Бисмарк. Русская любовь железного канцлера - Эдуард Тополь

Пользуясь прояснившимся небом и солнцем, желтый, сутулый и рано состарившийся Луи-Наполеон, шурша песком и гравием, расхаживал по террасе над морем в сопровождении своего неотлучного пса Нерона. Рядом, приспосабливаясь к мелким шагам императора, шел Бисмарк — высокий, мощный, с куполообразной головой.

— В такую ветреную погоду было бы ветрено с моей стороны говорить о серьезной политике, — острил Наполеон. — А что касается расширения французских границ, о которых пишет пресса, то никаких планов на этот счет я не вынашиваю, а всецело полагаюсь на волю Господа. Как Господь у правит…

— Я понимаю, ваше величество, — в тон ему отвечал Бисмарк, косясь на античные скульптуры, украшающие веранду. — Но у меня часто возникает ощущение, что наш Господь не всегда все делает Сам, а доверяет другим управлять делами в некоторых областях. Скажем, некоторым министрам и чиновникам, которые порой совершают глупости. И что же, Бог должен сразу после этого вмешиваться? Я в этом сомневаюсь…

А вечером Бисмарк с женой ужинали в гостиничном ресторане. На столе по-прежнему еды было столько, сколько съесть нельзя, но Гардер, зная аппетит высокого гостя, все подкатывал и подкатывал тележки с новыми блюдами.

— Что было у Наполеона? — спросила Иоганна.

Бисмарк не ответил, ел молча.

— Ну, если это тайна, — обиделась Иоганна, — можешь и не рассказывать.

— Да нечего рассказывать… — нехотя произнес он. — Старик пытался выяснить, не будет ли Пруссия мешать ему захапать Бельгию или Венецию.

— И что? — спросила она.

— Что за отвратительная еда! — вдруг взорвался Бисмарк и швырнул свою тарелку на тележку, привезенную Гардером. — Убери эту дрянь!

Гардер испуганно увез разбитую посуду.

— Отто, что с тобой? — кротко сказала Иоганна. — Ты стал такой…

— Какой? — жестко спросил он.

— Не знаю. Итальянский посол написал королю, что ты отказался с ним разговаривать…

— Плевать! У меня отпуск! Я отдыхаю!

И Бисмарк встал так резко, что со стола слетела бутыль с вином. Но он не обратил на это внимания и, не оглянувшись, ушел к ночному морю навстречу северному ветру, все еще срывавшему пену с высоких волн…

…Он словно чувствовал, что именно в этот момент там, на севере, в Брюсселе, в особняке российского посланника на авеню дэ Фрэ, его возлюбленная Кэтти в одной ночной рубашке стояла на коленях перед иконой Божьей Матери и с той же истовостью, с какой еще недавно отдавалась плотским страстям и музыке, шептала теперь молитвенно:

— …Прости мя, многогрешную! Укрепи в вере и богобоязненности! Очисти от обуревания страстей и грехопадений! Дай любви к мужу и детей от него!..

Божья Матерь молча смотрела на нее с иконы.

Кэтти, перекрестившись, встала с колен. Взяв свечу, она в пояс поклонилась иконе и по коридору прошла в спальню мужа.

При звуках ее шагов князь Орлов, лежа в постели, открыл свой единственный глаз и увидел, как Кэтти, глядя ему в лицо, задула свечу.

Берлин, май 1866 г.

Седьмого мая, в пять часов вечера, возвращаясь домой из королевского дворца, Бисмарк шел среди деревьев по средней аллее Унтер-ден-Линден. Да, это была та самая аллея, на которой зимней ночью два года назад он дал себе слово вычеркнуть Кэтти из своего сердца и забыть о ней навсегда. Но мало ли слов мы даем себе только для того, чтобы нарушить их при первой возможности? А возможности — и еще какие! — были, и не только те, о которых он писал Иоганне. И, честно говоря, ради такой возлюбленной стоило нарушить любые обеты…

Впрочем, стоп! Ни в одном из воспоминаний Бисмарка о роковом событии 7 мая 1866 года не сказано, о чем он думал, идя в тот день по Унтер-ден-Линден. Зато достоверно известно вот что. Подходя к Русскому посольству, он увидел на углу двух мужчин — крупного, пожилого, в сутане, и молодого — хлипкого и невзрачного. У них были явно недружелюбные лица. Бисмарк прошел мимо, но вдруг услышал позади себя два пистолетных выстрела. Не думая, что это имеет к нему отношение, он машинально повернулся и сквозь пороховой дым увидел всего в трех шагах от себя того маленького, молодого — тот с улыбкой целился в него из револьвера. Бисмарк тут же перехватил его правую руку в запястье — как раз в тот момент, когда юноша выстрелил в третий раз, а другой рукой Бисмарк схватил юношу за шею. Но юноша быстро перебросил револьвер из правой руки в левую, прижал дуло к пальто Бисмарка и выстрелил еще дважды, насмешливо усмехаясь в уверенности, что уж эти-то выстрелы в упор сделают свое дело.

«И, действительно, при последнем выстреле я почувствовал, что ранен смертельно. Это был момент, когда, как обычно говорят про последний час, вся моя жизнь, включая жену и детей, промелькнула передо мной со скоростью света».

Но как только Бисмарк пришел в себя, он увидел направленное на него ружье, которое, впрочем, тут же отстранила рука в белой офицерской перчатке. Это были гвардейцы, которые маршировали неподалеку, на Линден. Прибежав на выстрелы, они увидели крупного мужчину, державшего за горло хлипкого юношу, и решили, что это он на того напал. Слава Богу, их офицер опознал Бисмарка и отвел ружье от его головы.

Солдаты заломили убийце руки за спину, а Бисмарк предупредил:

— Осторожнее, он нам нужен живой, а не мертвый, — и пошел домой.

Ребро болело, но, к своему изумлению, он легко добрался до дома. У него было ощущение, что случилось чудо. Дома он быстро миновал гостиную, где за обеденным столом уже сидели гости, заперся в кабинете и обследовал себя. Он нашел дыры в своем пальто, пиджаке, жилете и рубашке, но пуля скользнула по шелковому исподнему, не затронув кожу. Ребро болело, но боль скоро прошла. Такое случается, когда ребро пружинит от удара, и на нем остается только красная гематома. Примерно то же самое случилось с его ребрами. Или сила выстрела была неполной, поскольку дуло револьвера было прижато к его пальто.

Переодевшись, он зашел в гостиную, поцеловал в лоб Иоганну и сказал:

— Не пугайся, любовь моя, какой-то тип в меня стрелял, но по милости Божией я остался невредим.

Еще не пробило шесть часов, следовательно, прошло не более получаса после покушения, как приехал король, который сам встал из-за супа, чтобы поздравить Бисмарка со счастливым исходом покушения. Бисмарк вышел к нему навстречу.

— Господи, Отто! Что случилось? — спросил Вильгельм.

— Успокойтесь, ваше величество! Демократы решили проверить, правда ли, что у вас железный канцлер.

— И что?

— Как видите, я даже стальной.

Едва уехал король, как один за другим стали прибывать находящиеся в Берлине принцы королевского дома, которые присоединились к гостям, сидевшим за столом и выпивающим за здоровье Бисмарка. Чем далее распространялось известие о покушении, тем все более увеличивалось общество. Генералы, министры, посланники, почитатели и друзья, даже его политические противники — все спешили нанести визит.