Слепящий нож - Брент Уикс

стодвенадцатилетнего старика. Кип видел, как быстро этот парень извлекает – это было давным-давно, – и к тому же не сомневался, что в случае чего у Зимуна хватит решимости воспользоваться пистолетом.

Он залез в лодку.

– Сними с себя ремень и дай мне, – велел Зимун. – Потом оторви полосу от своей рубашки и завяжи себе глаза. Медленно.

Кип повиновался. Зимун принялся сталкивать шлюпку в воду. Ощутив это, Кип рванулся вперед, срывая с себя повязку. Зимун как раз перебирался через борт прыгающей на волнах лодки. Одной рукой он держался за корму – а в другой был пистолет, направленный прямо в лицо Кипу.

– Назад! Назад! – крикнул он. – Я не могу здесь долго оставаться, так что, если ты не согласен посидеть с завязанными глазами хотя бы пять минут, мне придется пустить тебе пулю в лоб.

Усевшись обратно на скамью, Кип, побежденный, снова натянул повязку на глаза. У него почти получилось! Еще бы немного…

Одеяние поражения с привычной легкостью скользнуло на его понуро опущенные плечи. Кип «Почти» Гайл… Все как обычно.

…Ну уж нет! Это неправда! Он уже не тот прежний Кип. Не глупец, не слабак, не трус. Не отверженный. Он сумел поступить в Черную гвардию. Лучшие извлекатели и бойцы в мире приняли его в свои ряды. Его отец признал его. Он бился с королем, с выцветками, с богом! Да, он наделал ужасных ошибок; он вел себя как глупец, слабак, трус и отверженный. Если бы не он, Гэвина бы не ранили. Однако именно он вытащил отца из воды и спас ему жизнь, когда этого не мог сделать никто другой!

Он надевал на себя свое «почти», словно цветные очки. Но существовал и средний путь, золотая середина между сыном проститутки и сыном Призмы. Он не был по-настоящему богоубийцей, но больше не был и тем мальчишкой, который прогибался перед Рамиром.

«Я тот, кто я есть. Я – Молот! Тот, кто смотрит только через одну линзу, живет в темноте. Имеющие уши да услышат!»

Пора разбить эту старую линзу.

– Бери весла, – велел Зимун.

Кип на ощупь отыскал их, слыша, как Зимун забирается в лодку. Потом почувствовал, как люксин облекает его руки, приковывая их к рукояткам весел.

– Прогребешь час, потом я дам тебе еще воды и поесть. Давай! Перед нами долгий путь… братишка.

Кип принялся грести. Его левой руке это совсем не понравилось.

– Братишка? – переспросил он. Его голос звучал спокойно: без страха, без стыда.

– Мой дед Андросс Гайл вызвал меня в Хромерию. Он сказал, что остальную часть нашей семьи можно не ждать. Сказал, что думает о том, чтобы меня усыновить. Что у него на меня большие планы. – Он помедлил. – Что, ты не знал? Я сын Гэвина и Каррис. Зимун Белый Дуб.

Сердце Кипа упало настолько, что пробило дыру в днище шлюпки и убило десяток рыб по пути к морскому дну.

Он услышал скрежет металлических частей пистолета и подумал, что, наверное, Зимун все же решил его убить. Потом Зимун резко хохотнул:

– Мать святая, ну мне и везет! Ты только погляди на это: он был даже не заряжен!

Глава 115

Гэвин пришел в себя от того, что кто-то шлепал его по лицу. Он чувствовал себя отвратительно. В помещении было темно и воняло человеческими телами, не мытыми целую вечность, трюмной водой, водорослями, рыбой и людскими испражнениями. Его запястья были скованы. Он был полностью раздет, за исключением набедренной повязки.

Новый шлепок был настолько силен, что во рту появился вкус крови. Гэвин открыл глаза и посмотрел на стоявшего перед ним. В горле и легких горело от морской воды, которой он пытался дышать, пока плавал в море.

