Остров обреченных - Богдан Сушинский

– Будьте мудры, лейтенант, – жестко предупредила Гардена Маргрет.

– Извинение принимается, – поспешно заверил Гарден, безмерно радуясь тому, что и задание адмирала он выполнит, и чести своей перед герцогиней и солдатами не уронит. А главное, обойдется без схватки, а значит, и крови.

– Что-то еще? – вновь подал голос маркграф, стоя у кареты.

– Можете сопровождать меня до Гавра. – Не попросила, а великодушно позволила Маргрет. – И даже до порта. Что с пониманием будет воспринято и адмиралом де Робервалем, и, естественно, моим отцом, который наконец-то проникнется искренним уважением к вам.

– «Наконец-то»? – переспросил де Мовель?

– Можете считать, что оговорилась.

– Но провожать вас в изгнание!.. Как это с моей стороны будет выглядеть?

– Мило, – улыбнулась Маргрет. – Очень уважительно и очень мило.

– А почему вдруг в изгнание? – неожиданно подала голос доселе терпеливо молчавшая Бастианна, которая все это время оставалась в карете, где, притаившись на переднем сиденьи, за занавеской, слышала весь разговор герцогини с маркграфом. О ней-то все попросту забыли. Но корсиканка понимала, что имеет в виду Маргрет, описывая страдания, которые могут постичь ее мать, поскольку хорошо знала, каковы отношения маркграфа и Алессандры. Сама не раз передавала гонцу или принимала от него записки, чтобы затем… – Кто об этом знает, об этом изгнании? И почему они должны об этом знать? Насколько я понимаю, эскадра адмирала идет в Новую Францию, чтобы завоевывать новые территории. Так пошлите, господин маркграф, своих людей в город, пусть еще до прибытия обоза объявят, что герцогиня Маргрет де Роберваль изъявила желание отправиться вместе с эскадрой и первой ступить на землю Новой Франции! Она будет первой высокородной аристократкой, ступившей на эту территорию. Адмирал побудет там и уведет свою эскадру назад, во Францию, а герцогиня останется в новой провинции как дочь пэра Франции, представительница королевского двора. Королевой Новой Франции – вот кем она там останется!

Монолог Бастианны был выслушан молча и с восхищением. Как монолог выдающейся актрисы. Даже когда она умолкла, де Мовель все еще какое-то время стоял с приоткрытым ртом, ожидая то ли продолжения ее напутствия, то ли выхода «на бис».

– Только не смейте, маркграф, произносить слова «королевой Новой Франции». Ни мне, ни вам этого не простят, – тотчас же исправила герцогиня горячность корсиканской пиратши.

– Тогда – вице-королевой – столь же убежденно уточнила Бастианна. – А все присутствующие здесь рыцари, – обвела она взглядом солдат и слуг, – никогда ни о каком изгнании не слышали. Я верно вас поняла, господа рыцари?!

– Именно так, – за всех подтвердил лейтенант.

– Семейное недоразумение – да и только, – поддержал его сержант.

– Но пока что, действительно, обойдемся без королевских титулов, – согласился маркграф. – Хотя ваша служанка подала очень мудрую мысль. Почему бы родовой позор изгнания не превратить в триумф проводов герцогини де Роберваль, добровольно рискнувшей освятить своим присутствием новые земли Франции?! Думаю, что и сам король будет растроган.

– Насколько мне известно, адмирал все еще пытается держать в тайне то, куда направляется его эскадра, – продолжала осторожничать Маргрет.

– Вот как? – замешкался де Мовель. – В самом деле? Это что, очередная королевская тайна?

– Следует полагать.

Но ситуацию неожиданно спас лейтенант Гарден.

– Адмирал действительно пытался сохранять сие в тайне, – объявил он, поняв, о чем идет речь. – Но это ему не удалось. Полгорода знает, что корабли уходят в Канаду, что моряки и солдаты покидают Францию на долгие месяцы. И увидите, каким трогательными будут их проводы в порту.

Это сообщение лейтенанта оказалось решающим. Маркграф немедленно приказал части своих людей мчаться в Гавр, проехаться по улицам и где только можно огласить, что из Парижа прибывает герцогиня Маргрет де Роберваль, которая решила быть первой высокородной француженкой, дочерью пэра, ступившей на землю Новой Франции.

– Уверен, что горожане, знающие цену мужеству моряков, оценят и мужество решившейся на это плавание герцогини, – заключил он, напутствуя своих гонцов.

* * *

Обоз, теперь уже в сопровождении маркграфа и нескольких его воинов, вновь двинулся в путь.

Бастианна была очень довольна, что все закончилось именно так, как она предложила, что к ее мнению всерьез прислушались. И хотя она и не высказывала своего удовольствия вслух, тем не менее какое-то время ехала, держа, как знак поддержки, руку Маргрет в своей руке; как делала это в детстве, желая унять ее боль, успокоить, придать ей уверенности.

И лишь, когда Отставной Бомбардир объявил, что они въезжают в предместье Гавра, корсиканку неожиданно прорвало:

– То, что на берег Новой Франции ступит герцогиня де Роберваль, Старая Франция, несомненно, узнает. А вот узнает ли она, что среди первых на берег Новой Франции ступит и некая почтенная корсиканка?

– Успокойся, Бастианна, об этом узнает вся Корсика.

– Ну, когда об этом узнают на Корсике, – притворно вздохнула Бастианна, – там этой новости никто не удивится. Ибо твердо знают, что на каждой из земель, когда-либо открытых испанцами, португальцами, французами или венецианцами, корсиканские пираты побывали как минимум за полстолетия до их первооткрывателей. Так кого способно удивить появление в Новой Франции старой корсиканской пиратки Бастианны?!

Несмотря на усилия гонцов маркграфа, въезд герцогини де Роберваль в Гавр все же остался почти незамеченным. Однако де Мовеля это не обескуражило. Он приказал всем своим людям обойти вечером кабаки, отели и заезжие дворы и вновь ненавязчиво, как бы между прочим, объявить все то, что им было велено.

Отправиться в тот же день на корабль Маргрет, естественно, отказалась. Но и остановиться в какой-либо из гостиниц маркграф ей тоже не позволил. В Гавре жил его родственник, который был чем-то обязан маркграфу, у него-то де Мовель и снял для герцогини весь второй этаж довольно большого особняка «на столько дней, на сколько понадобится». Понятно, что от такой услуги Маргрет отказаться не могла. После нескольких дней пути она вновь оказалась в уютном, прекрасно обставленном доме; вновь почувствовала сама и напомнила всем окружающим, кто она, из какого рода происходит и к каким королевским династиям восходят ее предки.

Для начала, с помощью Бастианны, она устроила себе роскошную ванну, в которой нежилась добрых полтора часа до полного изнеможения. И, растирая ее тело, Бастианна, с подобострастием лесбиянки не могла налюбоваться красотой ее плеч, очертаниями бедер; на удивление крепкими, если учесть ее воспитание и образ жизни, икрами ног.

– Ты – божественна! – приговаривала она, в третий раз меняя воду в широком медном тазу, – жаль, что такую прелесть приходится упрятывать под всевозможными одеяниями. Если бы тебе позволили появиться на королевском балу в костюме Евы, ты затмила бы всех красавиц Франции.