Последняя искра - Алана Русс

Велор, сидя рядом, бросил на меня мимолетный взгляд и едва различимо кивнул, мол, правильно, не высовывайся. И я, сама того не заметив, пониже сползла по спинке кресла.

— Прервать прогулку с кронпринцем? — тем временем лютовал Арис. — «У меня больше нет на это времени?» — передразнил он голос дочери. — Ты в своем уме, милая?

— Вообще-то, — с готовностью отставив графин, поднялась Эдана, — я сперва полчаса гнула спину и восхваляла мнимые красоты гор песка за стенами, а уж потом…

— Неважно! Ты оскорбила Его высочество. В ответ на гостеприимство будущего мужа, проявила неслыханное неуважение!

Будущего мужа? Вот так новость!

От удивления я едва у Эдмонда бокал с вином не выхватила и разом не осушила.

И пока все хитросплетения загадок чужих судеб клубок за клубком у меня в голове распутывались, Арис продолжал сверкать глазами, но голос его становился все тише. И, честно говоря, более зловещей хрипотцы мне слышать еще не доводилось. Уж лучше бы Его темнейшество продолжал вопить, брызжа слюной.

— Думаешь, подобные выходки красят тебя как высокородную деву, Эдана? А вас где носило, спрашивается?

Велор и Эдмонд, к явному облегчению Эды, тоже попали в радиус поражения папенькиного гнева. Хотя Дракуле, кажется, было все рано. Он, по-прежнему расслабленно сидя в кресле, едва покачивал ногой, подперев щеку двумя пальцами.

— Ты велел оставить их наедине, — невозмутимо ответил на вопрос отца Эдмонд.

— Наедине, это означает, держаться позади. Следить в оба, но быть тенью. А ты, как я вижу, снова за свое? — смерил он недовольным взглядом бокал в руках сына. — Пьянствуешь.

— Наедине? — возмутилась Эдана, подобно отцу пламенея от гнева и не дав Эдмонду, возмущенно вскинувшему брови, вразумительно ответить. — Какого черта происходит, папа?!

Арис медленно развернулся к дочери всем телом, и его плечи будто шире стали. И пусть отец семейства выглядел немолодо, вся его фигура, утянутая в скромный военный камзол, больше напоминающий кимоно с серебристой вышивкой по подолу, излучала силу и стать. Вернее, она словно поглощала всю силу извне. Кажется, подойди ближе, и рискуешь быть высосан досуха. Превратишься в сушеную рыбину, а затем… хрясь! И вот уже твоя голова, недоуменно разинувшая рот, будто трофей, висит в гостиной над камином.

— Повтори, что сказала. Я не расслышал.

Зрачки у тёмного не то расширились, заполонив и без того неестественно темную радужку, не то сузились до размеров маковых зёрен. И на мои плечи тяжелым мешком легла тень.

Кажется, придавило не одну меня. Эдана, в возмущении привстав было на носочки, осела.

— Наедине? — негромко повторила она, сглотнув. — Папа, ты же обещал, что я сама выберу… Ты сказал, я могу посмотреть, и если мне что-то не понравится… Так вот мне не нравится! Я хочу обратно! Я хочу домой!

Сила давления стала невыносимой. Я негромко охнула, но Велор вовремя выставил локоть, позволив ухватиться за него и не выпасть из реальности.

Скажу лишь одно, такой беспомощной я себя чувствовала впервые. Меня словно догола раздели и выставили на всеобщее посмешище. Пламя, что теперь всегда горело внутри, будто застыло, уменьшилось, словно свеча в закатанной банке. И если весь кислород выгорит…

— Отец, — Эдмонд, смерив меня внимательным взглядом, окликнул Ариса. — Может, стоит поговорить спокойно? Без лишних… воздействий.

Тёмный поморщился, по-прежнему не сводя взгляда, полного холодной ярости, с побледневшего личика Эданы.

— Здесь не о чем разговаривать, — отрезал он, но дышать все же стало в разы легче. — Все решено. И решено давно.

— Пятьдесят лет назад? — вскинулась Эдана. — Пап, я больше не ребенок, я совершеннолетняя! Ты не имеешь права решать…

— Ты не была благословлена богами в свое столетие. Согласно традициям Сынов Ночи на Иппоре, ты дитя. Поэтому, да, право я имею. Договор был заключен, подписан, и слава Соресу, что принц и Его величество король-регент приняли его спустя столько лет.

— Да мне плевать кто там и что заключил! Я не останусь здесь. Не стану ломать себя за мешок какой-то там поганой руды! Ты обещал!

— Это не просто мешок, Эдана. Это прочные торговые и политические связи, удержать которые в столь неспокойное время под силу лишь кровным узам! И я ничего тебе не обещал. Ты останешься здесь и точка, — погасив наконец всполохи гнева, Арис смягчил голос. — И пора приставить к тебе взрослую служку. Может, она на своем женском языке сумеет объяснить, как тебе повезло, неразумно ты дитя.

— Нет, — мотала и мотала головой Эдана, обливаясь слезами, будто в одночасье с ума сойдя. — Нет-нет-нет! Заманили меня! Это нечестно, это…

— Приведи себя в порядок, — протянул дочери руку Арис, пытаясь прикоснуться. — И никаких больше слез! Мужчины не выносят слез, милая. А я ценой собственного достоинства убедил кронпринца дать тебе ещё один шанс. Он придет к тебе отобедать.

Истерично хохотнув, Эда оскалилась.

— Пусть приходит! Пусть. Я ему такой обед устрою…

— Станешь грубить, — будто птицу в полете, перехватил фразу мужчина, — и я выпорю тебя до синяков. О гнусностях больше и думать не сможешь, равно как и сесть. Несколько дней уж точно. Кронпринц придет и точка. Будто мила и услужлива, как истинная леди нашего дома. Остальные, прочь!

Взмахнув рукой, лишённой, как ни странно, каких-либо украшений и перстней, Арис Лайн едва взглянул на куст в горшке у чайного стола.

Дыхание перекрыл ком в горле, когда мужчина, недоуменно приподняв бровь, откинул с плеча косу, прореженную серебристыми нитями седины, и решительно шагнул.

Одним махом разведя пышные, зеленые папоротниковые лапы, он впился в меня цепким, как рыболовный крюк, и таким же холодным, как и металл из которого их отливают, взглядом.

Доля секунды, а меня будто в аппарате МРТ от и до просканировали.

— Эт-то еще что?

Хотя, нет. С МРТ я однозначно погорячилась. Бактерий на подошве сапог в лучшем случае лишь под микроскопом разглядывают.

— Здравствуйте, — невольно вырвалось у меня, и вторая бровь у отца семейства заняла место рядом с первой.

— Это Елизавета, папа. Друг принца, — продолжала строить гневные гримасы Эдана. — Посмеешь выгнать и ее?

Темные глаза не блеснули удивлением. Скорее, лишь недовольством. Вспышка гнева озарила лицо тёмного, и черты его лица неприятно заострились.

— М-м-м… Та самая целительница, одаренная богами, — расширились узкие ноздри. И если бы в эту самую секунду из них повалил дым с искрами вперемешку, я бы ни капельки не удивилась. — Что ж, — Арис отпрянул, отпустив папоротниковые ветки, и они вмиг сомкнулись, — если дева хоть в половину так разумна, как о ней говорят, она уйдет сама.