Единственный последователь - Ксения Перова

и дверей спиралью обвивали его внутренность и терялись в вышине, там, где смыкались стеклянные лепестки. В «сердцевине» цветка был разбит небольшой садик – несколько раскидистых деревьев поднимались из короткой, ярко-зеленой травки, мягкой даже на вид. По уступам замшелой скалы журчал водопад, стекая в каменную чашу бассейна.

– Даже на Том Берегу, наверное, такой красоты нет! – невольно ахнул Питер, рассматривая крошечный оазис.

– Пойдем, – Полуликий быстро огляделся и потащил его за собой, ухватив за локоть.

Здесь людей было гораздо больше, чем на окраине Оморона, и их Питер рассматривал с неменьшим изумлением, чем дома. Многие предпочитали стиль Инзы – брюки и облегающие фигуру туники с разноцветными надписями, короткие куртки темных оттенков. Но попадались и модники в одеяниях настолько странных, что с трудом угадывался даже пол человека, не говоря уж о возрасте.

– Взгляни-ка! – человек, говоривший за спиной Питера, даже не потрудился понизить голос. – Это что, новая мода – наряжаться эр-ланами?

– Убожество, – фыркнул женский голос, – уж не знают, что и сделать, чтобы на них внимание обратили.

– Да было бы на что обращать – ты его физиономию видела?

Пальцы Полуликого крепче сжали рукав Питера, но тот вырвал руку и развернулся.

В нескольких шагах стояла молодая пара – девушка с нежно-голубыми волосами, падающими на плечи, и высокий смуглый парень – оба в невероятно красивых белых комбинезонах, покрытых затейливыми алыми узорами.

У Питера зарябило в глазах, но он сконцентрировал взгляд на парне и, в два шага приблизившись, со всей силы вмазал по ухмыляющемуся лицу кулаком.

Визг девушки было слышно, наверное, аж на самом верху «цветка». Парень, не ожидавший нападения, шлепнулся на задницу и в изумлении уставился на Питера. Из носа текла кровь, пятная красно-белый узор комбинезона. Девушка продолжала голосить, хотя ее никто не трогал, и вокруг начали останавливаться люди, привлеченные шумом.

Питер с удовольствием бы продолжил, но тут сильная рука знакомо обвила талию, и он не успел опомниться, как очутился в воздухе.

Полуликий описал дугу над головами ахнувшей толпы и приземлился у широкого пандуса, ведущего на первый ярус.

– Не беги! – он решительно задержал готового нестись вприпрыжку Питера. – Иначе все встречные нас запомнят.

Питер заставил себя успокоиться и чинно зашагал рядом с эр-ланом, поднимаясь все выше по плавно уходящему вверх спиралевидному пандусу. Никто за ними не гнался, да и вообще людей попадалось на удивление мало. Они находились уже на приличной высоте, когда Полуликий остановился у одной из золотистых дверей и провел ладонью над замком. Тот вспыхнул зеленым, и дверь бесшумно скользнула в сторону.

Внутри было темно и, судя по дуновению воздуха, довольно прохладно.

– Заходи, что стоишь, – произнес Полуликий из глубины комнаты, и Питер шагнул вслед за ним.

Он ожидал чего-то необыкновенного – хрустальных полов и золотых занавесей, к примеру, – но комната оказалась совсем простой. В ней не было окна, лишь кровать, стол и пара больших прямоугольных ящиков вместо уже привычных морфо-кресел. Серые стены отливали металлом. Небольшая дверь слева вела в дезинфекционную – там Питер с облегчением обнаружил точно такой же агрегат, как и в Башне. С ним он уже давно освоился.

Вернувшись в комнату, он обнаружил Полуликого сидящим на одном из ящиков. Плечи эр-лана устало поникли, а прекрасное лицо, казалось, снова слегка постарело. Он поднял на Питера синие глаза, в которых при рассеянном свете с потолка почти неразличимо мерцали белые узоры, и негромко произнес:

– Рука не болит?

Питер удивленно застыл. Он ожидал чего угодно – ругани, разноса за неосторожное поведение, обвинений в дикарстве – и заранее согласился все принять. Но этот вопрос, заданный мягким, печальным голосом, поставил его в тупик.

Он несколько раз сжал и разжал пальцы и передернул плечами.

– Немного, – и внезапно добавил в порыве откровенности, – мне частенько доводилось драться.

– Почему?

Питер почесал в затылке.

– Эм… почему я дрался или почему треснул того типа?

Взгляд Полуликого потеплел, и тоска, тенью залегшая под глазами, чуть разошлась. Питер воспрял духом и тут же задал вопрос, вертевшийся у него на языке:

– Может, лучше уйти отсюда? Нас не будут искать?

Полуликий покачал головой.

– Твоего генотипа нет в базе. А если система зацепится за мой… прятаться бесполезно, – он кивнул на единственную кровать, – отдохни пока.

– А как же ты? – встревожился Питер.

– Я вымоюсь и почищу одежду. Эр-ланам сон не так важен.

Осунувшееся лицо Полуликого говорило об обратном, но Питер не рискнул настаивать – и так уже достаточно напортачил. Скинул сапоги и лег на кровать поверх тщательно заправленного серого покрывала. И сразу же почувствовал, насколько вымотался – голову словно придавила к подушке чья-то сильная рука.

«Поесть бы чего», – хотел сказать он и уснул прежде, чем мысль добралась от мозга до рта.

Полуликий какое-то время стоял и смотрел, как он спит. Потом, словно в забытье, протянул руку, чтобы коснуться волос Питера в том месте, где надо лбом их рассекали несколько белых прядей. Но тут же, опомнившись, выпрямился.

Быстро прошел в дезинфекционную, снял одежду и закинул в чистку. Распустил волосы и принял ультразвуковой душ – возиться с водой некогда, да и незачем. Купание – роскошь, баловство, а сейчас Полуликий не испытывал ни малейшего желания себя баловать. Он чувствовал отвращение, такое сильное, что не хотелось даже прикасаться к собственному телу. Нечто подобное в той или иной степени он испытывал постоянно, но так паршиво еще никогда не было.

Мысленно он снова и снова возвращался к сцене на площади, и в сердце горел, словно живой, горячий стыд. Полуликий привык игнорировать его, как человек прикрывает заслонкой бушующий в печи огонь. Стыд никуда не девался, но пока ты не обращаешь на него внимания, вроде как можно жить своей жизнью.

Рядом с Питером привычная, но не ставшая менее мерзкой горечь оскорбления, на которое Полуликий не мог ответить, ощущалась в сто раз сильнее. До того самого момента.

До удара.

Он вспомнил горящий яростью взгляд Питера и кровь, текущую по лицу обидчика. В первый миг он не поверил своим глазам, а во второй – задрожал от восторга.

Да, он торжествовал, ему понравилось, что этому сегийскому грубияну расквасили нос; всего несколько мгновений своей дурацкой, несуразной жизни он был по-настоящему счастлив. Чувствовал, что он не один, что его любят и готовы защищать.

Как был, обнаженным, Полуликий опустился на теплый пол у стены и зарылся пальцами в волосы, укрывавшие его, точно плотная шелковистая ткань.

Никто не делал для него ничего подобного тому, что совершил этот мальчик сегодня – и он даже не смог отблагодарить его, не смог ничего объяснить. Рассказать, каково это – десятилетиями слышать смешки за спиной, терпеть изумленные, а порой и шокированные взгляды и молчать, молчать. В том числе и поэтому он спрятался в Башне, отгородился ее стенами от