Нисхождение - Патриция Хайсмит
Шрифт:
Интервал:
Рассадник. И так далее. Ингхэм не нашелся что возразить Адамсу. Разумеется, имея статистику под рукой, можно было бы заметить, что англосаксонские семьи тоже виновны в том, что заводят по десять детей, имея безработных отцов или не имея их вовсе. Однако Ингхэм предпочитал просто слушать.
Вошел Иенсен, на этот раз без собаки.
— Вы знакомы? — спросил Ингхэм. — Мистер Иенсен, мистер Адамс.
— Присоединяйтесь к нам, — приветливо пригласил Адамс.
— Ты обедал? — поинтересовался Ингхэм.
— Мне не хочется, — усаживаясь, ответил Иенсен.
— Сегодня хорошо работалось? — задал вопрос Ингхэм, чувствуя, что с художником что-то не так.
— С полудня вообще никак. — Иенсен оперся худой рукой о стол. — Я подозреваю, что моего пса украли. Он пропал часов в одиннадцать утра, когда я отпустил его погулять.
— О, как жаль, — посочувствовал Ингхэм. — Ты его искал?
— По всему этому… — Иенсен едва удержался, чтобы не выругаться, — по всей округе. Везде ходил и звал его.
— О господи, — вздохнул Адамс. — Помню вашего пса. Видел не раз.
— Возможно, он еще жив, — грустно вздохнул Иенсен.
— Ну конечно, я вовсе не это имел в виду, — поспешил добавить Адамс. — А он не мог уйти с чужими?
— Он мог разорвать их на части, — ответил Иенсен. — Он ненавидит этих вонючих арабов и чует их запах за милю. Вот поэтому я и опасаюсь, что они убили его. Я ходил по всем улицам и звал Хассо, пока на меня не начали орать и ругаться, чтобы я заткнулся.
— Ты кого-то подозреваешь? — спросил Ингхэм. Иенсен так долго не отвечал, что Ингхэму показалось, будто тот задремал. — Может, его украли с целью потребовать выкуп?
— Надеюсь, что так. Но пока никто ко мне не обращался.
— А он не мог съесть отравленное мясо? — спросил Адамс.
— Не думаю. Он не из тех собак, которые подбирают тухлую рыбу на пляже. — Английский язык Иенсена звучал, как всегда, образно и грамотно.
Ингхэму стало жаль Иенсена. В нем росла уверенность, что пес пропал насовсем и, скорее всего, уже мертв. Ингхэм посмотрел на Адамса. Он видел, что Адамс старается быть полезным и дать Иенсеиу какой-нибудь дельный совет.
— Завтра утром они подкинут его голову к моим дверям, — угрюмо произнес Иенсен. — А может, хвост. — Он горько рассмеялся и скорчил гримасу; Ингхэм увидел его нижние передние зубы. — Кофе, — сказал Иенсен подошедшему к столику толстому мальчишке. — Поживем — увидим, — добавил он. — Прошу прощения за мою сегодняшнюю меланхолию.
Они выпили кофе.
Адамс сказал, что ему пора домой. Ингхэм спросил Иенсена, не желает ли тот пойти куда-нибудь еще и выпить кофе или чего-нибудь покрепче. Адамс не выразил желания присоединиться к ним.
— Как насчет «Фурати»? — спросил Ингхэм. — Там, по крайней мере, весело. Конечно, это не слишком заманчивое предложение, но хоть что-то.
Они втроем уселись в машину Ингхэма. Он высадил Адамса у бунгало, и затем они вместе с Иенсеном поехали в «Фурати».
