Белое дело в России: 1917-1919 гг. - Василий Цветков

Как и на белом Юге, в Сибири практиковалось создание консультативных «Особых Совещаний», межведомственных Комитетов. Так, 17 декабря 1918 г. было учреждено Особое Совещание при Министерстве финансов по финансированию предприятий, имеющих общегосударственное значение, а также «общеполезных» земских и городских расходов, под председательством товарища министра финансов и при участии представителей Минфина, министерств торговли и промышленности, путей сообщения и Государственного Контроля» (5). Постановлением Совета министров от 2 января 1919 г. при Морском министерстве создавалось Морское Совещание в составе помощника министра, Начальников Управлений, чинов строевого состава флота по приглашению (6). 4 марта 1919 г. под председательством министра торговли и промышленности было утверждено Особое Совещание по топливу «для обсуждения и объединения мероприятий по обеспечению топливом путей сообщения, государственных и общественных учреждений и предприятий, работающих для целей государственной обороны» (7). 28 марта 1919 г. был создан Комитет Экономической Политики для «разработки общего плана организации народного хозяйства в целях поднятия производительных сил страны, а также законопроектов и общих мер по направлению хозяйственной жизни Государства и согласованию отдельных мероприятий в этой области». В Комитет, возглавлявшийся министром земледелия Н. И. Петровым, входили министры финансов, снабжения и продовольствия, путей сообщения, труда, торговли и промышленности, Государственный контролер. К участию могли быть приглашены «в качестве сведущих лиц представители науки, сельского хозяйства, промышленности, торговли, кооперации и органов городского и земского общественного управления», но точный порядок представительства не устанавливался (8).

Все эти структуры, в сущности, были призваны улучшить работу аппарата, осуществить, насколько предусматривалось полномочиями, сотрудничество с общественностью, правда, не на уровне широкого представительства, а на уровне отдельных контактов. Несмотря на довольно развитую структуру, сложившуюся в Российском правительстве, она отнюдь не гарантировала отсутствие внутренних проблем в его практической деятельности, от разного рода трений между военными и гражданскими властями на самых различных уровнях. Уже в «Конституции 18 ноября» был заложен принцип, как оказалось, ставший впоследствии источником подобных противоречий. Поскольку Колчак занимал должности Верховного Правителя и Верховного Главнокомандующего, ему предоставлялось «особенное» право «принятия чрезвычайных мер для обеспечения комплектования и снабжения вооруженных сил и для водворения гражданского порядка и законности» (часть 2 ст. 3 Конституции) (9). Используя это право, он мог, например, ввести военное положение в любом тыловом районе (для борьбы с красным повстанчеством, дезертирством из армии и т. д.). Колчак мог использовать полномочия, согласно Положению о полевом управлении, с передачей гражданской власти под контроль военных.

Такая ситуация возникла довольно скоро. 11 февраля 1919 г. Приказом Верховного Правителя были приняты Правила о военном положении, объявленном на линиях железных дорог и в местностях, к ним прилегающих. Ими вводилось военное положение на линии Транссибирской железной дороги «для восстановления правильного движения, а также для обеспечения государственного порядка и общественного спокойствия». В зону военного положения вошли города Омск, Томск, Ново-Николаевск, Барнаул, Канск, Ачинск, Красноярск, Иркутск, а также прилегающие к железной дороге территории. Данные Правила, по существу, создавали «двоевластие», оправдываемое ссылками на условия «военного времени», но порождающее в то же время разногласия в полномочиях между военной и гражданской администрациями, а также – с полномочиями Межсоюзнического железнодорожного комитета (подробнее о соотношении военных и гражданских властей на местном уровне – см. раздел, посвященный системе местного управления в белой Сибири). Правила предусматривали целый ряд мер для «предупреждения нарушений государственного порядка и общественного спокойствия», в частности: запрет на проведение «всякого рода стачек и забастовок», изъятие с последующим привлечением к ответственности любой печатной продукции, «угрожающей государственному порядку», закрытие признанных «угрожающими государственному порядку и общественному спокойствию» обществ и союзов, наказания за спекуляцию. Вся полнота власти передавалась управляющим губерниями, по территории которых проходила железная дорога, или «уполномоченным», назначавшимся Верховным Правителем (представители военного ведомства или МВД). Их действия могли обжаловаться в 1-м департаменте возрождаемого Сената (10).

