Итальянец - Анна Радклиф

— Наша разлука, дорогая, будет тяжким ударом для нас обеих. Да, это так, синьор, — сказала она, повернувшись к Винченцо. — Эллена мне как дочь, а я, надеюсь, была ей доброй любящей матерью. Представьте, что будет с ней, когда меня не станет. Только ваша близость и забота могут помочь ей легче перенести утрату.

Винченцо, бросив на нее встревоженный взгляд, хотел было что-то сказать, но старая синьора продолжила:

— Я не говорила бы об этом так спокойно, если бы не знала, что отдаю мое дитя в добрые и надежные руки. Вам, синьор Винченцо, вручаю я судьбу моей девочки. Заботьтесь о ней, оберегайте ее от всех бед и превратностей судьбы, как старалась делать я. Я бы многое еще сказала, но я слишком устала…

Винченцо взволнованно слушал тихий, слабый голос синьоры Бианки и со щемящим чувством стыда вспоминал, что уже успел стать невольным виновником первых невзгод Эллены, допустив, чтобы недавние слова его отца задели ее честь.

Гнев к отцу и нежность к Эллене переполняли сердце, и он мысленно дал клятву отныне всячески оберегать ее и заботиться о ней, беречь ее покой и доброе имя.

Синьора Бианки молча взяла руки Винченцо и Эллены и соединила их.

На лице юноши она без слов прочла чувства, овладевшие им в эту минуту; подняв на нее глаза, он торжественно поклялся беречь и любить Эллену с той же нежностью и заботой, как это делала она. Он чувствовал, какие крепкие узы связывают его теперь с любимой, более крепкие и прочные, чем даже узы церковного брака. Страстность и сила, с которой юноша произнес слова клятвы, не оставили и тени сомнений в душе синьоры Бианки.

Эллена, не в силах унять рыдания, не промолвила ни слова, но, отняв платок от глаз, посмотрела на Винченцо сквозь слезы, и на губах ее мелькнула слабая улыбка, столь трогательная и доверчивая, что она сказала ему больше любых слов.

Перед тем как покинуть виллу, Винченцо имел еще одну беседу с синьорой Бианки. Было решено, что венчание состоится на следующей неделе, если Эллена даст на это согласие. Об этом он узнает завтра.

Переполненный радостью, юноша пустился в обратный путь. Радость была несколько омрачена тем, что, едва войдя в дом, он был тут же приглашен в кабинет отца. Винченцо догадывался, о чем пойдет речь.

Когда он вошел, маркиз, погруженный в глубокие раздумья, не сразу заметил его. Подняв глаза на сына, в которых отразились и растерянность и гнев, маркиз сурово изрек, глядя на него:

— Ты продолжаешь упорствовать в своем безрассудстве, сын, несмотря на все мои предупреждения. Я дал тебе достаточно долгий срок, чтобы ты обдумал все и достойным образом отрекся от того, что ты назвал своими принципами и намерениями. Но я не упускал тебя из виду. Мне известно, что все это время ты продолжал бывать на вилле столь же часто, как и прежде, чтобы видеться с этой несчастной девушкой. Мне известно, что ты по-прежнему увлечен ею.

— Вы имеете в виду девушку, которую зовут синьорина ди Розальба, ваша светлость, — ответил Винченцо. — Она не несчастна, а мои чувства к ней остались неизменными. Почему, дорогой отец, вы так противитесь счастью своего сына? — воскликнул Винченцо, подавив в себе гнев, вызванный тоном отца. — Почему продолжаете так несправедливо судить о той, которая, бесспорно, заслуживает не только моей любви, но и вашего восхищения и уважения?

— Я не в том возрасте, сын мой, чтобы бездумно поддаваться чувствам, — сурово заметил маркиз. — Я не юнец, как видишь, и не могу закрывать глаза на очевидные факты. Я верю тем доказательствам, которые у меня есть, а они убеждают меня в том, что я прав.

— Какие же доказательства так легко убедили вас, отец? — вскричал Винченцо. — Что могло столь разительно повлиять на ваше доверие ко мне?

Маркиз опять сурово отчитал сына за неповиновение и строптивость, и хотя он был многословен и красноречив, это не привело к взаимопониманию между отцом и сыном. Маркиз продолжал бездоказательно обвинять во всем Эллену и пугал сына отцовским гневом. Винченцо самоотверженно защищал ни в чем не повинную девушку и убеждал отца в искренности и глубине своих чувств к ней.

Маркиз был непреклонен и опять не пожелал назвать имя своего тайного осведомителя. Винченцо ничуть не пугали угрозы отца, честь Эллены была для него превыше всего, и он мужественно противостоял всем наветам.

Маркиз снова ничего не добился. Гнев и угрозы не помогли ему там, где преуспели бы отцовские понимание и любовь, которые скорее могли бы пробудить в юноше сыновние чувства и, возможно, поколебали бы в душе Винченцо его отчаянную решимость. Но, увы, такового не произошло. Винченцо более не испытывал ни колебаний, ни сомнений.

Отец предстал пред ним высокомерным деспотом, посягнувшим на его священное право на личное счастье, оскорбившим и оговорившим беззащитную и ни в чем не повинную Эллену на основании злостных наветов какой-то ничтожной личности. Поэтому Винченцо не мог испытывать ни угрызений совести, ни сожаления за свое непослушание. Теперь он был полон решимости ускорить свой брак с Элленой. Только это может сделать его счастливым и спасти Эллену от дальнейших оскорблений.

На следующий день он отправился на виллу Алтиери. Синьора Бианки должна была поговорить с Элленой и назначить день свадьбы. Задумавшись, он не заметил, как дошел до того места, где арка словно перерезала своей тенью дорогу, и в ту же минуту услышал голос:

— Не ходите на виллу. Там смерть.

Знакомая фигура в сутане исчезла так же быстро, как и появилась. Прежде чем Винченцо опомнился, он был снова один среди развалин. В полном отчаянии он крикнул:

— Чья смерть?

Но кругом была тишина. Он хотел было броситься на поиски исчезнувшего монаха, но тут же понял, что благоразумнее всего следует немедленно поспешить на виллу.

Каждый, знавший о недомогании синьоры Бианки, подумал бы, что несчастье случилось с ней, но Винченцо испугался за Эллену. В его смятенном мозгу мелькнула страшная мысль, что кто-то покусился на жизнь Эллены. Он уже видел ее распростертой на полу в луже крови, ее мертвенно-бледное лицо и угасающий взор, полный мольбы и упрека, тщетно взывающий о помощи.

Когда он наконец достиг садовой калитки, охватившее его отчаяние было столь велико, что силы изменили ему, и он почувствовал, что не может вставить ключ в замок калитки. Наконец, овладев собой, он вошел в сад и приблизился к дому. Вилла с закрытыми ставнями казалась необитаемой. Обогнув ее, он поднялся по ступеням портика и лишь тогда услышал слабые звуки причитаний, доносившиеся из дома. Не раздумывая более, он бросился к двери и заколотил в нее. Ему пришлось повторить стук в дверь несколько раз, прежде чем она наконец открылась.

На пороге он увидел старую служанку Беатрису.

Та, увидев его, не дожидаясь расспросов, горестно запричитала:

— О, синьор, горе нам! Кто мог подумать, что ей станет так худо? Еще вчера вечером вы видели ее живой и здоровой. Кто мог подумать, что сегодня смерть отнимет ее у нас!