Моя милиция - Хайдар Халикович Яхъяев

окна вагона, высветил из темноты кусок белого платья и белые дамские туфли, торчащие носками кверху.

— Ой, амаки, взгляните сюда! — крикнула она.

— Что случилось?

Мужчина подошел к Мунире.

— Вон там, среди кустов.

Они вышли из вагона. Колючие ветви шиповника вверху густо переплелись, будто кто-то специально соорудил здесь шалаш. Железнодорожник осторожно раздвинул ветви.

— Фонарь у тебя есть? — спросил он.

И по тому, как прозвучал его голос, Мунира поняла — случилось недоброе. Она бросилась в вагон и через мгновение вынесла карманный фонарь.

— Посвети сюда.

Мунира направила луч на лицо женщины.

— Сдается мне, что ее убили, — проговорил железнодорожник.

— Ой, что вы, не может быть! — пролепетала Мунира. — Что же делать?

— Беги в парк, вызови «скорую помощь».

— Я... я... — она не могла выговорить ни слова, ее трясло, как в лихорадке.

— Беги, беги!

2.

Говорят же, муж и жена помирятся быстрее, чем кисейный платок высохнет. Говорят. А вот Рахим Саидов так не считает. Всякую ссору в семье он склонен сравнить с короедом, подтачивающим дерево. Каким бы ни было дерево крепким, крошечный червь, в конце концов, его свалит или иссушит. Так и семья. Незаметно, от ссоры к ссоре, обиды вытесняют из сердец любовь.

Рахим Саидов старался, чтобы в доме его ссор не было, но они случались все чаще и чаще. Говорят, нельзя луну прикрыть решетом. Его шумные пререкания с женой становились достоянием чуть ли не всего многоквартирного дома. В конце концов слухи достигли и его работы. И хотя хорошо знающие Саидова люди сочувствовали ему, легче от этого не становилось.

Стараясь с головой уйти в работу, он вскоре забывал о причинах, вызвавших скандал. Спустя день или два Рахим, не задумываясь над тем, кто из них прав, кто виноват, просил у жены прощения. Мунис оттаивала, и начинались обоюдные заверения и клятвы. В доме опять воцарялись мир и согласие. Вновь собирались у Саидовых друзья, и веселый смех и шумные разговоры доносились из открытых окон их квартиры. Соседки, что сидят по вечерам у подъезда на лавочках, многозначительно переглядывались. Одни осуждали Саидовых, другие сочувствовали им.

— Эх, послал бы бог Мунисхон ребенка, и успокоились бы они, — говаривала какая-нибудь сердобольная женщина, все охотно принимались рассуждать о том, какое значение имеет ребенок для укрепления семьи.

Невдомек было соседям, что Мунисхон сама не желает иметь ребенка. Не знали они и того, что Рахим смирился с этим.

Когда между ними вырастала стена отчуждения, Рахим не находил себе места. В глубине души он понимал, что бесконечно так продолжаться не может. Настанет день, когда надо будет предпринять решительный шаг. Но при одной только мысли об этом мужество оставляло его. И не только потому, что предстоял мучительный разговор с женой — просто он все еще любил эту женщину. Потому-то не слишком прельщала его перспектива стать снова свободным. Не раз, стараясь помочь, вмешивались в его семейные дела родственники, но Саидов вежливо давал им попять, что при надобности решит все сам. И родственники махнули на него рукой.

...Рахим проснулся с какой-то непонятной тяжестью на сердце. Неужели так подействовал на него этот глупый сон — какой-то мужчина отталкивающей наружности надел на руку Мунис перстень. Золотой перстень с крупным рубином. Рахим хотел броситься на нахала, но ноги его точно приросли к месту. Мунис насмешливо посмотрела на мужа, помахала ему рукой, на которой ослепительно сверкал перстень, и кинулась догонять удалявшегося мужчину. Рахим пытался кричать, но голос не повиновался ему.

Он резко поднялся, сел на краю кровати — и надо же присниться такой ерунде. Мунис спала. Он невольно бросил взгляд на ее руку и вздрогнул — тот самый перстень, золотой, с крупным рубином, украшал один из ее пальцев. И тут он вспомнил, что еще вчера вечером кольцо это видел на руке Мунис, но не обратил на него особого внимания — очередная покупка жены. Однако ж, почему и сама Мунис не похвасталась приобретением? Странный сон поселил в его душе тревогу и... сомнение. Рахим попытался снять кольцо с пальца жены.

Мунис открыла глаза.

— Что вы? — сонно проговорила она.

— Ничего, — резко сказал Рахим.

Мунис поняла, что муж не в духе. Она натянула одеяло до подбородка, спрятала под него руки:

— Что так рано поднялись?

Рахим не ответил. Несколько минут он сидел молча. И вдруг выпалил:

— Поздравляю с обновой!

Мунис мгновенно сообразила, с какой обновой ее поздравляют.

— Правда, красивое кольцо! — она высвободила из-под одеяла руку, стала любоваться камнем.

— Красивое! — сам не зная почему зло, проговорил Рахим.

Мунисхон сделала вид, что не замечает его раздражения. Она порывисто поднялась и обняла мужа.

— Купите мне золотое кольцо! Ну, пожалуйста...

Алый глазок перстня сверкал у подбородка Рахима.

— А это? Разве не золотое? — спросил он уже более спокойно.

— Да что вы! Разве не видно? Медь обыкновенная, — и она ласково потерлась щекой о его плечо.

Рахим с облегчением вздохнул, будто гора свалилась с плеч.

— Уж очень похоже на золото, — все-таки заметил он.

— На какие же деньги я куплю золотое?! Я даже платье не могу забрать у портнихи — расплатиться нечем! Уже десять дней, как платье готово, даже неудобно...

Рахим и совсем успокоился. Неприятный сон был им забыт. Мунисхон, как всегда, без особых усилий развеяла его сомнения. Но вдруг он вспомнил:

— Постой, постой. Ты же позавчера принесла свое платье...

— То другое. А на это материал мне привезла мама. Но при чем здесь, собственно, платье. Я-то ведь вас прошу о кольце! Ну?! Так купите или нет?

— Что?

— О господи! Да колечко же, колечко! Или вы считаете, что ваша жена недостойна носить золото?

— До зарплаты еще несколько дней.

Объятия Мунисхон ослабли. Руки ее словно бы даже стали холодными.

— Я и не ожидала иного ответа. Ступайте от меня прочь.

— Мунисхон! Что ты такое говоришь! Я же...

Жена, не дослушав, стремительно вскочила и, шаркая шлепанцами, вышла из комнаты. Рахим сидел, глубоко несчастный, не веря тому, что жена способна на подобную грубость. Немного спустя Мунис вернулась.

— Сама куплю, залезу в долги, но куплю! Все мои подруги ходят в золоте. Одна я, несчастная, каждую копейку считаю, еле свожу концы с концами.

— Перестань врать! —