Наказание в награду - Элизабет Джордж

Сначала Гарриман говорила о «ревущих двадцатых». Послушать ее, так она без остатка отдала свое сердце этим «ревущим двадцатым»; а когда узнала, что музыка Коула Портера не относится к этому периоду, объявила о том, что совершенно убита. «Надо подумать о тридцатых, – посоветовал ей Каз. – Ар-деко и все такое…» Так что Доротее пришлось сменить открытые платья на матросские костюмы. По мнению Барбары, поменяли они шило на мыло, но так ей, по крайней мере, не надо было демонстрировать голые ноги.

С момента возвращения Хейверс из Шропшира репетиции не прекращались ни на минуту. Доротея заявила, что правильность чечетки зависит от мускульной памяти, а ее можно развить, только заставив мускулы повторять одно и то же движение до тех пор, пока они не начнут реагировать на соответствующую музыку совершенно автоматически.

– Это как езда на велосипеде, – сказала Доротея.

– Еще одно, чем ни за что не стала бы заниматься на публике, – ответила ей Барбара.

И вот наконец наступил решающий момент. Они пережили первый акт, антракт и почти весь второй акт – и теперь приближалась их очередь.

Сейчас на сцену должен был выйти еще один ансамбль бесталанных танцоров. Следом за ними выступали Доротея и Барбара. Они стояли во всеоружии: в морских костюмах, морских шапочках и с тросточками в руках. Барбара пыталась отговорить Ди от тросточек, поскольку, на ее взгляд, они отнюдь не добавляли морского шика. Да и какой моряк поднимется на борт с тросточкой в руке? Однако, по мнению Доротеи, таковые играли важную роль в создании «законченного образа, разве ты не понимаешь?». Барбара действительно не понимала, но не видела смысла в продолжении спора.

По крайней мере, успокаивала себя Хейверс, она не входит в группу из восьми – одетых полностью, хотя и довольно странно – человек, которые сейчас находятся на сцене в том, что отдаленно напоминает сдутую спасательную шлюпку, а должно бы выглядеть как громадная миска. Кому-то – гораздо более отмороженному, чем талантливому, – пришла в голову идея о фруктах, оживающих под звуки «Да здравствует Голливуд!»[250]. Барбара наверняка посочувствовала бы ананасу, если б у нее оставались хоть какие-то силы, чтобы сочувствовать кому-то, кроме себя самой.

Когда публика радостно захлопала после окончания номера с миской фруктов – и это несмотря на то, что арбуз и банан столкнулись друг с другом и растянулись на полу во время танца, – Доротея сразу же взяла все в свои руки. Она захлопала в ладоши, разулыбалась и закричала: «Вперед! Мы же старались именно ради этого!», после чего Барбаре захотелось сказать ей, что лично она старалась вывихнуть себе коленку – правда, безуспешно. Максимум, на что ее хватило, так это на вросший ноготь.

– Мы будем лучшими! – продолжила Доротея.

– Ты что, сказала Уинстону, где все это будет происходить? – задала ей вопрос Барбара.

Доротея ударила себя в грудь.

– Что? Детектив-сержант Нката здесь? Почему ты думаешь, что я сказала…

– Наверное, чтобы обеспечить аплодисменты.

– Детектив-сержант Хейверс, мы не прибегали в прошлом, не прибегаем сейчас и не будем прибегать в будущем к поддержке наших сторонников на подобного рода мероприятиях. Мы и так сотворим сенсацию.

– Я запомню, что ты не ответила на вопрос.

– На какой вопрос?

– Это когда я спросила тебя, не ты ли сказала Уинстону, где будет проходить это звездное мероприятие.

В этот момент Доротея наклонилась, чтобы поправить завязки своих туфель для чечетки.

– Наверное, он все узнал от детектива-инспектора, – сказала она, выпрямившись.

– Что?

Доротея шлепнула себя по губам и продолжила:

– Ну как я могла не дать детективу-инспектору Линли хоть какой-то намек, когда он меня об этом спрашивал? Тем более что он обещал сюрприз для тебя. Разве ты не любишь сюрпризы?

– Сюрприз в лице Уинстона Нкаты, его родителей и, готова поспорить, всех, кого знает сам инспектор Линли, – это не то, без чего я не смогу прожить, Ди. Считай, что тебе повезло, что я не запустила в тебя вот этими туфлями.

– Но я же ему ничего не сказала. Просто назвала адрес в Интернете, и больше ничего. Клянусь тебе. Я сразу сказала, что все остальное ему придется делать самостоятельно.

– И это ему вполне удалось, – заметила Барбара.

– Ты очень глупо себя ведешь, – сказала Доротея. – Наша очередь. Настало время для Цинциннати!

И они вышли на сцену. При этом Барбара постоянно спрашивала себя, насколько это может быть ужасно, что ее коллеги видят, как она строит из себя дуру. Правда, они уже видели это в других ситуациях. Так что одним разом больше…

Когда они появились на сцене под мелодию Коула Портера, в зале раздались одобрительные возгласы. Кто-то стал скандировать: «Бар-ба-ра! Бар-ба-ра!» – и хотя сержант вовсе не собиралась воспринимать это как знак одобрения, она успокоилась, поскольку поняла, что ее знакомые вообще ничего не понимают в чечетке. Даже если она ошибется, они этого не заметят. Надо просто держать спину прямо и вести себя так, будто все, что она делает, – это лишь часть шоу.

Так все и продолжалось – ни шатко ни валко; не блестяще, но и не ужасно. Барбара смогла запомнить порядок па в начале номера и всего лишь один раз перепутала шаффл с флэпом. А вот улыбаться при этом было затруднительно, потому что она должна была еще приговаривать «риф, прыжок, шим-шэм, крэмп ролл!», а это было уже выше ее сил. И вместо того, чтобы рассылать аудитории улыбки, как это делала Доротея, она просто три-четыре раза посмотрела в сторону зала.

После чего от ее решимости не осталось и следа. Барбара сбилась с шага. Перепутала последовательность. И все потому, что увидела, кто сидит рядом с Чарли Дентоном, – и это был вовсе не отец Деборы Сент-Джеймс.

Барбара сделала Цинциннати прямо за кулисы.

Саутхолл, Лондон

Никакой раздевалки здесь не было. Так что на праздник ей пришлось прийти, заранее надев этот гребаный костюм. Только «фрукты» пришли без костюмов, потому что могли надеть их прямо на верхнюю одежду. А все остальные не имели ни одного шанса покинуть здание незамеченными.

Но ей надо было делать ноги. И делать это быстро. Она не стала размышлять, зачем ей это надо. У нее была альтернатива – бороться или бежать, – и Хейверс выбрала бегство.

Оказавшись за кулисами, она протолкалась мимо Фреда и Джинджер[251] и проложила путь сквозь группу детей в миниатюрных шляпках и с хвостиками. У нее за спиной Каз спросил: «В чем дело?», но она не остановилась. Пусть себе думает, что это запоздалый приступ страха перед сценой или продуманная месть Доротее за то, что она заманила ее в это безумие. Или что она вывихнула колено, или отравилась, или заразилась бубонной чумой. То, что Доротея осталась на сцене и ей в одиночестве придется заканчивать номер, притворяясь при этом, что неожиданное исчезновение партнерши со сцены – это тоже часть шоу, Барбару не волновало. Конечно, когда все закончится и Хейверс не выйдет на поклон, чтобы получить свою долю аплодисментов, это будет выглядеть странно. Но ей на это наплевать. Для нее сейчас главное – исчезнуть.