Империя "попаданца". "Победой прославлено имя твое!" - Герман Романов

– Мы идем малым ходом, друг мой, – пробормотал шкипер и чуть дрогнувшим голосом добавил: – Главное, уберечь наше добро, а то эти варвары-московиты сочтут его своим.

– Убережем, сэр, – уверенно ответил ему Эндрюс, скривившись в пренебрежительной гримасе, – или перебьем их, так будет даже лучше.

– Ты прав. У них очень хорошие ружья, я думаю, они очень пригодятся нашему королю!

Онли покосился на корму, на которой трепыхался в тумане небольшой британский флаг. «Юнион Джек» вызывал у всех в мире должное и нешуточное уважение, ибо был подкреплен мощью сотни линкоров страны, настоящей «владычицы морей». А потому шкипер не опасался нарваться в этих суровых водах на какой-нибудь русский дозорный кораблик – если у этих варваров-московитов хватит ума, то они убегут от него, трусливо поджав грязный хвост. Если же нет, то будут кормить рыбу.

– Не впервой, – пробормотал Онли и жестко улыбнулся. У него был не обычный «торговец», нет – дюжина умело замаскированных небольших пушек могла обрушить град ядер и картечи на любой корабль, что попытается встать на пути.

Не военный, конечно, здесь шкипер отнюдь не заблуждался по поводу своей мощи, или немощи, что будет вернее. Не то что с фрегатом или корветом, даже с меньшими кораблями, такими как бриг, шлюп или бригантина, им не совладать – потопят к такой-то матери.

Зато если подпустят близко, то даже военный корабль, но небольшой, ждет неприятный сюрприз – на галиоте было восемь десятков сорвиголов, помахавших саблей в Карибском море и в других веселых местах.

Хотя сейчас осталось вдвое меньше…

Но что было делать английским «джентльменам удачи», когда их собственный король стал приобщать к болезненной процедуре – развешивать на мачтах, предварительно крепко затянув на шее пеньковую петлю. Пришлось прислушаться к настоятельной рекомендации поработать на благо короны в другой точке Америки, в суровых водах Аляски.

Онли не заблуждался по поводу сделанного ему так настойчиво предложения – там, где настоящие джентльмены не желают замарать свои белые перчатки, всегда найдутся другие, что грязи и крови совершенно не боятся. Он рискнул…

И не прогадал!

Константинополь

– Государь! Фельдмаршал не смог наградить моего спасителя и передал это дело на твое, монаршье, рассмотрение!

– Как так?

Петр искренне изумился. Он знал, что фельдмаршал всегда отмечает солдат заслуженными наградами, используя для этого любую возможность и щедро расходуя свои личные средства.

– Разве у Александра Васильевича нет своей власти для награждения? Подвиг совершен, солдат спас офицера! По артикулу надлежит награждение Георгиевским крестом третьей степени…

– Государь! Мой спаситель имеет два креста, а третьим наградить токмо вы один и можете…

– Первой степенью? – удивился Петр. Эта награда еще не выдавалась ни разу, и менять это положение император не желал. Потому предложил: – Так наградим его любым знаком отличия с мечами! Или следующим чином…

– Ваше величество, мой спаситель – фельдфебель и имеет все возможные награды, для нижних чинов положенные! Произвести в офицерский чин не во власти фельдмаршала, а только вашим монаршим соизволением!

Петр хмыкнул, ситуация показалась забавной – фельдмаршал, имеющий неограниченную власть над солдатами, не может отметить героя.

– Я хочу немедленно поговорить с этим фельдфебелем! – произнес, помедлив, Петр.

Сын ему тут же ответил:

– Он здесь!

Царевич выглянул из комнаты, и через минуту в нее браво вошел матерый вояка, грудь которого серебрилась от носимых наград. Но первое, на что обратил внимание Петр, были красные сапоги.

Апшеронец! С этим полком императора связывали и боевые походы, и та отчаянная атака при Кагуле, когда русские кинжальные штыки опрокинули янычар.

– Как звать?

– Фельдфебель второй роты лейб-гвардии Апшеронского полка Дмитрий, сын Иванов, Тихомиров!

– Тихомиров? – с удивлением спросил император. – Что-то знакомое! Да! Сержант Иван Тихомиров, погибший при Кагуле, кем вам приходится?

– Отцом! – глухо ответил солдат. – Усыновил меня тятя, отчество свое дал и фамилию! Я – сирота!

Петр только заскрежетал зубами. Он вспомнил все, и то, что был обязан старику-солдату еще во время своих первых дней в э т о м мире.

– Твой отец погиб героем! Я это видел! Он не успел получить свой заслуженный крест! Что ж! Настала пора мне вернуть этот долг, ибо нет худшей вины для командира, чем не отметить подвиги своих солдат! Завтра вы перед строем получите крест первой степени! Да-да! Согласно статуту креста вы производитесь в подпоручики! И теперь все обязаны обращаться к вам именно так!

– Рад стараться, ваше императорское величество!

Петр крепко обнял солдата, сжав руки: только так он мог выразить свои отцовские чувства и искреннюю благодарность за спасение сына, и с улыбкой спросил:

– А что, господин подпоручик, фельдмаршал Суворов ничем не смог отметить ваш подвиг?

– Батюшка наш меня перстнем с собственной ручки пожаловали, а князь Багратион табакерку золотую подарили! И капитан Ермолов на радости медальон мне в руки сунули ценный!

– Ну что ж! – произнес Петр, взяв золотую коробочку. – Папиросницей тебя никто не жаловал! Благодарю тебя, как отец благодарю! И сегодня же справь обмундирование! А звездочки на эполеты эти нацепи…

Берлин

– Проклятый византиец!

От возмущения король дернулся в кресле. Его и тут обвели вокруг пальца. Русские оттяпали все восточные земли, населенные православными, а Берлину с Веной отдали мятежных панов.

И это еще не все – польский Данциг, что всегда был населен немцами, «дядюшка Петер», этот мерзавец в короне, нагло увел из-под носа. Теперь, даже если удастся подавить польское восстание, то попробуй торговать без наклада – русские поставят в устье Вислы таможню и введут свои пошлины. Не телегами же до Берлина везти?! И попробуй забери обратно!

На Висле уже стоят и нагло бряцают штыками восточные пруссаки, эти подлые предатели, а с Кенигсберга, где засел старый ворон Румянцев, еще и погрозили, да не пальцем, а кулаком из двух дивизий. И датчане русских поддержат, тут гадать не нужно – у них в Шлезвиг-Гольштейне еще три дивизии союзной армии. Зажмут с двух сторон и на Берлин пойдут, как в ту войну. И ведь могут и столицу занять, с них станется!

Как можно, скажите на милость, с таким ушлым родственником дела общие иметь?!

Король вздохнул – ему расхотелось идти к своей Вильгельмине, только с ней находил утешение от тяжелых государственных забот. И, опять же, тем самым монарх вызывал серьезное недовольство знати. Еще бы, даровать любовнице титул графини – они бы поняли и охотно приняли королевское решение, но дело в том, что фаворитка являлась простолюдинкой, а найдена была чуть ли не на портомойне.