Лотосовый Терем - Тэн Пин

покосился на Ли Фэя, чьё и так бледное обезьянье лицо стало мертвенно-белым.

Когда прибыл лекарь, Лу Фана уложили на кровать. После лечения, его сдавленный хохот перешёл в беззвучный смех, однако никто так и не понял, с чего здоровый человек ни с того ни с сего обезумел?

Фан Добин повернул голову и посмотрел в окно, чутьё ему подсказывало: Лу Фан, скорее всего, что-то увидел.

Он не видел, кто был у него на крыше и украл ту книжицу, но, возможно, его увидел Лу Фан.

А потом сошёл с ума.

Может, и хорошо, что я не видел? Фан Добин злился — да что же за тварь это была?

На следующий день новости о безумии Лу Фана разнеслись как лесной пожар, обстановка во дворце Великой добродетели и так была деликатной, а теперь каждый опасался за себя. Кто мог подумать, что Лу Фаном овладеет какое-то зло, а если оно всё ещё витает во дворце, разве натолкнуться на него ночью не будет ужасным несчастьем? Чиновников немедленно охватило поветрие возжигать благовония и молиться — некоторые поклонялись спасающей от горя и избавляющей от бед Авалокитешваре*, некоторые — Амитабхе*, Татхагате*, нашлись и те, кто кланялся Шарипутр*е, великому Маудгальяяне*, Махакашьяпе* и другим великим последователям, словно на самом деле прекрасно в них разбирались и постигли учение Будды.

Авалокитешвара — «Владыка, милостиво взирающий на существа» — бодхисаттва буддизма махаяны, «будда сострадания», эманация будды Амитабхи. Одна из самых популярных фигур буддийского пантеона махаяны.

Амитабха — один из Будд махаяны, особенно почитается в буддийской школе «Чистой земли» (амидаизм). Считается, что он обладает множеством достойных качеств: поясняет универсальный закон бытия (Дхарму) в Западном раю и принимает под своё покровительство всех, искренне взывавших к нему, вне зависимости от их происхождения, положения или добродетелей.

Татхагата — «так ушедший» или «тот, кто вышел за пределы» — пояснительно-разъяснительный эпитет, использующийся в буддийской философии хинаяны и махаяны для Будды Шакьямуни и для других Будд.

Шарипутра — в буддийской традиции один из двух главных учеников Будды Шакьямуни.

Маудгальяяна — в буддийской традиции один из двух главных учеников Будды Шакьямуни.

Махакашьяпа — в буддизме — один из десяти великих учеников Будды, архат. Махакашьяпа возглавил монашескую общину после паринирваны Будды и руководил Первым буддийским собором. Это патриарх в ряде школ раннего буддизма и важная персона в традициях дзен и чань.

Фан Добин, как положено, повесил в комнате портрет шаолиньского настоятеля Факуна и с серьёзным видом сжёг перед ним три палочки благовоний, а про себя гадал, где же теперь несносный Ляньхуа. Знал бы, что столкнётся здесь с призраком, лучше бы пил вино в черепашьем панцире, пока не разорил этого несносного. Ну зачем было так быстро уходить? Промах, ужасный промах.

— Господа, не волнуйтесь, Дворцовое управление уже пригласило лучшего даоса-заклинателя, чтобы он совершил обряд во дворце Великой добродетели.

Дворец Великой добродетели находился в ведении Дворцового управления, однако питание и ночлег здесь были простыми, роскошью императорского двора и не пахло, каждый день подавали обычную кашу и не особенно дорогие закуски.

— Заклинателя? — обрадовался Фан Добин. Если даос с помощью магии отыщет следы того человека, тоже будет неплохо, вот только… вот только разве такое возможно?

— Верно. Этот заклинатель недавно имел большой успех у наследника престола, его почётное имя — Люи*. Говорят, он способен предвидеть будущее, вызвать ветер, накликать дождь, и поймал несколько мелких духов, прицепившихся к наследнику… — За дворец Великой добродетели в Дворцовом управлении отвечал старший евнух второй степени по фамилии Ван, обычно он появлялся редко, по полмесяца головы не высовывал — говорят, был очень занят в императорском дворце. Сегодня же дедушка* Ван прибыл самолично, чтобы объявить о прибытии заклинателя Люи и успокоить людей.

Люи — именем "Отшельник Люи" называл себя Оуян Сю, китайский государственный деятель, историограф, эссеист и поэт эпохи династии Сун. Лю-и составлено из числительных "шесть" и "один", то есть "один из шести". Однажды, на вопрос, о каких "шести" идет речь, он ответил своему гостю, что в его доме всегда есть 10 000 книг, 1 000 древних свитков, в том числе времен династий Ся, Шан и Западная Чжоу, один гуцинь, один набор шахмат и один чайник вина. Проведший жизнь среди этих пяти, он шестой.

Дедушка — здесь обращение к евнуху.

О как — даос, способный вызвать ветер, накликать дождь и поймать духов. Фан Добин воодушевился.

— А когда прибудет заклинатель?

— После полудня.

Ли Фэй сидел в молчании, с другими тремя чиновниками Фан Добин не общался, поэтому, разумеется, тоже не разговаривал.

Настроение у Фан Добина поднялось, он обратился к сидевшему рядом с Ли Фэем с улыбкой:

— Господин, вы мне кажетесь знакомым, не может ли быть…

Чиновник оказался понимающим и тотчас отозвался.

— Ничтожного чиновника зовут Чжао Чи, в меру недостойных сил служит в Хуайчжоу правителем округа.

Хоть Фан Добин и не служил при дворе, все знали, что он станет зятем императора, поэтому назывались “ничтожными чиновниками”.

— О… — отозвался Фан Добин, отмечая, что он обладает высокой должностью, и сразу покосился на второго. — Вы мне тоже кажетесь очень знакомым…

Другой чиновник оказался столь же тактичным, как Чжао Чи, и поспешил ответить.

— Ничтожного чиновника зовут Шан Синсин, я приписан к Приказу Великой справедливости.

Фан Добин замер — это было низкое звание.

— Ничтожный чиновник Лю Кэхэ, надзиратель в Работной части, — не дожидаясь, пока к нему обратятся, сам заговорил третий.

— Император вызвал вас всех вместе? — удивился Фан Добин.

Четверо обменялись растерянными взглядами, Ли Фэй кашлянул.

— Верно.

Фан Добин удивился ещё сильнее: зачем император вызвал в столицу этих ничем не связанных друг с другом чиновников разного звания?

— Император мудр и дальновиден, если послал высочайшее повеление за тысячу ли, то в этом непременно есть скрытый смысл, просто наши способности скромны и знания поверхностны, поэтому пока не можем уяснить его, — объяснил понимающий господин Чжао, заметив удивление на его лице. — Как только встретимся с его величеством, сразу станет понятно.

Фан Добин лишился дара речи, про себя на все лады ругая изворотливого Чжао Чи — ясно же, что эти пятеро прекрасно знали, зачем их вызвал император, однако не говорили. Нынешний император вовсе не был невежественным тираном, раз пожелал видеть пятерых чиновников, которые служили в разных концах страны и обладали уродливой наружностью, и расположил их во дворце Великой добродетели — наверняка дело неотложное. Может, то, о чём хотел знать император, как-то связано с неуловимым существом, напугавшим Лу Фана до потери рассудка? Его