу от своего имени. Это были листки бумаги исключительно маленького формата, на которых было написано, точнее, напечатано мелким шрифтом всего несколько слов:
Солнышко светит, радость грядет!
Граждане, Дмитрий Александрович думает о Вас!
Граждане, будьте спокойны и взаимно вежливы, Дмитрий Александрович заботится о Вас!
Граждане, нет ничего прекраснее, чем почки, которые распускаются по весне! Дмитрий Александрович помнит о Вас!
В то время подобная форма “общения с народом” не могла пройти не замеченной работниками КГБ. Пригова выследили, арестовали и поместили в сумасшедший дом. В акции спасения участвовал Евгений Попов. Он вспоминает:
Начинаю рассказывать эту историю. Рассказываю подробно. Почему я это знаю? В то время у меня была машина “запорожец”, в ней не работало отопление. Я поехал к Виктору Ерофееву, потому что мы в этот день собрались с ним выпивать. Слава богу, мы не успели себе налить, поскольку позвонила молодая жена Пригова, Надя, и сказала, что Диму отвезли в сумасшедший дом. Он, как ты знаешь, любил эти концептуальные штучки, а именно, когда еще и он, и я жили в Теплом Стане, он приходил ко мне и развешивал на веревках такие маленькие бумажки с надписями.
Перестройка только началась, непонятно было, чем все это кончится. Он потом в Москве пошел в какой-то дом к знакомым, развесил на подъезде свои записки. А когда вышел, его уже ждали менты и врачи, его увезли в психушку. Откуда узнала Надя об этом: мир не без добрых людей, не то медсестра, не то нянька какая-то ей позвонила, а иначе никто бы и не знал, засадили бы, и все. Мы с Ерофеевым, злые как собаки, поскольку у нас сорвалась выпивка, сели в мою машину и в гробовом молчании попилили куда-то на конец города. Это было где-то за Каширкой, какая-то станция, черт знает где. И мы в гробовом молчании ехали, Ерофеев только мне сказал:
– В твоей машине покойников возить.
Такая холодина в машине была… Мы пошли в этот сумасшедший дом, к дежурному врачу. Дежурный врач позвал врача какого-то еще, стали разговаривать… Там, видно, лечащий врач уже вмешался. Мы стали петь там, что Пригов – поэт, художник, концептуалист, то-се. Они отвечали, что заметны признаки душевного расстройства, нарушения, неадекватное поведение и он будет здесь находиться на обследовании на предмет его вменяемости. В этот момент мимо нас провели Дмитрия Александровича Пригова, которого уже успели переодеть, уже он в пижаме больничной был. Пригов не нашел ничего лучше, как, проходя мимо нас, сказать:
– Гутен абенд.
Он сказал так. Лечащий врач пожала плечами, показывая:
– Ну, вы видите, человек не в себе.
Ну, мы снова: то-се, пятое-десятое, поэт…
– Нет-нет-нет, ничего сделать не можем. Главного врача нет, завтра приходите.
На завтра мы пришли уже мощной группой, потому что утром мы пришли к тебе и Белле на дачу, но ты поехать с нами не смог, потому что у тебя были дела в городе, и поехала одна Белла Ахатовна. Она Пригова любила и уважала и приняла живейшее участие. В психушку мы поехали уже большой компанией: Ерофеев, я, Белла и режиссер Владимир Алеников. Он потом в Америку уехал. А сейчас вроде бы вернулся. Он киношный режиссер, а они же все, как ты понимаешь, пройдохи или по крайней мере умеют, знают, как с кем общаться.
Вот мы пошли туда. Запели опять песню. Лечащий врач сказала:
– Я вам уже все сказала, нечего ко мне приставать. К главврачу.
Пошли к главврачу. Когда не то я, не то Ерофеев зашли, нам сказали:
– Покиньте кабинет, вы никто, не ваше дело…
И так далее. Пошла Белла Ахатовна. Возвратилась через некоторое время, довольно быстро, потому что ей этот хам тоже отказал.
Она сказала:
– Пригов – поэт…
А он говорит:
– Я Вас знаю, что Вы поэт, а это наш пациент. По нему консилиум.
Пожалуйста, покиньте кабинет!
Белла Ахатовна вышла. Алеников этот, он полностью выслушал, потом он говорит:
– Ну, сейчас я пойду.
Мы уже думали, что все, хана полная. Он пошел туда, и мы смотрим на часы, ждем, когда его выгонят. Но не выгоняют его. Пять минут прошло, десять минут…
Вдруг он выходит, и за ним бежит главврач:
– Сейчас все в порядке будет, тарарара… Сегодня консилиум…
Вы подождите… Надо там решить… Не надо никому сведений давать…
Действительно, через некоторое время… мы там провели, я думаю, часа, наверно, полтора… собрали консилиум, определили, что Пригов здоров, и его отпустили. Мы пошли вместе оттуда. Раздражение у Ерофеева и у меня на Пригова было еще и потому, что вчера он нам пьянку сорвал, мы проводим время в психушке из-за него, а он еще, выйдя, сообщил, что с ним в палате лежал сын Павлика Морозова. Это нам дико не понравилось, потому что не надо подставляться было, так мы считали… Если ты концептуалист, так иди… А мы тебе помогли, и поэтому ты должен понимать, что из-за тебя Беллу Ахатовну отвлекли, пришлось за ней ехать и так далее.
Дальше мы спросили Аленикова, как это, что… Он говорит:
– Я зашел к врачу, говорю “здравствуйте”.
– По какому вопросу?
– По вопросу Дмитрия Александровича Пригова.
Тот сказал ему, врач:
– Так, опять насчет Пригова. Выйдите немедленно отсюда. Я уже объяснил все вашим товарищам.
Тогда Алеников ему сказал:
– Я-то отсюда выйду, я выйду, несомненно, а вот ты, ты отсюда вылетишь, с треском!
Тот говорит:
– Что? Да я сейчас милицию вызову!
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!