Цена разрушения. Создание и гибель нацистской экономики - Адам Туз

РИС. 20. Производство боеприпасов и объемы выделявшейся на это стали

В отчаянной попытке предотвратить катастрофу Шибер, Керль и представители стальной и угольной ассоциаций провели все последние дни октября 1942 г. в активных дискуссиях. Они прерывались периодическими пленарными заседаниями Zentrale Planting, на которых Шпеер донимал Плейгера и Роланда напоминаниями о невыполненных обещаниях, которые они дали фюреру. Так или иначе, все стороны были слишком заинтересованы в «системе Шпеера», чтобы позволить ей развалиться. Необходимые объемы угля удалось «выжать», сократив на 10 % его поставки для отечественных потребителей, вследствие чего средний немец стал получать на 15 % меньше угля, чем средний британец[1808]. Кроме того, Плейгер ввел новые строгие правила, согласно которым у угольных шахт, принадлежавших крупнейшим сталеплавильным фирмам, изымался добытый ими уголь для его дальнейшего распределения. Те производители стали, которые экономно использовали уголь, в награду за это получали возможность оставлять себе более значительную долю «своего» угля. Вместо того чтобы обрушиться, как опасались в RVE, производство стали в первом квартале 1943 г. выросло и достигло в довоенных границах Германии рекордного для военного времени уровня – 2,1 млн тонн в месяц. В рамках немецкого Grossraum в целом средние ежемесячные объемы выплавки в начале 1943 г. составляли 2,7 млн тонн. На волне этого индустриального бума Шпеер и объявил о своем «оружейном чуде». К февралю 1943 г. общий индекс производства вооружений вдвое превысил уровень, на котором он находился в момент вступления Шпеера в должность. Однако движущей силой этого мощного прироста было что угодно, кроме чуда.

Повторим еще раз: в том, что касается сферы ответственности Шпеера, самым важным фактором были боеприпасы. А рост производства боеприпасов в первую очередь стал итогом вовсе не рационализации и реорганизации. Он был непосредственно обеспечен резким ростом поставок стали[1809]. С сентября 1939 г. по конец 1943 г. мы видим почти 100-процентную корреляцию между объемами стали, выделенной на производство боеприпасов, и объемами выпуска боеприпасов[1810]. Когда поставки стали возрастали, производство боеприпасов шло полным ходом. Когда поставки стали сокращались, сокращался и выпуск боеприпасов, и эта зависимость соблюдается и до, и после февраля 1942 г. В той степени, в какой в пределах сферы ответственности Шпеера наблюдался заметный прирост производительности труда (показатель, обычно используемый как критерий успешности рационализации), это обстоятельство по сути подтверждает роль стали как главного лимитирующего фактора. Отсутствие достаточного количества сырья делало невозможным эффективное использование как рабочей силы, так и имеющегося промышленного оборудования.

III

Таким образом, при более пристальном изучении выясняется, что принципиально важную роль в успехах Шпеера по резкому наращиванию объемов производства сыграла более активная мобилизация средств, рабочей силы и сырья. Однако в то же время нельзя отрицать и того, что определенную пользу принесла и рационализация. Более того, термин «рационализация» явно занимал ключевое слово в самоосознании тех, кто отвечал за немецкую военную экономику после зимнего кризиса 1941–1942 гг. Ни одно другое понятие не отображало с такой же точностью главную тему шпееровской пропаганды: возможность резкого увеличения объемов производства при неизменном количестве сырья и рабочей силы. В условиях, когда против Третьего рейха воевала индустриальная коалиция, имеющая подавляющее материальное превосходство, будущее военной экономики Германии зависело от убедительности этой волюнтаристской идеи. Едва ли может быть более показательным сам момент, когда она была выдвинута. Рационализация как лозунг государственной политики вышла на передний край осенью 1941 г., в разгар кризиса на Восточном фронте. В тот момент, когда гитлеровские войска застряли на заснеженных окраинах Москвы, нацистская Германия ни в чем не нуждалась так же срочно, как в чудодейственных средствах. 3 декабря 1941 г. Гитлер даже издал указ, в котором рационализация объявлялась главным приоритетом военной экономики[1811]. Сам тот факт, что обычная задача, стоящая перед технологами, превратилась в политический вопрос такого масштаба, должен напомнить нам об осторожности, с которой следует подходить к этой теме. Несложная версия Шпеера, согласно которой военная экономика Германии до 1941 г. представляла собой бездонную яму, без всякого толка поглощавшую рабочую силу и сырье, и что лишь после декабря 1941 г. благодаря указу фюрера и вдохновенному руководству Шпеера она осознала необходимость эффективности, представляла собой очевидный миф. Как мы уже видели, статистика, на которую обычно ссылаются в попытках подтвердить такое представление о дошпееровской эпохе, просто не выдерживает пристальной проверки. И напротив, успешный рост выпуска вооружений, достигнутый Шпеером в своем секторе, сводился главным образом к увеличению производства боеприпасов, которое объясняется в первую очередь не рационализацией, а решительными мерами по мобилизации сырья.

Рационализация явно играла ключевую роль вовсе не в секторе Шпеера, а в сфере ответственности Эрхарда Мильха и Министерства авиации. С начала 1942 г. по начало 1943 г. ежемесячный выпуск самолетов более чем удвоился. Но в отличие от армейского сектора, это увеличение объемов выпуска происходило при более чем скромном росте численности рабочей силы, который не сопровождался каким-либо увеличением объемов поставляемого алюминия. Это, безусловно, указывает на очень заметный прирост эффективности. Вместе с тем пристальное изучение производственной статистики люфтваффе выявляет сложность и неоднозначность понятия «рационализация» в индустриальной политике нацистов[1812].

В авиационной промышленности Третьего рейха как новой ведущей машиностроительной отрасли 1930-х гг. с момента ее зарождения ощущалось сильное влияние «американских» идей о рационализации и массовом производстве. Как мы уже видели, самым агрессивным сторонником этой идеологии массового производства был Генрих Коппенберг, ставший в 1933 г. генеральным директором Junkers. Попытки Коппенберга создать «фордистскую» авиастроительную фирму опирались на стремление к максимальным масштабам производства и максимальной вертикальной интеграции. Ju-88 в 1938 г. был навязан Министерству авиации в качестве самолета, специально оптимизированного для массового производства. В 1940 г., в качестве прямого ответа на американскую угрозу, Коппенберг выступил с грандиозными планами по строительству завода авиационных двигателей производительностью в 1000 двигателей и громадного алюминиевого комплекса, базирующегося в Норвегии. С учетом колоссальных объемов производства, объявленных британцами и американцами, и общей одержимости фордизмом в межвоенной Европе такие проекты обладали неотразимой и неизменной привлекательностью. Они естественным образом шли по следам Плейгера с его гигантским сталеплавильным комплексом в Зальцгиттере и Порше с его не менее грандиозным заводом VW в Фаллерслебене.