– Пушкарь, сукин ты сын, – выговорил Гэвин. – Что ты делаешь?

Его голос звучал хрипло; от прошедшей ночи остались только смутные воспоминания.

– Ты ведь не можешь извлекать, верно?

Гэвин поднял перед собой руки. Он чувствовал себя пустым и беспомощным. В трюме было настолько темно, что у него ушло бы несколько минут, прежде чем он сумел набрать достаточно света, чтобы представлять хоть какую-то угрозу. Да и призвать необходимую для этого волю тоже было проблематично, учитывая, насколько ужасно он себя чувствовал.

– Дай мне пару минут, – отозвался он.

Его левый глаз заплыл. И было еще что-то…

О, Орхолам! Гэвин потрогал свою грудь – на ней не было ни царапины. Какого черта? Что же тогда за кошмары ему привиделись? Насчет того, будто бы его насквозь проткнули мечом? Может, его чем-то опоили, чтобы умыкнуть с флагмана?

– Твои глаза синие, как у Азуры, лорд Гайл, – продолжал Пушкарь. – Ни намека на ореол… Всегда терпеть не мог люкслордов, когда они начинают важничать. Указывать всем вокруг. Сами-то небось никогда не захотят тянуть лямку вместе с людьми.

Он тихо рассмеялся, словно сказал что-то забавное.

– Но у меня имеются свои решения для маленьких несправедливостей, которые жизнь подносит мне под нос. Хоть корабль у меня и не шибко важный, держится он не хуже знатного лорда, верно?

– Это твое судно? – спросил Гэвин.

Он все еще никак не мог сориентироваться. Он сидел на скамье; рядом с ним сидел костлявый человек с седой бородой и длинными волосами, с большими выпуклыми глазами, тоже почти без одежды. Вообще, здесь все были тощими и полуголыми; все пили воду или жевали черствые галеты. Все были в кандалах. И все до единого смотрели на него.

– Вот именно, мое судно. Моя «Шальная кляча», как я ее называю, поскольку она брыкается так, что задницы у нас тут все время натружены. Она принадлежит мне, а ты теперь принадлежишь ей. Служи ей хорошенько, Гайл, поскольку, если старушенция пойдет ко дну, ты пойдешь ко дну вместе с ней!

Кандалы Гэвина лязгнули: другой конец был прикован к веслу.

– Пушкарь… – предупреждающе начал Гэвин.

– Капитан Пушкарь! Не забывайся, шестой номер, не то тебя выпорют кнутом.

– Да проклянет тебя Орхолам, ты что, не знаешь, кто я такой?

Прошло почти двадцать лет с тех пор, как Пушкарь работал на Гэвина. Может быть, время изменило его так сильно, что тот не распознал его без богатой одежды?

Пушкарь ухмыльнулся:

– Когда человек спрашивает: «Знаешь ли ты, кто я такой?», как правило ему стоило бы задать этот вопрос самому себе. Но видишь ли какое дело, Гэвин Гайл: я-то как раз и собираюсь дать тебе шанс это уяснить.

– Я не Гэвин, – упрямо возразил Гэвин. – Я Дазен. Мое имя Дазен Гайл.

Пушкарь настежь распахнул дверь, и в трюм ворвался поток солнечного света.

– Ходи под какой хочешь личиной[6], меня это все мало интересует. Для меня ты – галерный раб номер шесть. Третий ряд, место посередине. Но не беспокойся, если ты будешь хорошо грести и беспрекословно слушаться приказов, то уже через полгода переберешься на переднюю скамью! Хорошо, когда в жизни есть цель, а?

Он улыбнулся, сверкнув зубами:

– Ну-ка, парни!

Гэвин ничего не ответил. Он не стал возмущаться, поскольку в раскрытую дверь увидел кое-что похуже его нынешнего рабского состояния. В полутьме зловонного трюма он не мог этого заметить: темнота всегда приглушает