Греховные радости - Пенни Винченци

— Как ты могла меня разбудить? Я и не спала вовсе. Ну, Георгина, что стряслось на этот раз? — Тон у Няни был сердитый; Георгина слабо, сквозь слезы улыбнулась ей.

— Да. Кендрик, Няня.

— А что Кендрик? Он что, уехал?

— Улетел назад в Нью-Йорк.

— Недолго погостил. Ему тут что, больше не нравится?

— Сегодня не понравилось. Я ему не понравилась.

— Должен же он что-то решить. Я думала, он хочет на тебе жениться.

— Теперь уже не хочет, Няня. Больше не хочет.

— А что не так?

— Я повела себя не так, Няня. А точнее, не повела себя так, как хотелось ему.

— Какими-то загадками ты говоришь, — проворчала Няня, как будто сама она говорила всегда исключительно прямо и ясно. — Что ты хочешь сказать, Георгина? Тебе всегда было трудно излагать свои мысли.

— Ой, Няня, не ругай меня. Я этого не выдержу. Дело вот в чем: Кендрик хотел, чтобы мы с ним поженились и чтобы я потом сразу же уехала с ним в Нью-Йорк, а я ему ответила, что не могу.

— Почему?

Георгина удивленно уставилась на нее:

— Из-за папы, конечно.

— А-а, — протянула Няня. — Понимаю.

— Я не могу оставить его, Няня, не могу. Даже если это означает, что я потеряю Кендрика. — Она снова разревелась, глядя на потолок ничего не видящими глазами, лицо у нее перекосилось, сделалось некрасивым. — Я нужна ему. Я ему так нужна. И я люблю его, ты же знаешь, как я его люблю. И мне кажется, что без меня он просто не сможет. Особенно сейчас. Я не могу оставить его, Няня, честное слово не могу!

Вирджиния, 1960

— Я не могу оставить его, Няня, не могу. Я ему так нужна. И я люблю его, вы же знаете, что я его и в самом деле люблю.

Няня внимательно посмотрела на Вирджинию. Это был последний в долгой череде их разговоров. Ей казалось, что самый первый произошел уже давным-давно, но это было не так, на самом деле прошло всего несколько недель. Вирджиния тогда сидела у себя в спальне, возле окна, в небольшом кресле; Няня слышала, как она проплакала несколько часов подряд, и, не в силах больше выносить это, зашла к ней.

— У вас все в порядке, ваша светлость?

Вирджиния взглянула на нее и, несмотря ни на что, смогла все-таки улыбнуться, улыбка получилась слабая, жалкая и кривая.

— Не совсем, Няня. Не совсем. Извините меня, я не хотела вас беспокоить.

К этому времени она уже пробыла в Хартесте почти три месяца, бледная, довольно подавленная, она изо всех сил старалась приспособиться к своей новой жизни; оставаясь по большей части в полном одиночестве, она одна совершала верховые прогулки по имению, знакомилась с домом, с его историей, с хозяйством. Александр по-прежнему болезненно гордился ею и всячески ее демонстрировал; всего через месяц после того, как они приехали в Англию, он настоял на устройстве большого приема — с ужином, на двести пятьдесят человек, на задней террасе дома, под тентом и с танцами после ужина, — чтобы представить ее всем своим друзьям и соседям по Уилтширу. По всеобщему мнению, прием прошел с огромным успехом, о нем писали в местных и даже в паре лондонских газет.

— Этот прием, для вас это было уж слишком, — сказала Няня. — Я говорила Александру, его светлости, что это слишком, чересчур много народу.

— Спасибо вам, Няня, но это не было слишком, я должна уметь держаться, когда вокруг меня люди. — Вирджиния слабо хихикнула. —

Наверное, вы считаете меня безнадежной. Совершенно безнадежной. Александру следовало жениться на какой-нибудь крепкой англичанке со стальными нервами и железным организмом.

— Нет, — не мудрствуя, ответила Няня. — Я вас считаю замечательной.

Вирджиния удивленно посмотрела на нее:

— Очень рада это слышать, Няня. Но по-моему, во всем, что я делаю, нет ничего замечательного.

— Вы делаете Александра… лорда Кейтерхэма счастливым. — Голос Няни звучал сурово.

— Н-ну… это он делает меня счастливой, — уверенно возразила Вирджиния и снова залилась слезами. — Ох, Няня, простите меня. Сейчас у меня все пройдет, наверное, я просто устала.

— Да, наверное, — кивнула Няня. — Ну что ж, я вас оставлю. Если вы действительно этого хотите. Вам ничего не надо? Может быть, чашку чая?

— Я бы с удовольствием выпила вина, — ответила Вирджиния. — Да, я понимаю, сейчас не совсем подходящее для этого время, но мне бы хотелось именно вина. Вы не можете попросить Гарольда принести бутылку в библиотеку? Я через минуту спущусь к обеду.

— Конечно, если вы хотите именно этого. — Няня ясно давала понять, что с ее точки зрения ничего подобного Вирджиния хотеть не могла. Няня пошла к выходу из комнаты, но в дверях остановилась и обернулась.

— Я понимаю, — заговорила она, и вид у нее был при этом немного взволнованный, — понимаю, как вам должно быть сейчас трудно. Я подумала и решила, что все-таки должна вам это сказать. Я знаю Александра с того времени, когда он был еще совсем крошкой.

Вирджиния не сводила с Няни взгляда. У нее затеплилась пока еще очень слабая надежда, что, быть может, найдется все-таки кто-то, с кем она могла бы поделиться тем ощущением кошмара, что в последнее время разворачивалось и нарастало внутри ее.

— Что ж, Няня, возможно, мы могли бы стать друзьями. Можно, я буду иногда к вам обращаться, чтобы поговорить? Мне ужасно не хватает здесь моей мамы. Она чудесный человек, Няня, она бы вам понравилась.

— Правда? — переспросила Няня тоном, не оставлявшим сомнений в том, что понравиться ей мама Вирджинии никак бы не смогла.

— Я надеялась, — с легким сожалением продолжала Вирджиния, — что мать Александра сделает какой-нибудь жест по случаю моего дня рождения. Пришлет открытку или что-нибудь в этом роде. Но кажется, она окончательно решила сохранять ко мне враждебное отношение.

— На самом-то деле она очень приятный человек, — ответила Няня. — Такое поведение на нее совсем не похоже. К Александру она всегда была очень добра.

Вирджиния в недоумении уставилась на Няню:

— Ну так ведь она же его мать. Она и должна была быть к нему добра.

— Это не всегда было легко, — возразила Няня. — Лорд Кейтерхэм, отец Александра, не принадлежал к числу тех, кто верит в доброту. Ему надо было уметь противостоять.

— Похоже, он был очень трудным человеком, — заметила Вирджиния.

— Он был ужасным человеком, — проговорила Няня и вышла.

Вирджиния удивленно посмотрела ей вслед. Критиковать своих хозяев было совершенно не в Нянином стиле.

— Александр, я понимаю, что для тебя это болезненная тема, — сказала она ему несколько дней спустя, когда они сидели вместе после ужина, — но мне бы хотелось побольше узнать о твоем отце.