Тайна Нилии - Поль де Ивуа

Не сказав ни слова, Джек стал одеваться; он действительно совершенно забыл о приглашении лорда Биггена явиться к нему сегодня утром. В несколько минут он был готов и спустился в кухню, где Джон уплетал за обе щеки горячий тост с маслом и запивал его крепким чаем.

Спустя немного оба брата входили в парадные сени резиденции Сирдара и были встречены здесь дежурным камердинером генерала, который тотчас препроводил их в кабинет лорда генералиссимуса.

Здесь с большою торжественностью лорд Бигген поздравил молодых людей от имени Всемилостивейшего Короля, кавалерами ордена Подвязки, высшего ордена Англии, насчитывающего всего двадцать кавалеров в обоих Соединенных Королевствах. Затем собственноручно возложил за них медаль ордена с изображением Святого Георгия Победоносца, поражающего дракона, и надписью девиза: «Honi soit qui mal у pense»[5] и вручил им футляры с голубой лентой подвязки, которая носится под коленом на левой ноге, на коротких бальных панталонах.

Выразив в самых почтительных словах свою благодарность за то высокое отличие, коего они были удостоены, молодые люди вернулись на кухню к мистрис Прайс. Та положительно не могла прийти в себя от радости, от неслыханной чести, оказанного ее сыновьям; она была до того счастлива, что и плакала, и смеялась в одно и то же время, обнимала своих сыновей и призывала благословение Божие и на Сирдара, и на всю Англию.

Между тем время подходило к трем часам пополудни, и Джек хотел быть на площади, чтобы видеть разочарование английских сыщиков. Под предлогом необходимых покупок в городе, он покинул виллу, причем добрейшая мистрис Прайс обещала ему собрать в его отсутствие его дорожные вещи и приготовить обед, чтобы он, вернувшись, мог покушать и отправиться в Александрию, и просила не стесняться расходами.

Когда Джек вернулся на виллу, узнав, что на площади Руннеле, где подстерегали десятки притаившихся в тени домов агентов, не произошло решительно ничего интересного, чемодан его был уже готов, а обед стоял на столе. До отхода поезда в Александрию оставалось еще пятьдесят минут. Он пообедал из угождения мистрис Прайс, которая не переставала всячески ласкать и ободрять его, любуясь своим молодым кавалером ордена Подвязки и умиляясь ласковому характеру своего сына. Наконец, взглянув на часы, она воскликнула:

— Пора, пора, тебе остается всего четверть часа, надо спешить! Вот тебе дорожный плед, вот твой порт-манто и чемодан, простись с братом и спеши на станцию, если не хочешь опоздать! Джон хотел проводить тебя на станцию, но я отсоветовала ему! Быть может, там будет кто-нибудь, кого тебе особенно интересно видеть. Не надо мешать тем, кто мечтает о семейном счастье.

Братья простились, и Джек, крепко обняв и поцеловав мать, почти выбежал из дому.

Теперь он окончательно порвал со всем этим прошлым; и мать, и брат, и друзья — отныне будут считать его ренегатом и изменником, — а сами отвернутся от него, быть может, навсегда.

— Нет, право, я в душе француз! — думал Джек, подходя к дому мистера Бобинова. — Ведь я рискую своей репутацией и своей свободой, а при мысли о том, что я сыграю штуку, мне делается весело!

Джек стукнул тяжелым чугунным молотом, заменявшим звонок у входной двери старого богача. За дверями послышалось бряцанье ключей, застучали тяжелые засовы и запоры. Наконец дверь приотворилась, и в нее высунулся длинный, острый, как игла, нос.

— Что вам угодно? — спросила обладательница этого носа.

— Я — Альбэрам Кастер! — ответил Джек. — Прибыл прямо из Вольверри в Ланкастер, чтобы обнять своего уважаемого дядюшку и мою нежную кузину Дебору!

После этих слов последовал слабый возглас, и затем последняя цепь была снята, и дверь широко распахнулась.

Теперь глазам Джека предстала высокая тощая дева с пергаментного цвета лицом и редкими рыжими волосами, торчащими пучком на маковке головы, длинный рот до ушей походил на широкую прореху, длинные желтые, как у старой клячи, зубы торчали в этой щели. При всем том эта девица, по-видимому, не была лишена известной доли кокетства, так как костлявую ее фигуру, вдоль которой длинные руки висели, как плети, облекало шелковое платье, украшенное кружевами на груди; на руках бряцали браслетки с бесчисленными побрякушками, а на ногах, бесконечно узких и длинных, красовались атласные ботинки.

Джек, при виде этой особы, воздел глаза к небу и, молитвенно сложив руки, воскликнул:

— О, благословенная страна, где страннику открывают двери небесные цветы!

Такой мадригал смутил сухопарую деву, и она, страшно скосив глаза, вероятно, из желания сделать глазки столь любезному гостю, улыбнулась ему во весь свой рот, затем, стараясь быть возможно любезной, сказала:

— Войдите же, кузен Альбэрам Кастер, мой отец ждал вас все эти дни и, конечно, будет весьма рад видеть вас!

Джек переступил через порог, и старая дева принялась закрывать все засовы и запоры, все болты и цепи у дверей. Затем она провела гостя в сад, где на поросшей мхом каменной скамье в засаленном и вылинялом халате и старой феске сидел сухощавый старик с лицом, напоминавшим хищную птицу, и читал измятую грязную газету.

— Это кузен Альбэрам Кастер, отец! — отрекомендовала мисс Дебора Джека.

— A-а… так это вы, мой юный друг! — зашамкал старик. — Я полагал, что вы мне дадите депешу из Александрии!

— Я подумал было об этом, — сказал Джек серьезным тоном, — но… потом рассудил, что телеграмма обошлась бы мне в шесть пенсов, и вы, пожалуй, сочли бы себя обязанным послать меня встретить на станцию. Все это были бы лишние расходы, и я решил избежать их и, приехав в Каир, осведомиться у прохожих, как найти ваш дом и самому разыскать вас; ведь на то у меня и язык. Как видите, все устроилось, и не стоило мне ни гроша!

Лицо старика заметно повеселело.

— Прекрасно, прекрасно, — одобрил он, — разумная экономия создает благосостояние. Ведь ваш батюшка именно так скопил себе состояние!

— Да, он скопил до двух тысяч фунтов годового дохода!

— Слышишь, Дебора, две тысячи фунтов годового дохода, а? И будущий наследник таких капиталов думает о том, чтобы не потратить напрасно шести пенсов на телеграмму! Вот что я называю солидным воспитанием, да! Заметь же, — обратился он теперь уже прямо к Джеку, — что и моя дочь настоящее золото, жемчужина среди женщин; она ухитряется за один шиллинг в сутки кормить нас двоих, — а мы едим хорошо. Ну, конечно, не слишком сложные блюда, на которые только изводят провизию и от которых наживают расстройство желудка, но мы имеем прекрасный хлеб, превосходный картофель, салат, отварные в воде бобы и не менее двух раз в неделю мясной суп и мясо. Чего же больше?

— Точно тот же режим преобладает и у нас дома! — сказал Джек.

В этот момент мисс Дебора заявила.