Перекрестки судьбы. Время полыни - Игорь Соловьев

Когда под ногами загремел разбитый асфальт, он достал упаковку черного перца с табаком, вскрыл ее и обильно посыпал свои следы. Таким способом экс-пограничник надеялся сбить со следа служебных собак, которых если еще не пустили, то обязательно пустят в ближайшее время. Гремучая субстанция с гарантией выводила из строя любого обладателя чуткого нюха, стоило только крупице перченой махры попасть в орган обоняния животного.

Сокольских миновал первый панельный дом, затем второй, и только в третье по счету строение он рискнул зайти. Не было никаких сил на то, чтобы снимать рюкзак и искать фонарь. С трудом поднявшись на второй этаж, спотыкаясь в темноте о груды мусора, Сергей нашарил пальцами первую попавшуюся дверь и, взявшись за ручку, несильно толкнул. Шурупы вывалились, ручка осталась в ладони, а дверь абсолютно беззвучно приоткрылась. Он понял это по внезапному дуновению холодного ветерка. Вокруг – все так же черно.

Осторожно пробуя пол ногой, выставив вперед руки, он, словно слепой, потерявший трость и собаку-поводыря, двинулся в глубь помещения. На кухне сквозь пыльное окно были видны яркие звезды. Здесь оказалось светлее, чем в любом другом месте квартиры. Птица впервые сумел как следует осмотреться.

Мебели почти не было, если не считать столешницу без ножек, аккуратно прислоненную к осыпавшейся стене. На проржавевших крючьях арматуры висел чугунный рукомойник, скособоченный под тяжестью наполнявших его кирпичей.

Всюду валялись пожелтевшие пыльные газеты, какие-то тряпки, а на подоконнике покоился расколотый надвое фарфоровый заварочный чайник.

Сергей устало скинул рюкзак. Постелил на пол плащ-палатку – он потратил на это все свои силы без остатка – и погрузился в забытье.

Снов не было. Ему казалось только, будто он болтается в банке с черным дегтем, ничего не видя и не слыша, а руки и ноги ему выкручивают какие-то тени. Потом липкий деготь стал заползать в глаза. И когда уже левый глаз, словно под жалом паяльника, грозил лопнуть и вытечь, Птица не выдержал пытки и проснулся.

Отраженный куском битого оконного стекла, в лицо бил яркий солнечный луч. Сергей попытался встать, но мышцы отозвались резкой болью. Ныло и болело все тело. Тем не менее он поднялся, растер опухшее лицо и осмотрелся. Все было таким же, как и вчера. Та же многолетняя пыль, пустота и звенящая тишина.

Место было небезопасным. Сергей понимал, что если солдаты выйдут к окраине Припяти, то они наверняка обыщут пару домов поблизости. Вчера, после многокилометрового забега по лесу, в сгустившихся сумерках, выбирать не приходилось. Но с наступлением дня следовало найти укрытие получше.

Забросив рюкзак на саднящие плечи и стараясь не ступать по предательски гремящему кирпичу, Сокольских спустился на улицу.

Город Зеро. Фантасмагория, ставшая реальностью. Пустые, заросшие травой площади. Пробивающиеся сквозь цемент молодые деревья. Природа брала свое, постепенно поглощая видимые пока еще следы человеческой деятельности. Сколько их таких – обломков великих цивилизаций, покоящихся ныне под песками Африки, в тропических лесах Америки, болотистых джунглях Азии? Те, кто считали себя венцом творения: жрецы и пророки, правители и чернь, – все они давно уже не более чем блеклый след в истории мироздания. Так и Припять была памятником великой Империи, эпохе и людям, пытавшимся подчинить себе атом. Силу, впоследствии вырвавшуюся из-под их контроля. Этот мертвый город, чудовищный в своей реальности, стал обелиском мужеству и трусости, халатности и самоотверженности. Все смешалось в мрачном и угрюмом надгробии.

Осень окрасила город в красно-золотистые цвета. Пожелтевшая, выгоревшая за лето трава густой щетиной покрывала землю, упрямо лезла сквозь потрескавшийся бетон. Холодящий ветер гулял по пустым глазницам окон, пробегая дома сквозняками и вырываясь с противоположных сторон на улицу.

