Перекрестки судьбы. Время полыни - Игорь Соловьев

Крысак не обращал на Сергея никакого внимания, продолжая копошиться у растерзанного тела сородича. Размером тварь была с откормленного кота. Все ее тело покрывала жесткая черная шерсть, отмеченная широкими подпалинами и гноящимися ранами. Длинный хвост, твердый, как палка, периодически стукался о крышку мусоропровода, отчего по подъезду разносился глухой металлический звук. Сокольских, сдерживая рвоту, шагнул к отвратительному существу и с силой долбанул по открытому ковшу мусоросборника. Крышка, издав протяжный скрип, гулко захлопнулась, отправив в недолгий полет по трубе кучу гнили вместе с обедающим хищником. Что-то заскрежетало, стукнуло когтями, а потом внизу, видимо в подвале, раздался глухой шлепок.

А вот дальше произошло нечто совсем уж невообразимое. Подвал внизу заходил ходуном. Как будто мамонт, запертый в каменной темнице, решил проверить на прочность стены этого дома. Гул прокатился по подъезду, заставив тонко завибрировать оконные стекла. Потом раздался удар, от которого распахнулись дверцы почтовых ящиков, следом еще один. И все стихло. Обомлевший Сергей постоял еще какое-то время, не в силах пошелохнуться, а потом бегом взлетел сразу на четыре пролета вверх.

«Вот ведь хренотень какая! Похоже, крысак теперь сам попал на обед к кому-то в подвале… брррр…» С одной стороны, парню захотелось немедленно покинуть этот странный дом. А с другой – он понимал, что спускаться вниз, к двери подъезда, после всего случившегося было опасно.

«В конце концов, какая разница, этот дом или другой? Да и мало ли что там громыхнуло внизу? Не факт, что соседние дома лучше».

Птица выкурил сигарету, аккуратно сдул пепел с подоконника и достал из рюкзака аптечку. Вынув новенький стетоскоп, он приложил его к одной из квартирных дверей и внимательно прислушался. Проходили минуты, но ничего, кроме стука своего собственного сердца, он не слышал. Сергей достал медицинский шприц, набрал в него машинное масло из пузырька и несколько раз прыснул в пыльный замок. Подождал несколько минут, пока маслянистая субстанция проникнет во все щели проржавевшего механизма. Далее Птица извлек на свет полотно лобзика и засунул его в прорезь для ключа. Поджав зазубренной полоской стали необходимые штифты, взломщик кончиком боевого ножа покрутил личинку замка. Потом еще несколько раз подвигал зубастым полотном, пытаясь угадать расположение штифтов. С пятой попытки замок сухо щелкнул двумя оборотами, и дверь открылась.

Сей трюк ему в свое время демонстрировал одногруппник по ПТУ, Миша Чагин. Как-то раз они, сбежав с занятий, открыли ради смеха квартиру трудовика, жившего в соседнем от училища доме. Для Сергея тот случай так и остался простой хохмой. А вот его приятель в дальнейшем успешно «колупал» квартиры мирных граждан, заработав к двадцати трем годам два срока и определенный авторитет в тюремном мире. Спустя месяц после последней отсидки Миша вскрыл квартиру одного удачливого бизнесмена в надежде поживиться скопленным барахлишком. Но жестоко просчитался. Хозяин, все это время таившийся за дверью, доблестно встретил непрошеного гостя выстрелом в упор из охотничьего ружья двенадцатого калибра. Получив в живот усиленный заряд картечи, Чагин отлетел к стене лестничной площадки. Мучительно скребя руками по мозаике пола, Мишка умер еще до приезда скорой. На этом эпизоде жизнь и биография квартирного вора Михаила Чагина окончательно завершились. Тем не менее наука Мишки пошла впрок, и Птица медленно вошел в прихожую.

Нет, он не боялся встретить тут законных жильцов, но на освободившихся квадратных метрах мог обосноваться кто-нибудь похуже. Сергей еще не знал местных обитателей, но уже в полной мере начал ощущать зловещее дыхание Зоны.