Иенсен был в джинсах, но вся его одежда всегда выглядела чистой и опрятной, и он казался в ней весьма привлекательным. В баре «Фурати» горел яркий свет. На террасе за баром, под беспощадно громкое музыкальное сопровождение заводного ансамбля из трех человек, танцевали люди. Ингхэм и Иенсен стали у стойки бара и принялись разглядывать с десяток столиков. Ингхэм ощущал внутри себя пустоту, какую-то бесцельность, но все же не одиночество. Глазея по сторонам, он рассматривал чужие лица лишь по той причине, что не видел их раньше, — это были не арабы, и он мог кое-что прочесть на этих лицах, поскольку они принадлежали французам, американцам, англичанам и немцам. Глаза Ингхэма встретились со взглядом темноволосой девушки в белом платье без рукавов. Через пару секунд он опустил их на выпивку — ром со льдом.
— Душновато здесь, — заметил Ингхэм, повышая голос, чтобы его не заглушила музыка. — Полно народу.
— Как обычно, многовато немцев, — согласился Иенсен и отхлебнул пива. — Как-то раз я видел здесь очаровательного мальчика. В марте. Должно быть, праздновали его день рождения. Лет шестнадцати на вид. Француз. Он смотрел на меня. Но я не заговорил с ним и больше никогда не видел.
Ингхэм кивнул. Его взгляд снова переместился на девушку в белом платье. Гладкие загорелые руки. Сейчас она улыбалась ему. Рядом с ней был светловолосый, начинавший седеть мужчина в белом пиджаке, возможно англичанин, пухлая женщина лет сорока и молодой человек с темными волосами. Ее муж? Ингхэм решил больше не смотреть в сторону их столика. Он чувствовал, как его неудержимо влечет к этой женщине в белом платье. Интересно, до какой степени глупости можно дойти в этом жарком климате?
— Выпьем еще? — спросил Ингхэм.
— Лучше кофе.
Единственному парнишке за стойкой приходилось справляться с большим количеством заказов, так что потребовалось некоторое время, пока они получили свой кофе.
Из открытого окна слева от них доносились клацающие звуки арабского оркестра, развлекающего публику в скудно освещенных садах отеля. «Господи, что за проклятый шум!» — подумал Ингхэм. Он надеялся, что Иенсен хоть ненадолго взбодрится и отвлечется от мыслей о собаке. Он предчувствовал, что Иенсен больше не увидит Хассо, и представлял себе, как датчанин один возвращается в Копенгаген, печальный, без собаки. Но чем тут можно помочь?
Ингхэм пригласил Иенсена к себе в бунгало, и тот с готовностью согласился. Но этой ночью — только с целью избежать одиночества и без всяких задних мыслей о сексе.
— В Дании у тебя большая семья? — спросил Ингхэм. Они шли по песчаной дорожке к бунгало, и Иенсен освещал путь фонариком, который постоянно носил с собой в заднем кармане.
— Только мать, отец и сестра. Мой старший брат покончил с собой, когда мне было пятнадцать. Угрюмые датчане, как говорят. Нет, вы называете нас «меланхоличные датчане».
— Ты часто им пишешь? — Ингхэм открыл дверь. Ему было немного не по себе, пока он не включил свет и не увидел, что в комнате никого нет.
— Да, довольно часто.
Ингхэм заметил, что его расспросы о семье нимало не взбодрили Иенсена.
— Очень симпатичная комната, — заметил Иенсен. — Без излишеств. Мне нравится.
Ингхэм принес бутылку скотча, стаканы и лед. Они устроились на его кровати, рядом с которой стоял столик. Ингхэм неожиданно подумал, что у них обоих мрачное настроение, правда по различным причинам. Он не собирался рассказывать Иенсену об Ине и ограблении, поскольку это казалось вполне обыденным. Возможно, Иенсен был мрачен не только из-за потери собаки, но еще из-за чего-то, во что он не собирался посвящать Ингхэма. Что можно предпринять, думал Ингхэм, в подобных обстоятельствах, чтобы жизнь не казалась такой невыносимой? Просто сидеть и молчать рядом друг с другом в одной комнате? Быть в состоянии понять друг друга, но все же молчать?
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!