Бисмарк. Русская любовь железного канцлера - Эдуард Тополь

И потому теперь Бисмарк не беспокоился относительно России. Облаченный в мундир майора кавалерии, он сидел в своем домашнем кабинете и перед отправлением на фронт спешно дописывал письмо Екатерине.

«Моя дорогая племянница! Если я буду продолжать жить в том же ритме, в каком живу уже три месяца, то вне всякого сомнения, слягу. Я совсем перестал спать, а между тем мне так необходимо отоспаться как следует — мой запас сил истощился. После беспрерывной многодневной и тяжелейшей работы, случается, что король вызывает меня и в час и в три часа ночи. Завтра мы отправляемся к войскам. Перемена климата и активная походная жизнь либо пойдут мне на пользу, либо окончательно разбудят дремлющую во мне и усугубленную переутомлением болезнь…»

Сколько времени они не виделись? «Жизнь складывалась так, что после 1865 года Бисмарк все реже видит свою „племянницу“, и у них уже никогда не было возможности проводить вместе целые недели. Время от времени они встречаются, но это уже совсем недолгие свидания», — скупо сообщает Николай Орлофф, внук Кэтти. И добавляет: «В мае 1866 года Катарина серьезно заболевает воспалением легких. Она очень слаба. Малейшее движение утомительно для нее, и князь Орлов просит Бисмарка написать жене пару слов, если у того будет время».

Господи, сколько недомолвок в этих строках! Как они виделись, когда? «После 1865 года все реже…», а «в мае 1866 года Катарина серьезно заболевает». Следовательно, их «время от времени недолгие свидания» были в первой половине 1866-го. Но где и как? И почему об этом нет ни слова ни в письмах Бисмарка Иоганне, ни у биографов «железного канцлера»? Впрочем, стоп! О чем это я? Это раньше, до того, как в поезде Дармштадт — Хейдельберг была перейдена роковая черта, они могли открыто и даже вызывающе демонстрировать миру свои платонические отношения. Но теперь, и особенно после того как биаррицевская газетка открыто написала об их романе и все прусские, австрийские и французские репортеры стали жадно следить за каждым шагом берлинского министра-президента, а Иоганна стала получать грязные анонимки, — теперь они должны были, просто обязаны были скрывать свои «недолгие свидания». И пусть в то время еще не была написана «Анна Каренина», и Лев Николаевич, двоюродный племянник отца Кэтти, даже и не думал еще о своем знаменитом роковом треугольнике, но жизнь уже сложила этот любовный даже не треу- а четырехугольник — ведь и княгиня Орлова, и Отто фон Бисмарк были оба связаны своими брачными узами и сословными обязательствами. И, значит, они должны были таиться и таить свои вожделенные встречи. Но как крошечный ручей, пробившись через гористые преграды, уже не может остановиться, а все торит и ширит свой путь, так и любовная страсть, сломив все табу, изощряется и изыскивает любые пути для хотя бы «недолгих свиданий», которые в силу своей краткосрочности превращаются в фейерверки и фейерии эмоций. Костер, настежь открытый, рискует быстро прогореть и потухнуть, но очаг, бережно закрытый конфорками, может пылать очень долго, и нетерпеливое, лихорадочное ожидание следующей встречи только подливает масла в огонь упоения новым соитием. Как сказано у Исаака Бабеля, «Она приходила в пять часов. Через мгновенье в их комнате раздавались ворчание, стук падающих тел, возглас испуга, и потом начиналась нежная агония женщины: „Oh, Jean…“.

Я высчитывал про себя: ну, вот вошла Жермен, она закрыла за собой дверь, они поцеловали друг друга, девушка сняла с себя шляпу, перчатки и положила их на стол, и больше, но моему расчету, времени у них не оставалось. Его не оставалось на то, чтобы раздеться…».

Но стоп, давайте не будем заглядывать в замочные скважины! Если патриотизм Бисмарка останавливался на границе его желудка, то я останавливаю свою фантазию на границе их intimacy. Великий дипломат и искусный интриган, Отто фон Бисмарк не оставил нам улик своих «недолгих, время от времени свиданий» с 25-летней княгиней Екатериной Орловой-Трубецкой и — правильно сделал!

Но вот почему Орлов считал письма Бисмарка целительными для своей жены и просил Бисмарка писать ей? Что это было? Любовь втроем? Неужели прав некто, сказавший, что лучше иметь половину несметного богатства, чем в одиночку хлебать из пустого корыта…

Честно говоря, характер Орлова остается для меня загадкой. Незаконнорожденный сын князя Алексея Орлова, он закрывал глаза на явную для всех связь своей жены с прусским премьер-министром — в силу своего происхождения ? Или он любил ее так сильно, что не позволял себе видеть очевидное? Или результаты того, что французы называют «постельной дипломатией», а российские спецслужбы именуют «медовой ловушкой», были для него важней всего остального?

Как бы то ни было, письма Бисмарка к Екатерине Орловой демонстрируют нам, что великий прусский хитрец искусно дозировал лирику с полуважной информацией и, даже уезжая на фронт, писал ей в последнюю минуту:

«…Только что мы получили превосходные новости из Бремена: пока что наши войска одерживают победы, даже когда по численности превосходство явно на стороне австрийцев. Я вижу в этих первых успехах Божью помощь и залог того, что Он укажет нам правильный путь…»

Конечно, это написано больше для Николая, чем для Кэтти. Как Иоганна читает Кэттины письма, выискивая в них нюансы и детали для ревности, так и Орлов, муж Кэтти, безусловно, еще с Биаррица перлюстрирует их переписку, рассчитывая на политические и информативные дивиденды от этой связи жены с прусским премьер-министром. Что ж, пусть он получает свои дивиденды в виде ничего не значащих деталей, о которых он с пользой для себя будет докладывать в Петербург. И пусть эта охапка сена впереди будет постоянно заставлять его поощрять Кэтти на переписку с ним, с Бисмарком. Be my guest, Mr. Orloff!

«Сегодня утром сложила свое оружие ганноверская армия; по этому поводу весь Берлин украшен флагами, и толпа народа, заполнившая улицы, снова и снова вызывала меня, и я был вынужден то и дело появляться в окне. Популярность меня угнетает, я не приучен к ней, но человек ко всему приспосабливается. Будьте так добры и известите меня о состоянии Вашего драгоценного здоровья. И простите своего дядюшку за временное отсутствие писем — всему виной дела!..»

Бисмарк уже заканчивал это послание, когда вошла Иоганна с телеграммой и остановилась у порога. Бисмарк повернулся к ней.

— Мужики усмиряют себя войной и смертельным риском, — усмехнулась она. — А бабы — муками деторождений.

— Ты о чем?

Она подошла и положила на стол телеграмму.

— Это от князя Орлова. Ваша Кэтти ждет ребенка.

Из хроники исторических событий

30 июня король Вильгельм в сопровождении свиты выехал в Райхенау, где находился штаб Первой прусской армии. Помимо Бисмарка, короля сопровождали министры, военные адъютанты, иностранные дипломаты и атташе зарубежных посольств, чиновники министерства иностранных дел, лейб-медики, камердинеры, конюхи, лакеи и т. п. Для путешествия в Райхенау, удаленный от Берлина на расстояние ста пятидесяти миль, потребовалось шесть специальных железнодорожных составов.