Обойдя квартиру и никого не обнаружив, Сокольских вернулся на площадку. Он аккуратно выкрутил из-под потолка две сгоревшие лампочки, завернул в тряпку и разбил их рукояткой «макарова». Осколки обильно рассыпал по всей лестничной клетке и сдобрил их пылью толченого перца. Хруст, который издает такая импровизированная сигнализация, очень хорошо слышен даже на приличном расстоянии. Усиленная акустикой подъезда, она бы надежно предупредила Сергея о потенциальных «гостях».

После этого он закрыл изнутри входную дверь и вдобавок найденным на кухне топором намертво заклинил ее снизу, вогнав острие до упора в горизонтальную щель между порогом и дверью.

Солнце уже подплывало к горизонту, когда Сокольских закончил трапезу. Зона красиво окрасилась багровым заревом осеннего заката. Закончив прием пищи стаканом чая, Сергей прикинул свои дальнейшие планы. Изначально в них не входило посещение Припяти. Он собирался лишь войти в саму Зону и провести общую рекогносцировку. Однако разведка затянулась.

Более того, на хвосте у него теперь висел растревоженный улей вояк, жаждущих выловить нарушителя и пустить ему кровь. Ситуация была патовой. С одной стороны, оставаться в Зоне было опасно: Зоны Сергей не знал. И то, что он до сих пор не угодил в какую-нибудь пакость или не схватил запредельную дозу облучения, было просто удачей. Но и назад ходу не было. По крайней мере, той доро́гой, которой он сюда пришел. А других проверенных троп Сокольских не знал. Устало привалившись спиной к стене, Сергей задумчиво вычищал щепкой грязь из-под ногтей и размышлял: «Сколько нужно времени, чтобы армейцы успокоились? Сутки? Неделя? Месяц? Запасов провизии осталось дня на три, максимум на четыре. А дальше – аут».

За мутным стеклом окна послышался отдаленный механический гул, столь знакомый Сергею по Таджикистану. Птица прислушался, а потом, вскочив на подоконник, приоткрыл форточку. Высоко в небе, над окраинами города, шла вертушка. Расстояние было большим, но все же по блеснувшему в последних лучах солнца силуэту Сергей узнал боевой вертолет Ми-24, он же «Крокодил». Эта машина успела засветиться во многих локальных конфликтах второй половины двадцатого века: Юго-Восточная Азия, Индокитай, Ближний Восток, Африка, ну и, конечно, Афганистан. За «речкой», в Афгане, вертушка показала себя особенно эффективно, долбя душманские аулы и караваны моджахедов. До тех пор, пока с 84-го года, исключительно из гуманизма и человеколюбия, американские военные советники не начали поставлять пуштунам ПЗРК «Стингер». Это уже потом за каждый перехваченный с караваном ракетный комплекс страна стала вручать солдатам ордена. Александр Розенбаум написал свою печально знаменитую песню «Черный тюльпан», а в Союз десятками пошли гробы летчиков-пилотов. Но все это было позже.

«Круто! Значит, у них еще и авиация задействована. – Сергей сосредоточенно выпускал клубы сигаретного дыма. – Вряд ли по мою душу. А Зона, стало быть, объект серьезный. Впрочем, это и раньше было понятно. Одно странно. Складывается ощущение, что не Зону охраняют от внешнего мира, а мир от Зоны».

Спустя час с улицы донесся громкий скрежет. Словно огромную ржавую трубу кто-то закручивал в гигантский узел. Задремавший было Птица вздрогнул и, осторожно встав на подоконник, вновь высунулся в узкую щель форточки.

Обманчивая тишина властвовала на улицах города. Изредка налетал сильный ветер. И тогда многочисленные деревья начинали уныло поскрипывать под его напором.

Сергей уловил какое-то движение на площади. До боли в глазах вглядываясь в вечерние сумерки, он рассмотрел на улице неясную фигуру. Она, двигаясь медленной дерганой походкой, пересекла скверик напротив дома, откуда за ней наблюдал Сокольских. Постояв с минуту, фигура стала удаляться в сторону соседнего переулка.