Статус Колчака как Верховного Правителя и Верховного Главнокомандующего определял его главой военной и гражданской вертикали и предусматривал взаимодействие с Советом министров наряду с руководством Ставкой и Штабом. Штаб Главковерха, возглавляемый полковником Д. А. Лебедевым (прибыл в Сибирь через Москву еще летом 1918 г.), вызывал серьезные нарекания со стороны Совмина. На заседании 20 декабря 1918 г. министры Устругов, Гаттенбергер, вр. и. д. министра торговли и промышленности Н.Н. Щукин, начальник главного управления почт и телеграфов Е.А. Цеслинский сообщили, что «представители военной власти, в частности чины Ставки Верховного Главнокомандующего, стали отдавать приказы и распоряжения, расходящиеся с желаниями и приказами Совета министров и представителей отдельных ведомств, что создает затруднения в деятельности правительства». Вологодскому поручалось сообщить Колчаку о подобном «расхождении» (11). На заседании Совета министров 28 декабря 1918 г. высказывались пожелания об ограничении компетенции Штаба в части издания им распоряжений, основанных на Положении о полевом управлении войск, столь привычном для военного руководства. Но было очевидно также и то, что гражданское управление не в состоянии взять на себя всю ответственность за руководство неустроенным тылом, тем более за положение в областях, недавно освобожденных от советской власти. Гинс так охарактеризовал это противоречие: «Все для армии. Политики не должно быть. Совет министров – организация административно-хозяйственного управления, выражающаяся в наиболее упрощенных формах, решающая вопросы текущей жизни, ничего не преобразующая, никаких реформ не преследующая», подчеркивая при этом, что такая «идиллия» годилась бы «не для революционного периода, когда пробудившиеся интересы и острое недовольство прошлым заставляли искать реформ» (12). Требовалось совершенствовать аппарат и находить способы бесконфликтного сочетания военно-политических элементов в системе «единоличного правления».

На заседании Совмина 28 декабря 1918 г. было предложено создать специальное Совещание в составе Совета, военного и морского министров и начальника штаба Главковерха, которое определяло бы порядок «сотрудничества фронта и тыла». Совещание создано не было. Вологодский отметил, что после встречи членов «звездной палаты» с военными (генерал-майором В. И. Суриным от военного министерства, директором канцелярии Верховного Правителя, генерал-майором А. А. Мартьяновым, а также контр-адмиралом Смирновым, полковником Лебедевым) 30 декабря было решено лишь «выработать общие правила издания приказов от имени Верховного Правителя и Верховного Главнокомандующего войсками» (13). Вслед за этим была предпринята попытка формирования Особого Совещания по обороне при Верховном Правителе (14). Проект, представленный Тельбергом, предполагал введение принципов управления по аналогии с работой Особого Совещания для обсуждения и объединения мероприятий по обороне (создано в августе 1915 г.) и Особого Совещания министров для объединения всех мероприятий по снабжению армии и флота и организации тыла (образовано в июле 1916 г.). Общей целью становилось усиление работы по обеспечению потребностей армии. Тельберг планировал включить в состав Совещания по обороне председателя Совета министров, членов СВП, военного и морского министров, начальника штаба Главковерха, а также командующих фронтами и армиями, помощника военного министра по делам казачьих войск, командующих войсками округов и прочих «необходимых лиц». Тельберг полагал также, что «министр юстиции как генерал-прокурор (еще один прецедент восстановления правовых норм дореволюционного законодательства. – В.Ц.) имеет в своих руках послушный и наиболее дисциплинированный аппарат на местах в лице органов прокурорского надзора». Тельберг стремился к максимально возможному сближению «правопорядка» и «общества». По его указанию следовало, чтобы «чины прокурорского надзора не группировались в крупных губернских центрах, а непременно рассылались по уездным городам». Чины прокуратуры, а позднее и судьи получали право проверки формальной законности ареста и могли освобождать из-под стражи всех незаконно задержанных (15).