Лотосовый Терем - Тэн Пин

его владелец сам держал яшмовую шпильку острым концом наружу и намеренно или по неосторожности проткнул свой рукав. — Одним словом, владелец у накидки был.

У платья был владелец.

И явно не Лу Фан.

Раз Лу Фан собирался подарить накидку жене, то разумеется, проткнуть её не мог, к тому же, дырочка выглядела не слишком новой, не похоже, что её сделали прошлой ночью.

— На мой взгляд… — после долгого молчания снова заговорил Ли Ляньхуа. — Если воткнуть вот так… — Он воткнул шпильку в рукав платья концом вовнутрь. — Когда накидку вешали, шпилька могла бы выпасть под тяжестью головки. — Он не спеша вытащил шпильку и проткнул рукав изнутри наружу. — А так… Широкая часть шпильки застрянет в рукаве, и она не выпадет.

— Выходит, когда платье повесили на мосту, шпилька была воткнута в рукав? — воскликнул Фан Добин. — Значит, раз оно не новое, то на самом деле принадлежит не Лу Фану.

— И шпильку воткнул, скорее всего, тоже не он, — кивнул Ли Ляньхуа.

— Неизвестно, откуда Лу Фан взял газовую накидку. — Фан Добина неожиданно осенило. — Тогда объяснимо, что её украли — она принадлежит не ему. Кто-то украл её и воткнул в рукав шпильку — чтобы напомнить Лу Фану, что накидка-то не его, чтобы он не забывал, где добыл её.

— Да, — вздохнул Ли Ляньхуа. — Больше с накидкой ничего не было, газовая ткань хоть и дорогая, но никак не дороже этой яшмовой шпильки. Никто не стал бы притворяться духом и прикидываться демоном лишь ради платья. Лу Фан наверняка видел нечто неблаговидное и достал платье в месте, о котором нельзя говорить… Он испытывал угрызения совести, поэтому и его и напугали до потери рассудка.

— Лу Фан говорил, что потерял шкатулку, возможно, шпилька и газовая накидка лежали вместе, — задумался Фан Добин. — Необязательно, что “вор” принёс их специально, чтобы его напугать.

— Ничего! — улыбнулся Ли Ляньхуа. — Пусть Лу Фан и обезумел, Ли Фэй ведь всё ещё в своём уме? И он, вероятно, знает о неблаговидных делишках Лу Фана.

Фан Добин рассмеялся и с силой хлопнул его по плечу.

— Иногда ты почти такой же умный, как я.

К этому моменту дедушка Ван во главе младших стражников доставил разнообразные вещи, необходимые Ли Ляньхуа для проведения обряда, приказал положить всё в саду под окном Лу Фана, отряд пришёл стройным шагом и столь же быстро, отработанным приёмом, удалился. Евнух Ван не проявлял большого интереса к дворцу Великой добродетели, единственным, кто удостоился толики его внимания, был старший сын чиновника Фана, которого император собирался женить, и молодой человек явно не произвёл на него большого впечатления. Он уже более тридцати лет был старшим дворцовым евнухом и не покидал пределов императорского двора, отчего его лицо застыло мёртвой маской, взгляд стал чересчур глубоким и непостижимым. Бросив взгляд на Фан Добина и Ли Ляньхуа, он откланялся.

Опустились сумерки, и друзья остались во дворце Великой добродетели одни. Царила тишина, немногочисленные здания и просторный двор утопали в растительности, от императорского дворца их отделяло всего несколько стен — место было укромное.

Ли Ляньхуа с серьёзным видом поставил курильницу, зажёг три палочки благовоний, расставил четыре мясных и четыре постных блюда, которые пусть и остыли, но для того, кто много дней сидел на простой каше и закусках, всё ещё казались аппетитными. Фан Добин вытащил окорочок и тут же принялся есть.

— Что думаешь делать с Ли Фэем?

— С Ли Фэем? — Ли Ляньхуа, как воспитанный человек, взял палочки, подцепил с тарелочки гриб-сянгу и медленно проговорил: — Я не слишком знаком с господином Ли и не обладаю репутацией фума, куда мне с ним справиться? — Он долго жевал грибы, затем не торопясь взял палочками маленькую сушёную креветку. — И ты не злишься?

Тут Фан Добин вспомнил ещё кое-что, поэтому не стал обращать внимания на насмешливое обращение “фума”.

— Ляньхуа.

— М-м? — приподнял брови тот.

— Вот что… — Фан Добин вытащил из-за пазухи записку. — Ты вылез из своего черепашьего панциря случайно не ради этого?

Взгляд Ли Ляньхуа слегка дрогнул, он извлёк из рукава записку Фэн Сяоци и положил рядом с запиской Фан Добина. Сгибы на бумаге совпадали, только вторая была немного меньше по размеру, почерк тоже один и тот же.

Обе они явно происходили из одного источника.

— Девять небес? — Ли Ляньхуа надолго задумался. — Цинлян Юй презрел все опасности, чтобы спасти кого-то, но неизвестно, спасён в итоге этот человек или нет, а сам он погиб вместе с Фэн Сяоци, на теле которой и нашли эту записку. Лу Фан потерял шкатулку с платьем сомнительного происхождения, сошёл с ума, платье повесили во дворе, а под ним тоже была записка… Возможно… — медленно проговорил он. — Возможно, мы ошибались с самого начала, и эта история должна выглядеть иначе.

— Цинлян Юй и Фэн Сяоци погибли, потому что их убил Фэн Цин, и эти дурацкие бумажки тут ни при чём… — нетерпеливо перебил Фан Добин.

— Верно, Цинлян Юя и Фэн Сяоци убил Фэн Цин, — согласился Ли Ляньхуа. — Но если бы он их не убил, разве не мог убить их другой человек или группа людей? Кого хотел спасти Цинлян Юй? Эта записка была у них при жизни — или же кто-то подложил её в карман Фэн Сяоци после смерти, да так, что даже духи не знали и демоны не почуяли?

— Нет, нет, — замотал головой Фан Добин. — Ты же рассказывал, что когда погиб Цинлян Юй, Фэн Сяоци ещё была жива, тот мясник ведь видел, как Фэн Цин их догнал? Мясник спас Фэн Сяоци, она прожила ещё немного, а потом повесилась. Если записку подбросили после её смерти, то почему мясник об этом не знал?

— Нет… — улыбнулся Ли Ляньхуа. — Вероятно, есть причина, почему записка оказалась в кармане у Фэн Сяоци, а не у Цинлян Юя — кто-то уже выслеживал их, но опоздал на шаг. Когда он догнал Фэн Сяоци, Цинлян Юя уже убили и похоронили, а сама она находилась на последнем издыхании. Мясник Сань Гуай не владеет боевыми искусствами и большую часть дня проводит вне дома, что сложного подложить записку умирающей или уже повесившейся Фэн Сяоци?

Фан Добин замялся — такая возможность и правда имела место.

— Зачем подбрасывать потрёпанную бумажку в карман Фэн Сяоци?

— А зачем вешать платье Лу Фана в саду? Но кто-то именно это и сделал, — мягко ответил Ли Ляньхуа. — История, по идее, должна была быть такой: Лу Фан умер, платье его жены повесили в саду, воткнули в него шпильку, под него бросили записку.