Хроники Империи Ужаса. Крепость во тьме - Глен Кук

Шутки богов бывают дьявольски жестоки.

Туман рассеивается. Мы входим в середину круга посреди безжизненного нефритового моря. Меня неудержимо клонит в сон. Приходится напрячь всю силу воли, чтобы поднять лук и опереться на него.

Я не сдамся. Я не упаду. Я отказываюсь. У них нет Силы…

«Дракон» останавливается и начинает медленно вращаться, повинуясь неощутимому течению. Мимо проплывает безликий туман. Над головой он иногда светлый, а иногда темный. День не предвещает ничего хорошего. И скоро я вообще потеряю интерес к тому, чтобы считать дни.

Скоро я перестану думать о чем бы то ни было.

Но до этого я должен найти ответ на вопрос: что я сделал не так?

Нижеследующий рассказ – один из моих любимых. Отчасти потому, что пользовался огромным успехом и столько раз перепечатывался за рубежом, что в свое время принес мне больше дохода, чем большинство романов. К тому же в его основе лежат элементы семейной легенды.

I

Нариман было десять лет, когда в Вади-аль-Хамама появился черный всадник – высокий и надменный, на коне столь же белом, сколь черной была его джеллаба. Проезжая среди шатров, он не смотрел ни налево, ни направо. Старики плевали под копыта его коня. Старухи испуганно прятались. Дети и собаки скулили и разбегались. Осел Макрама поднял дикий крик.

Нариман не испугалась, лишь удивилась. Кто этот чужак? Почему его так боятся? Потому что он одет в черное? Ни одно известное ей племя не носило черную одежду. Черный был цветом ифритов и джиннов, повелителей Джебал-аль-Альф-Дхулкварнени, высоких темных гор, нависших над Вади-аль-Хамама и священными местами племени аль-мубурак.

Нариман была смелой девочкой. Родители часто предупреждали ее, но она вела себя не так, как подобает женщинам. Старики качали головой и говорили, что из девчонки Моуфика не выйдет ничего путного. Сам Моуфик вызывал достаточно подозрений уже тем, что участвовал в великих войнах на севере. Какое они имели отношение к аль-мубурак?

Нариман наблюдала за всадником.

Он остановился перед шатром ее отца, стоявшим поодаль, извлек из футляра для копий черный стержень и подул на него. Концы стержня засветились. Направив свечение на шатер, всадник изобразил некий символ. Старики вполголоса ругались и говорили, что теперь шатер Моуфика будут преследовать несчастья.

Нариман побежала следом за незнакомцем, который ехал по долине в сторону святилища. Старая Фарида что-то кричала ей вслед, но она сделала вид, будто не слышит, перебегая из тени в тень, от камня к камню, к укрытию, из которого тайком наблюдала за обрядами старших.

Она смотрела, как всадник столь же высокомерно пересекает круг. Он даже не взглянул на Каркура, не говоря уже о том, что не выказал никаких знаков уважения и не принес жертв. Она ожидала, что Великая Смерть убьет его на месте, как только он покинет круг, но он поехал дальше, живой и невредимый. Нариман уставилась на бога. Неужели Каркур испугался, как и старики? Ее это потрясло до глубины души. Гнев Каркура был постоянен. Каждое дело, каждое развлечение нужно было согласовывать с его желаниями. Он был злым богом. Но он просто стоял, словно изваяние из красного камня, в то время как варвар осквернял его круг.

Солнце уже клонилось к западу, когда она вернулась в стойбище. Старая Фарида тотчас же позвала ее к себе, и она рассказала обо всем, что видела. Старики бормотали, перешептывались и делали непонятные знаки.

– Кто он, Фарида? Кто он такой? Почему вы так боитесь?

Фарида сплюнула сквозь дыру в зубах:

– Посланник зла. Шагун из Джебала. – Фарида взглянула на Гору Тысячи Колдунов и сделала магический жест. – Счастье, что твоя мать до этого не дожила.

– Почему?

Но тут послышалась песнь рога, и закончилась она торжествующей нотой. Вернулись охотники. Каркур был благосклонен к племени. Нариман побежала к отцу – рассказать про чужака.

II

Позади седла Моуфика свисала убитая антилопа, нанизанные на шнурок перепела, связка зайцев и даже водяная черепаха.

– Отличная охота, Лисичка. Такого не было еще никогда. Даже Шукри сумел что-то добыть.

У Шукри никогда ничего толком не получалось. Вероятно, именно за него Нариман предстояло выйти замуж, поскольку она была дочерью своей матери.

Ее отец был настолько доволен, что она не стала упоминать про незнакомца. Другие охотники услышали о нем от стариков, и суровые взгляды обратились к Моуфику. Нариман даже испугалась за него, пока не почувствовала, что им его, скорее, жаль. Многие кивали – визит чужака подтвердил их сомнения.

Моуфик остановился у входа в шатер:

– Лисичка, сегодня мы не будем много спать. Надеюсь, ты набрала дров?

В голосе его слышалась усталость. Ему приходилось трудиться больше, чем другим. У него не было женщины, которая ехала бы следом и разделывала добычу, не было женщины, которая помогала бы по дому. Лишь старая Фарида, сестра его матери, иногда предлагала помощь.

Нариман разложила на циновке перепелов и зайцев, разожгла огонь и принялась за работу.

Солнце садилось на юго-западе. Между горными вершинами возник огненный палец, вонзившись в сухое русло реки и разогнав тени. Моуфик поднял взгляд.

Побледнев, он открыл рот, снова его закрыл и наконец хрипло проговорил:

– Что?

Нариман рассказала ему про всадника.

Он сидел, низко опустив голову:

– О нет. Только не моя Лисичка, – и добавил, словно отвечая на ранее заданный вопрос: – Он из тех, кому даже Каркур не осмеливается причинить вреда. Этот всадник служит тому, кто намного более велик. Но, – задумчиво продолжил он, – возможно, он дал нам намек. Дичь не просто так шла под стрелу охотника. – Поднявшись, он вышел в темноту, глядя на внушавшие ужас горы, куда не осмеливался отправиться никто из племени, и, помолчав, сказал: – Приготовь только то мясо, которое может испортиться до того, как мы его закоптим.

– Объясни мне, что все это значит, отец?

– Полагаю, ты уже достаточно взрослая. Ты стала избранной. Повелители послали его, чтобы он оставил знак. Прошло немало времени с тех пор, как шагун приходил в последний раз. Тогда еще была жива моя мать.

III

Моуфик бывал на севере и жил среди чужаков. Он видел такое, что другим и не снилось, и вполне мог бросить вызов повелителям. Потратив часть военных трофеев на покупку осла у Макрама и погрузив все свое имущество на двух животных, он ушел, оглянувшись лишь однажды.

– Мне не следовало сюда возвращаться.

Они шли на север по звериным тропам, через высокие каменистые холмы, избегая встречи с другими племенами. В холмах они провели двенадцать дней, прежде чем спустились в большой оазис. Впервые Нариман увидела людей, живших в домах. Они казались ей чужими, и она все время держалась рядом с Моуфиком.