Улицы же были безлики и пусты. Дозиметр изредка потрескивал, показывая допустимые нормы излучения, но Сергея вот уже с полчаса не покидало ощущение, что он в городе не один. Каждый раз, ощущая спиной чье-то неприязненное внимание, Птица оборачивался. Но никого не замечал. Остановившись возле заброшенного магазина, он нагнулся, чтобы завязать шнурок. Склонившись над ботинком, поправил узел и незаметно, одной рукой вытащил из-за пояса пистолет. Закрывая собой оружие, снял «макаров» с предохранителя и аккуратно передернул затвор. С металлическим щелчком патрон занял в стволе свое место. Сергей резко обернулся. Метрах в пятнадцати от него на раскуроченном остове светофора сидела ворона.

С какой-то нехорошей внимательностью она наблюдала за действиями человека. Сокольских ругнулся, поставил ПМ на предохранитель и спрятал под куртку. Миновав переулок, Птица прошел до конца квартала и решил наконец остановиться для отдыха. Осмотревшись по сторонам, он выбрал серую девятиэтажку. Стекла в доме были почти целы. Само здание примыкало торцом к площади. И из его окон неплохо просматривалась близлежащая местность.

Сергей подошел к подъезду. Козырек был еще цел, но кое-где уже обнажились прутья арматуры. Цемент крошился, и недалек был тот час, когда вся конструкция обвалится на ступеньки. Едва Птица взялся рукой за приоткрытую дверь, как вдруг лопатки ему снова обжег чей-то взгляд. Дернувшись, словно от удара током, Сергей стремительно обернулся, но в давящей тишине улицы никого не увидел. Зайдя в подъезд, Сокольских осторожно прикрыл за собой дверь.

В подъезде было темно. Пыльные стекла с мутными разводами от дождя скупо пропускали солнечный свет. Рассеивая его по лестничным пролетам, по выщербленной штукатурке стен, они создавали всюду загадочную игру теней.

Сергей подождал с минуту и уже собрался было шагнуть наверх, как вдруг ему показалось, что он услышал какой-то шорох. Замерев на месте, он прислушался. Где-то, несколькими этажами выше, что-то скреблось и шуршало. Птица достал из рюкзака портянки. Перемотал ими подошвы ботинок и, вытащив пистолет, стал медленно подниматься по лестнице. Мягко шагая по ступенькам, он беззвучно добрался до третьего этажа. Источник шума определенно находился на этой площадке. Прижав оружие к бедру, так, чтобы его нельзя было бы внезапно выбить, Сергей осторожно, держась от стены на почтительном расстоянии, выглянул.

Сперва он не понял, откуда исходят звуки. Но зрительно уловив движение, рассмотрел наконец открывшуюся перед ним тошнотворную картину. В раскрытом зеве мусоропровода, на давно сгнивших отходах лежала большая коричневая крыса. Внутренности ее блестящей бурой массой вывалились из разорванного живота. Длинный лысый хвост, свесившись вниз, неприятно покачивался под изредка дергавшимся телом. А над нею сидело отвратительного вида животное, деловито обгрызавшее оторванную крысиную голову. Сергей почувствовал в животе сильнейший спазм, его желудок чуть не вывернуло наизнанку. Копошащаяся тварь была огромным черным крысаком. Сокольских слышал о них. Его бывший сосед, хмурый алкоголик Леха Зубарев, в прошлом моряк дальнего плавания, рассказывал:

«От крыс на корабле никакого покоя нет: то груз попортят, то какую-нибудь тварь в электрике замкнет, то еще чего. И главное, чем этих зараз ни травишь, какие только гадости не сыпешь, ничего их не берет. Потому что крысы – самые умные создания на планете, сразу после человека. – Тут Леха поднимал палец, делал паузу и многозначительно продолжал: – Но один способ все же есть. Его еще со времен Колумба используют. Смысл в чем: отлавливают несколько крыс, из них выбирают штук пять самых здоровых и сажают в закрытую бочку. Через неделю, озверев от голода, эти твари начинают пожирать друг друга. Остается самая сильная, самая матерая и самая злая особь. После этого, спустя еще неделю, ей в бочку подкидывают новых товарок. Она, гадина, их сразу же убивает и ест. Собственно, все. После этого бочку относят в трюм и там открывают. Выпущенный крысак (а теперь это именно он) отличается от собратьев большими размерами и жутко красными глазами и ничего, кроме своих сородичей, не жрет. Крысы чуют его и боятся до ужаса. За месяц он люто, под корень выводит все их хвостатое племя. Потом, конечно, в порту новые набегут и размножатся. Но какое-то время на судне царят тишь да благодать…»