Большая кража - Джеффри Линдсей

Меня.

Я разделся, сложил одежду в мусорный пакет и как мог умылся над ржавой маленькой раковиной. Вытершись полотенцем, я побрился перед потрескавшимся зеркалом, висящим над раковиной на гвозде. Потом я тщательно вымыл раковину и положил мыло, полотенце, бритву и все прочее в тот же мусорный пакет, после чего подошел к большому зеркалу.

Перед тем как облачиться в костюм и подходящие к нему черные ботинки, я достал из кейса MP3-плеер и нажал на нем кнопку «Играть». «All Eyes on Me» Тупака Шакура. Потом я открыл небольшой чемодан, повернулся к зеркалу и приступил к работе над Собой.

Любой профессионал перед началом работы выполняет ритуалы. Да, конечно. По крайней мере, какое-то время я занимался многими разными вещами. Знаете, в качестве маскировки моей настоящей работы. Профи каждый раз делают одни и те же вещи, на первый взгляд бессмысленные и не имеющие отношения к основной работе. Вероятно, они не признаются, но поступают так наудачу. Поскольку не верят, что дело выгорит, если они пренебрегут подобными мелочами. Потому и делают некоторые суеверные вещи, так как делали это в прошлый раз и еще перед этим. Я тоже.

Уборка не является частью ритуала. Это всего-навсего осторожность. Если я оставлю после себя хотя бы крошечный след, то кто-нибудь сможет вычислить, кто я такой. Ритуалы начинаются после уборки.

Музыка – первый из них. Каждый раз один и тот же плей-лист. Если подготовка занимает много времени, плей-лист повторяется.

Включив музыку, я перешел ко второму шагу: зеркалу. Несколько минут я лишь рассматривал свое лицо и слушал Тупака. Получив идеальное представление о себе самом, я начинаю превращаться в кого-то другого.

Проделывая все это, я уже менялся с полдюжины раз. На сей раз все было по-настоящему. На сей раз все должно быть лучше и должно какое-то время продлиться. Непонятно было, насколько долго, так что мне предстояло сотворить кого-то, кто продержится какое-то время. У меня были инструменты. Я провел исследование этого Нового Меня и выполнил творческую часть работы. Заполнил пробелы – типа того, откуда я, имена моих родителей, мой колледж и все прочее дерьмо. И я достал все документы, подтверждающие это: водительские права, паспорт, карточку социального страхования и прочее. Наверняка вы удивитесь, узнав, насколько легко получить всю эту фигню. И если вы готовы заплатить, то документы будут весьма качественными и никто не заподозрит, что на самом деле это не вы.

Я все это сделал. Пришло время для завершающего шага.

Я умею наносить макияж, умею протезировать и все такое. Я занимался с лучшими специалистами, каких только мог найти. Нет смысла учиться у человека средних способностей. Я, не задумываясь, платил большие бабки за большой талант. Так что я преуспел в вещах такого рода. Но на этот раз дело было не в макияже. Я изменял Себя. Того, кем я фактически являюсь.

На первом месте был костюм. Когда зазвучала композиция «Hallowed Be Thy Name» группы Iron Maiden, я начал одеваться. Обычно Райли не носит костюмы. Этот новый персонаж носит, и, надев костюм, я вынужден был отказаться от Райли и позволить этой новой идентичности завладеть мной, руководя моей речью и движениями.

Любой хороший актер признается, что его одежда многое расскажет публике о том, каков он есть. С помощью Моник я выбрал костюм, который посчитал идеальным. Он был дорогим, но не безумно дорогим. Это было лучшее, что мог позволить себе Новый Я. Я надевал его медленно, изучая то, как он сидит на мне. Я подвигал ногами, руками, торсом, наблюдая за происходящим. Я вживался в то, как мог бы двигаться мужчина в этом костюме. Это отличалось от того, к чему я привык.

Зазвучала песня «Eye of the Tiger» группы Survivor. Несколько минут я двигался под музыку, наблюдая за собой в паршивом зеркале. Осознав, как мне теперь надо двигаться, я повесил пиджак на спинку стула и взял галстук. Он прекрасно выражал мою нынешнюю сущность – яркий красивый шелк с росписью в стиле Густава Климта. Я завязал галстук свободным виндзорским узлом, демонстрирующим беспечную небрежность в сочетании с превосходным вкусом, а затем двумя пальцами чуть-чуть сдвинул его набок. Немного, но достаточно для того, чтобы большинство женщин захотели поправить его.

Когда я покончил с галстуком, Майлз Дэвис начал исполнять «Freddie Freeloader». Я уселся на стул и занялся руками.

Руки человека могут многое рассказать о нем. Даже то, как человек подстригает ногти, зависит от того, откуда он, чем занимается, как относится к себе. Чистые они или грязные? Обгрызенные или с маникюром? Прямоугольные или округлые? Я аккуратно, коротко подстриг ногти. Из набора для макияжа я достал флакончик синей морилки. Потом намазал ею основания ладоней и втер в кожу, чтобы она была еле видна. Так могли бы выглядеть руки чертежника после многочасовой работы над чертежами или планами.

Из верхнего кармашка маленького чемодана я достал кольцо с печаткой. Ничего необычного, кольцо выпускника приличной частной школы. И снова – предложение Моник. Эту школу посещал ее брат. Вряд ли я подумал бы о кольце выпускника или вообще знал об этой школе. Это не мой мир. Это ее мир. Или был таковым, пока она не переместилась в мой. Я надел кольцо на мизинец левой руки. В это время Йо-Йо Ма заиграл прелюдию к Сюите для виолончели до минор № 2 Баха.

Через минуту я закончил с руками и встал. Пока играли две первые сюиты, я смотрел на себя в зеркало, изучая Нового Меня. Один крошечный изъян, и вся работа может быть загублена. Поэтому я смотрел пристально. Все казалось идеальным, но казаться недостаточно. Должно быть идеальным. Еще две минуты пристального изучения. Если и был какой-то изъян в моем внешнем облике, я его не заметил. А если не заметил я, то мало было шансов, что заметит кто-нибудь другой. Люди видят то, что ты хочешь, чтобы они увидели. Я в этом уверен.

Ладно. Пришло время для последнего ритуала.

Сев на стул, я открыл кейс и достал две фотографии, напечатанные на компьютере. Они хранились на нескольких флешках и в облаке, так что у меня всегда был к ним доступ. На несколько мгновений я закрыл глаза, пару раз глубоко, медленно вдохнул. Потом открыл глаза и взглянул на первую фотографию. На ней был мальчик лет девяти-десяти и рядом с ним мужчина тридцати с небольшим лет. Они играли в догонялки на ухоженном дворе. У них за спиной виднелась холмистая сельская местность.

С одного края на фотографии можно было разглядеть большой дом. Викторианская архитектура, два этажа, с двумя башнями и парадным крыльцом с напоминающим пряники декором над ним. На подъездной дорожке стоял «кадиллак-эльдорадо» 1992 года.

Прелюдия закончилась, и Барбара Стрейзанд запела «Happy Days Are Here Again». Я достал вторую фотографию. На ней была женщина лет сорока. Лицо, измученное заботами, волосы немного растрепанные, но она улыбалась. Я сидел, глядя на снимок, пока у меня в голове не зазвучал ее голос. «Мы живем припеваючи», – говорила она. А я улыбался: «Само собой».

Музыка переключилась в последний раз: «Vengeance Is Mine» Элиса Купера. Я чувствовал, как у меня выравнивается дыхание, и продолжал смотреть на фотографию.