Адвокат амазонки - Наталья Борохова

Андрей тоже казался ей сейчас очень милым. Он не читал ей нотации, не давал советов, как завоевать адвокатский рынок, и даже старина Лыков со своими проблемами ушел куда-то далеко. Мерцалов только смеялся и не забывал освежать ей бокал, подливая новую порцию шампанского.

– Сейчас ты напьешься и будешь петь песни, – заметил он небрежно, не зная, что тем самым подает Лизе хорошую идею, которой она не преминет воспользоваться.

– Зачем ждать, когда я напьюсь? – спросила она азартно. – Давай начнем прямо сейчас!

Они начали петь какую-то молодежную песню, но сбились и перешли на русские застольные. После «Ой, цветет калина!» они исполнили «Ой, мороз, мороз!». Потом Лиза весьма достойно выдержала партию «Каким ты был, таким остался», но на последних аккордах ей, совсем некстати, вдруг начала вторить соседская собака, и супруги покатились со смеху, слушая собачье завывание.

– Надо закрыть окна, – вдруг вспомнил Андрей. – Не хватало еще, чтобы наутро соседи сказали, что у нас всю ночь шла гулянка. Чего доброго, они сочтут нас алкоголиками.

– Хорошо, что у нас нет детей, – заметила Лиза. – А то бы нас лишили родительских прав.

На этот раз идея показалась заманчивой Андрею. Разумеется, не насчет родительских прав, которые они могли потерять, а насчет детей, которых они так и не успели завести. Он обвил жену сильными руками, игриво покусывая ей ухо, а Лиза позабыла обо всем на свете, даже о том, что ей нужно было написать вступительное слово для выступления перед присяжными завтра. Для нее сейчас существовал только муж, нежно увлекающий ее за руку в полумрак спальни. Его нетерпение стало очевидным, и он легко подхватил ее на руки. Лиза отбросила в сторону шелковый топ и осталась только в тонких брючках со штрипками на голени. Грива ее густых волос, освобожденная от шпилек, упала вниз, как роскошное темное покрывало, и в таком виде она сейчас больше напоминала наложницу султана, чем строгого адвоката по уголовным делам. Любовь для нее сейчас была во сто крат важнее, чем дело несчастного Бойко, томящегося в следственном изоляторе без женской ласки. Они легли на прохладные алые простыни, купленные Елизаветой на Валентинов день, и занялись любовью. Их тени причудливо переплетались на стене, и казалось, что в их спальне вдруг поселился огромный спрут с руками-щупальцами, который шевелился и причудливо всхлипывал то мужским, то женским голосом. Долгое время они не могли оставить друг друга, а когда удовлетворенный Андрей откинулся на подушку, Елизавета смогла прошептать ему только: «Я люблю тебя!» и промурлыкать что-то неясное и неразборчивое, но полное благодарности и любви. Шампанское сделало свое дело, и они погрузились в крепкий сон, не размыкая объятий. Лизу больше не будоражили мысли о ней самой, о ее браке, о грядущем процессе и встрече, которую с утра пораньше она вызвалась провести. Она спала, как ребенок, до того времени, как зазвонил будильник...

* * *

Лыков, должно быть, уже успел проторить дорожку, шагая по коридору взад-вперед, когда Дубровская наконец появилась у двери своего офиса.

– Ну, наконец-то! – воскликнул он, выражая одной фразой свою досаду и неудовольствие. – Елизавета Германовна, вы бросаете меня на произвол судьбы.

Конечно, это звучало несколько напыщенно, но глянцевого господина можно было извинить. Все-таки он коротал время в обществе нелюбимой жены и ее адвоката. Те явились за десять минут до назначенного времени и успели попенять ему на необязательность Дубровской.

Лиза должна была чувствовать себя виноватой за то, что подняла людей ни свет ни заря, назначив встречу на восемь и опоздав на полчаса. Но почему-то слова извинения звучали у нее неискренне, а рот то и дело расплывался в неподобающей случаю улыбке. Она все еще находилась под впечатлением сказочной ночи, и даже брюзжание старины Лыкова не могло испортить ее удивительно легкого, прямо-таки летящего настроения.

– Как насчет кофе? – спросила она, и посетители вежливо кивнули головами. Надо же было с чего-то начинать разговор.

Расставляя на столе чашки, Елизавета успела хорошенько рассмотреть Нину. Жена Лыкова отнюдь не соответствовала ее представлению о светской бездельнице. Это была интересная моложавая женщина с интеллигентным лицом. Да и одета она была неброско, но стильно – в льняной брючный костюм, белизну которого разбавлял пестрый шейный платок. Ежедневник в кожаной обложке, который она держала в руках, говорил о том, что женщина привыкла планировать свое время. Дубровская прониклась к ней симпатией.

– Ну, коли все мы здесь собрались, – улыбнулась Елизавета, – позвольте, пользуясь случаем, задать важный вопрос: возможно ли сохранить ваш брак?

Конечно, она спрашивала совсем не то, что должен был спрашивать адвокат истца. Истец настаивал на разводе и даже уже планировал новую жизнь с другой женщиной. Но Елизавете в это раннее майское утро, пронизанное солнечным светом и любовью, которую она получила сполна, хотелось, чтобы все вокруг были также счастливы и любимы.

Нина на ее вопрос не ответила, а только взглянула на супруга, который, осознав то, что оказался в центре внимания, насупился и сердито засопел:

– Я думал, что этот вопрос мы уже решили. Зачем повторяться?

– Моя клиентка не настаивает на расторжении брака, – заметил адвокат Нины. Пожилой мужчина в очках выглядел, на взгляд Лизы, очень достойно. От него веяло старомодностью и надежностью адвокатов старой школы. – Нина Андреевна полагает, что сохранение семьи возможно. Разумеется, она руководствуется интересами детей. Напомню, что младшему сыну только три года.

Наступила неловкая пауза. Три убежденных сторонника семьи молча взирали на охальника, вздумавшего посягнуть на священные устои брака. Понятно, что Лыкову в этом качестве было очень неуютно.

– Но вот что, дорогие мои, давайте только не делать из меня негодяя! – сказал он, поднимаясь с места и по-хозяйски заправляя руки в карманы дорогих брюк. – Закончим эту примирительную процедуру, тем более, как вы понимаете, она ни к чему нас не приведет. Я принял решение, и сейчас меня интересует только судьба некоторого своего имущества. Подчеркну, некоторого! Потому что я, как порядочный человек, намерен оставить жене все то, чем она привыкла пользоваться: квартиру, обстановку, машину, дачу. Мне нужно лишь мое «Подворье». Верните мне его, и мы разойдемся, как в море корабли!

Но Нине вовсе не хотелось быть кораблем. Ей хотелось мужа в свою безраздельную собственность, и она понимала, что «Подворье» остается у нее единственным рычагом, при помощи которого она может еще как-то воздействовать на супруга. Доводы адвокатов и призывы рассуждать здраво успеха не имели.

– «Подворье» останется у меня, – отвечала она упрямо. – Ничего не говорите мне. Здесь я в своем праве.

– Но у вас же нет опыта руководства таким большим комплексом! – восклицала Лиза. – Вы закончили филфак, но вас там не учили, как управлять гостиницей и рестораном.

– Ничего, я научусь, – спокойно говорила женщина.

– Нет, вы только послушайте весь этот бред! – фыркал Лыков. – Ты можешь научиться готовить борщ лучше нашей домработницы, но управлять рестораном ты все равно не сможешь! Да о чем я говорю? Ты просто пустишь коту под хвост дело всей моей жизни!