Пьесы - Юрий Александрович Буряковский

Ф у ч и к. Но это не все, что я хотел бы через тебя передать людям. Я хочу, чтобы те, кто вместе с тобой переживет эти дни, всегда умели отличать друзей настоящих от друзей фальшивых. Чтобы наши люди чисто вымели свой дом, чтоб, как и в эти годы, всегда верили в Москву и всегда шли за ней. Ты знаешь обо мне все. Сестрам, маме и отцу передай: я прошу, чтобы никогда не вспоминали меня с грустью, и что я…

Входит  Б э м.

Б э м. И это взрослые люди?

Г у с т а (презрительно). Вы подслушивали?

Б э м. Я напрасно дал вам это свидание. (Густе). Идите.

Появляется  К а р л. Густа хочет обнять мужа, но Карл не дает ей это сделать. Она отступает, не отрывая взгляда от Фучика, и в их прощальных взглядах правда, понятная обоим.

Г у с т а. До свидания, любимый!

Ф у ч и к. До свидания, Густинка!

Б э м. Прочти вот это. (Протягивает бумагу).

Ф у ч и к (стряхивает с себя оцепенение). А, выводы следователя. Наконец-то. Государственная измена… Заговор против рейха… Подготовка вооруженного восстания… Семь параграфов. Хватит и одного, чтобы отправить на виселицу.

Б э м (резко). Довольно дурака валять, Фучик. В кабинете я встречался с тобой раз или два в неделю. Но там, в Праге, я натыкался на тебя, на твои следы каждый день, каждый час. Мы вошли к вам без единого выстрела, но с тех пор я помню очень мало спокойных дней и ночей. (Все более ожесточаясь). Я прожил среди вас много лет. И я думал, что вы, чехи, народ, способный на благоразумие, что у вас есть здравый смысл. Думал, но уже так не думаю. Но сила, сила по-прежнему у нас. Десятки ваших людей виновны в саботаже на «Юнкерсе», на других заводах, на аэродроме? Прекрасно. Я отправлю во рвы смерти сто, двести, триста! Один стрелочник пустил под откос поезд. Превосходно. Я схвачу и повешу десятерых. Кто-то один украл динамит на шахте? Чудесно. Я сотру с лица земли весь шахтерский поселок. Это мы можем сделать?

Ф у ч и к. Можете… пока.

Б э м. За одну ночь мы расчистим Панкрац для новых партий заключенных. И это положит конец всем вашим фокусам.

Ф у ч и к. Ошибаетесь. Каждый раз вам придется все начинать сначала.

Б э м. Нет, не все такие фанатики, как ты, Фучик. Страх, страх миллионов, — понимаешь, миллионов, — вот что сломит ваше сопротивление.

Ф у ч и к (обрывает). