Лихое время. "Жизнь за Царя" - Евгений Шалашов

– Э, воевода, зачем ты так? – оскалил хозяин зубы в ответной улыбке. – Почтенный кади тебе сказал – правоверные спать должны!

– Я, Базарбай, человек терпеливый, – погасил улыбку Котов. – Но у меня терпение не беспредельно.

– Э, воевода, много крови прольется, – попытался припугнуть татарин, почуяв поддержку, хлопнул себя по боку, где должна быть рукоять сабли. Нащупав пустоту, скуксился, злобно посмотрев на Костромитинова, стоявшего спокойно и вроде бы лениво, но не выпускавшего из виду никого – ни татар, ни купцов.

– Ну, значит, твоя кровь первая будет, – вздохнул Котов, устав спорить.

Стрельцы и татары напряглись, приготовившись вскинуть оружие, Яков с Леонтием переглянулись, а Хаджа Камиль, встав между Котовым и Базарбаем, принялся объяснять что-то хозяину караван-сарая. Хотя воевода не понимал ни слова, но чувствовал – Базарбай готов уступить. Ссориться с воеводой у владельца постоялого двора желания не было. Бориска-Базарбай, в отличие от татар-разбойников, имел хороший доход, и Котов был уверен – не будь тут татар, «каравансарайщик» уже отдал бы девок. Хозяин не хотел терять лицо перед соплеменниками и теперь лихорадочно обдумывал – как ему выкрутиться? Ну, конечно, постарался бы извлечь какую-нибудь выгоду. Что ж, воевода мог бы скостить ему пошлину на полгодика.

Александр Яковлевич почти придумал, как им разойтись без крови, но дело испортил десятник. Старший татарин неожиданно захохотал и заявил:

– Я, урус, на твои законы плевать буду. И на тебя, воевода, плевать…

Рукоятка словно сама прыгнула в руку. Воевода полоснул десятника, как учил когда-то Яков – кончиком клинка, под кадык. Десятник плюнул кровью, схватился за перерубленное горло. И никто еще не успел осознать, что произошло, как Леонтий заорал:

– Пли!

Эх, не зря Костромитинов гонял стрельцов, вколачивая команды. Нет, не зря! И не зря велел взять кремневые ружья, а не фитильные пищали. Стрелять, держа мушкеты на руках, а не на подсошках, тяжело, но залп, выпущенный в упор, смел татар, раздробил голову Хаджи Камиля и уполовинил число купцов, неосторожно вставших за спинами. Но больше всего досталось хозяину, в которого били с двух стволов – там, где был красавец Базарбай, шевелились куски окровавленного мяса и сухожилий…

– В бердыши! – выкрикнул Леонтий и первым ринулся на оторопевших купцов. Восточные гости были вырублены в минуту. Двое успели схватиться за сабли, но, получив по стреле от Якова, не успели обнажить оружие.

Стрельцы, обтирая клочками травы бердыши, морщились – стреляли без упора, и синяки будут, будь здоров! Может, у кого-то и ребра сломаны. Отдача при выстреле такая – будто жеребец копытом лягнул!

Александр Яковлевич, очистив клинок от крови, мрачно осматривал двор. Подозвав Костромитинова и Якова, негромко спросил:

– Ну, что присоветуете?

– А что тут советовать? – удивился холоп. – Девок, мать их так, забрать, да домой идти, е… его в копыто.

– А хоронять кто будет? – поинтересовался Котов.

– Вон, п…ки стоят, хлебала разинули, подойти боятся, – кивнул холоп куда-то в дальний угол подворья. – Вон, пущай они своих бабаёв и хоронят.

Воевода, присмотревшись, чуть не плюнул от досады. Как же он забыл! На подворье Базарбая жили и русские. Немного, человек десять – корабельщики, лоцманы, приказчики. Кто из Казани, а кто из Самары.

– Ну, Леонтий Силыч, а ты что скажешь? – спросил воевода у Костромитинова.

– А чего говорить? – пожал тот плечами, поняв с полуслова. – Яшка девок на подворье отведет, а сюда пущай людей пригонит да пару телег.

– Так тому и быть, – решил воевода. – Яков, девок забирай, веди ко мне. Обратно вернешься – прихвати мужиков, человек десять. Пусть заступы возьмут да пару телег. Хватит пары-то?

– У Базарбая арба стоит, много влезет, – отозвался Леонтий Силыч. Яков посмотрел на хозяина, перевел взгляд на Костромитинова. Сдвинул шапку и, почесав седую голову, старый холоп дрогнувшим голосом спросил:

– Вы, мужики, чего удумали-то? Своих?

Александр Яковлевич, взяв старого холопа за отворот кафтана, приблизился к нему вплотную и дохнул в лицо:

– Ты им языки вырвешь али в яму посадишь? Уйдут – вся Волга будет знать, что в Рыбной слободе стрельцы гостей перебили. Оно нам надо, со всеми османскими да татарскими купцами ссориться?

Старый холоп плюнул, выдал такую матерную руладу, что воевода и дворянин захлопали глазами, а потом бросил шапку оземь, показывая, что раз уж так вышло, то и он останется тут…

Яков и воевода смотрели, как Костромитинов подошел к стрельцам и что-то им негромко сказал. Мужики вроде бы заартачились.

– Тебе-то стоит ли пачкаться? – угрюмо спросил холоп. – Как-нибудь сами…

– Я уже так испачкался, что только со шкурой отскрести можно. Пошли… – процедил сквозь зубы воевода.

– А-а-а! – заорал Яков страшным голосом и, выхватив саблю, бросился к безоружным людям, рубанул первого наискосок, располосовывая от плеча до бедра…

Стрельцы, вначале неуверенно, но потом распаляясь, ринулись вперед, круша кости прикладами и разрубая бердышами черепа. Скоро все было кончено. Ратники, не глядя друг другу в глаза, запрягли коней в арбу – высокую телегу на сплошных колесах – и принялись складывать в нее трупы. Яков пошел искать девок, из-за которых и разгорелся сыр-бор…

Воевода смотрел и беззвучно матерился. Кабы знать, чем все обернется, то лучше бы послал Якова куда подальше, а сам лег спать… Хрен бы с ними, с девками. А вот, поди же ты!

– Александр Яковлич! – крикнул Костромитинов. – Шел бы ты к воротам. Щас народ навалит. Что врать-то будем?

«Мать его так, – выругался воевода. – Что рыбинцам-то говорить? А, ладно!» Быстро соображая, воевода сказал:

– Сами скажем и стрельцам накажем. Всем говорить – мол, татары к Бориске на постой встали, да с купцами из-за девок повздорили. Хозяина убили, гостей торговых посекли. Ну а тут мы пришли, разбойников перебили, девок пленных отбили. Кто из мужиков болтать станет – язык вырву…

– Складно, – одобрительно кивнул дворянин. – Присмотри, чтобы у гостей добро не растащили. Может, родичи объявятся. А Базарбаево да татарское барахло собери, вместе с девками, пущай ко мне во двор везут – поделим. Прикажу холопам – пусть могилы роют. Домовины изладим, батюшку я сам позову – отпеть надо.

– А этих? – спросил Костромитинов, кивнув на трупы купцов.

– Хаджи да других – в разные могилы, как положено. А разбойников – пущай в одну яму зароют.

К начальникам подошел холоп. Яков едва мог совладать с руками – трясло. Леонтий осторожно взял из рук старика саблю и, обтерев ее платком, засунул в ножны.

– Хреново мне, воевода, – едва сумел вымолвить старый холоп. – У Базарбая-то две жинки и детки малые… Вот, всех их пришлось…