Катарсис. Северная башня - Виталий Храмов

– О, да! – улыбается.

– Ты – красивая! – провожу рукой по лицу, по шее и дальше. – Сколько у нас ещё есть?

– Ничего нет. Видишь? – она указала на дверь. Под дверью – красная ленточка. – Закрой глаза. А лучше уйди в другую комнату. Сразу за мной не выходи.

– Не спеши, – встаю сам, поднимаю её. Поворачиваю так, этак, наконец отстраняюсь, смотрю пристально, опускаюсь на одно колено:

– Хотел запомнить вас, госпожа! Увидев вас ещё раз, вне этой комнаты, я не узнаю вас. Но забыть вас я не желаю!

Целую её руку. Как это принято. От низшего более знатному.

– Как ты мил, Северная Башня! – она целует меня, жадно смотрит, но тряхнула головой.

Понял. Падаю на скомканную постель, отворачиваюсь от этой истории, накрываюсь с головой.

– Входи, – слышу я.

Дверь даже не скрипит. В тишине – шелест одежд. Тихие возгласы. Я же – почти уснул. Разбудила меня женская рука. Развернула на спину, сдернула одеяло с ног, закинув на голову, и смачно, с чувством, поцеловала:

– Прощай, мой милый! И ты прощай, Северная Башня!

– И ты прости, девочка!

Смеётся. Слышу – дверь. Встаю, запираюсь изнутри. Одеваюсь. В кармане штанов нахожу женский перстень с камнем. Вот сука! Она мне заплатила!

Убью!

Светило уже высоко. Спать хочется – сил нет. Голова болит, похмелье жуткое. Как можно так ужраться пивом и тем, что они называют вином? На лбу шишка, будто по голове получил. Может, дрался? Порез на горле жжёт, кровит. Ищу на своём поясе флакон с мёртвой водой. Как одеколоном, смазываю. Онемело. Не кровит больше. Может, живой воды отхлебнуть? Полегчает. Ага, а где потом её брать? Тут не Тверской бульвар. Не Маасква. Тут «Обитель зла» в средневековом антураже. Как раз глотка может и не хватить. А похмелье снимается другими средствами. Более распространёнными, чем реликтовая живая вода.

Провожу ревизию. Голова совсем не варит. Броник на месте, шлема нет. Булат – имеется. Топор и лопата – в чехлах. В углу валяется кинжал. Подбираю. Да это не нож! Меч короткий! Обоюдоострый клинок, рукоять с перекрестием-гардой. Это не мой клинок. Как я его отшвырнул, так и лежит. И она не забрала. Не её?

И вообще – что за нравы? Чуть что – нож к горлу! Дикари-с! А вот ножен к этой довольно острой игрушке нет. За пояс заткнуть – порежешься. В руках носить? Стража будет нервничать. Да и все остальные – тоже. Тут народ нервный, и все с оружием. Как она ловко с ножом! Молодец, сучка!

Отрезаю от полотенца полосы, делаю петли на предплечье. Клинок привязываю к руке, рукоятью в левую ладонь. Опускаю рукав. Незастёгнутый рукав камуфляжа почти скрывает ладонь.

Надо идти. Клема искать. Открываю дверь, выглядываю. Коридор. Тишина. Спускаюсь по лестнице на первый этаж. Тишина. Дверь не заперта. Выглядываю – тихо. Блин, стрёмно. Кинжал прыгнул в руку, булатный в другой руке. В сенцах темно. И пусто. Вот я и во дворе. Тишина. Удобства нахожу по запаху. Калитка – я на улице. Столь же узкой и затененной стенами домов.

И где я? Где искать Клема? Так, когда мы входили в город, светило было там. И был вечер. И пришли мы с юго-запада. Сейчас светило тут. Пусть не утро – припекает уже прилично в макушку. Если пойти туда, то выйду к стене. Найду нужные ворота – найду трактир, он же постоялый двор, где вечером горланил. Пошёл.

Вышел к стене, прошёл через ворота, мимо внимательных глаз стражи, оказался на пристани. Твою! Лодки, корабли разгружаются. Люди снуют. Тут же торжище, шум, как на бирже. Проклятье! Как же мне плохо! Жарко, тошнит, голова болит, эти все орут. Нах! Пойду на запад. Вдоль стены.

За мной увязались какие-то люди. Ненавязчиво так сопровождают, как топтуны ментовские. Насколько я знаю, в средневековье в каждом городе были то ли гильдии воров-убийц, то ли ночные дворы. Так что надо держать ухи на макухе.

Как же мне плохо! Ну зачем я нажрался так? Дорвался? Молодым себя почувствовал, козёл старый? Знаю ведь, что от этих местных суррогатов похмелье сильнее, чем от водки. Потому как сладкие все.

Выхожу на берег реки. Вода чистая, песочек. Камышей и ряски нет. Стена крепости – над головой. Шлем стражника плывёт сверху. Топтуны стоят и в открытую смотрят на меня, переговариваются, посмеиваются.

– Что? – кричу им.

– Северная Башня? – смеясь, спрашивают.

– Ну, допустим. А что?

– Голова не болит?

– Болит.

Ржут, аж в поясе согнулись.

– За вэдэве! – кричит, захлёбываясь смехом, один, ещё сильнее ржут.

Что я учудил вчера? А, болт на вас! Жарко. Иду к берегу, распуская на ходу ремни.

Смех прекратился. Я даже обернулся. Смотрят напряжённо. Что, блин, опять? Посмотрел в воду. Чистая река. Вон, мальки на мелководье хоровод водят. Захожу. Холодная! Хорошо-то как! Курнаюсь. Стоя по плечи, скребу себя руками. А на берегу – толпа зевак. На стене – три шлема замерли уже. Да в чём дело?

Что-то мне стало неуютно под их взглядами мыться. Рыба какая-то ещё ноги коснулась холодным своим телом. Иду на берег. Чую взгляд со спины, оборачиваюсь. Тень в воде. Сом? Большой сом? Нож на берегу. Утянет эта тень в воде на дно. Ну её! Выхожу, надеваю трусы. Стыдно – в толпе и женщины. Сами виноваты. Я вас звал? Помыться нельзя человеку? А кто там у стены присел, задрав платья? Нужду справлять тут народ не стесняется. Почему я должен стесняться?

Одеваюсь, иду. Толпа – за мной. Молча.

А вот и дорога. Мост через ров с затхлой водой.

– Ты Андр? – окликает меня стража у ворот.

– А если так, то что? – я уже совсем злой и раздражённый.

– Понятно, – усмехается стражник, кликает другого бойца, велит ему сопроводить. Иду. Толпа зевак, что пасла меня от пристани, застопорилась в воротах, потом потекла по моему следу.

– У меня лицо краской вымазано? – спрашиваю стражника.

– Нет, – отвечает он удивлённо.

– А что они за мной от пристани идут?

– А я откуда знаю? А зачем ты бутылки винные об голову разбивал вчера? Это у вас на севере такой обычай?

Я застонал в голос.

– Что ещё я чудил?

Стражник ржёт.

– Андр! – крик.

Знакомый голос. Клем. Орёт на меня. Где я шлялся? Откуда я знаю – где? Ты бы лучше похмелил, чем орать. Ну, не сложилось с базаром и готовым платьем, так я и не баба, без платьев обхожусь. Штанами.

– Что? – кричит ещё громче Клем.

– А щас чё? – устало спрашиваю я.

– Ты зачем в Проклятый омут полез? – трясёт меня кузнец. Голова совсем взрывается лиловыми кругами.