Дурная кровь - Роберт Гэлбрейт

– Нет, теперь я хочу лишь одного, – объяснял БЖ, и его довольную улыбку сменила печать суровости. – Этот жучара, этот изворотливый гаденыш должен получить по заслугам. И я не постою за ценой.

Поэтому агентство возобновило слежку за Жуком и его помощницей – личным секретарем-референтом.

В связи с авралом из-за этих трех непростых дел руководители агентства до конца месяца общались исключительно по телефону. Их пути пересеклись только на исходе августа, в четверг, когда Страйк заехал в офис и столкнулся в дверях с уходящей Робин.

Пат, которая слушала какую-то музыкальную передачу и одновременно проводила оплату вороха счетов, при виде Страйка предложила выключить радио, но его вниманием завладело облегающее синее платье Робин.

– Пусть играет, – сказал он. – Приятно иногда послушать музыку.

– Корморан, можно тебя на пару слов? – попросила Робин, кивая в сторону кабинета. – А то я должна убегать.

«Далее в нашей подборке из ста хитов семидесятых – группа Middle of the Road и их старый добрый хит „Chirpy Chirpy Cheep Cheep“».

– Ты куда собралась? – поинтересовался Страйк, плотно закрыв дверь в приемную, где сидела Пат.

Почти сутки он провел на ногах: ночью следил за Жуком, который накачивался алкоголем и коксом в ночном клубе, а днем мотался по разным адресам, где за последние два года отметился деловой партнер Простачка. Щеки Страйка заросли щетиной, спину ломило, а потому, заняв свое обычное кресло, он даже крякнул от удовольствия.

– Я еду в «Винтри». Это винный бар в Сити, – ответила Робин. – Туда собирается Джемма, но попозже: Энди слышал, как она с кем-то договаривалась. Надеюсь, она будет с подругами. Постараюсь внедриться в их компанию.

Джемма была секретарем-референтом Жука. Через закрытую дверь до слуха доносились обрывки веселой песенки с несуразными словами.

«Where’s your mamma gone?»[25]

– А ты по-прежнему занимаешься делом Бамборо? – спросила Робин.

– Да, решил вот кое-что перепроверить, – подтвердил Страйк.

– И?…

– И ничего. Это лабиринт. Только начинаю думать, что я на правильном пути, как сворачиваю за угол – и упираюсь в тупик. Или возвращаюсь к исходной точке. Чему ты так радуешься?

– Радуюсь, что ты не сдаешься, – улыбнулась Робин.

– Вот загремлю в ту же психушку, что Билл Тэлбот, – ты по-другому запоешь. Век бы не видеть эти знаки зодиака… Где, черт возьми, искать Даутвейта? Куда он запропастился?

– Ты считаешь…

– Я считаю, он гнусный тип. С самого начала так думал. Алиби у него было притянуто за уши. Потом фамилию сменил. Потом, как ты выяснила, рядом с ним погибла еще одна женщина – эта утопленница-аниматорша. И после всего этого он снова исчезает. Если бы я смог просто вызвать Даутвейта на разговор, – сказал Страйк, – мне бы этого хватило.

– Неужели?

Бросив на нее беглый взгляд, он нахмурился и отвел глаза. Она была особенно привлекательна в этом синем платье, которого он раньше не видел.

– Да, поговорить с Даутвейтом – и хорош.

«Last night I heard my mamma singing a song…»[26]

– И возможно, еще с Глорией Конти, – добавил Страйк.

«Woke up this morning, and my mamma was gone…»[27]

– Да, и еще с Кридом, – вздохнул Страйк. – Неплохо было бы поговорить с Деннисом Кридом.

Робин кольнуло легкое волнение. Сегодня ее известили по электронной почте, что решение о целесообразности повторного опроса Крида будет принято до конца рабочего дня.

– Мне пора, – заторопилась она. – Джемма появится в шесть. Как хорошо, – добавила она, берясь за ручку двери, – что ты разрешил Пат не выключать радио.

– Ну да, как-то так. – Страйк пожал плечами. – Пытаюсь не обострять.

В приемной, когда Робин надевала пальто, Пат сказала:

– Красивое платье – тебе этот цвет очень идет.

– Спасибо. Оно уже не новое. Чудом налезло, хотя я в последнее время на шоколад налегаю.

– Как думаешь, этому отнести чашку чая?

– Думаю, он обрадуется. – Робин не смогла скрыть удивления: видимо, не только Страйк пытался сглаживать острые углы.

– Ух ты, это была моя любимая, – сообщила Пат, заслышав первые аккорды «Play That Funky Music»[28], и пока Робин спускалась по лестнице, ее провожал скрипучий баритон подпевающей Пат:

Бар «Винтри», до которого Робин добралась минут за двадцать, находился у станции метро «Кэннон-стрит», в самом сердце финансового квартала, – ее бывший муж был сам не свой до таких мест. Непритязательно современный, без изысков зал в стиле хай-тек, где мирно уживались стальные балки, большие окна и деревянные полы, чем-то напоминал контору с открытой планировкой, несмотря на длинную стойку бара и высокие мягкие табуреты. Некоторые детали интерьера выглядели довольно курьезно, как, например, два чучела кроликов на подоконнике: оба в охотничьих шапочках и с игрушечными ружьишками; но завсегдатаев – большей частью мужчин в деловых костюмах – окутывала главным образом атмосфера элегантного бежевого спокойствия. Они приходили компаниями расслабиться после рабочего дня, выпивали, смеялись, читали газеты, сидели в телефонах или глазели на редких посетительниц-женщин – на взгляд Робин, не просто самоуверенно, а чванливо. Когда она шла к стойке, брокеры, банкиры и коммерсанты провожали ее оценивающими взглядами.

Внимательно оглядев большой зал, Робин убедилась, что Джеммы еще нет, поэтому заняла свободный барный стул у стойки, заказала тоник и сделала вид, что читает в телефоне новости – лишь бы только не встретиться взглядом с двумя достаточно беспардонными молодыми людьми, сидевшими по правую руку от нее: один как будто вознамерился своим назойливым ржанием заставить ее оторваться от телефона. По левую руку двое пожилых мужчин обсуждали неминуемое объявление референдума о независимости Шотландии.

– Неизвестно еще, как проголосуют, – говорил первый, – надеюсь, Кэмерон знает, что делает.

– Это просто безумие!

– Безумие открывает определенные возможности, по крайней мере для некоторых, – изрек первый. – Помнится, когда я работал в Гонконге… смотрите, похоже, наш столик освободился…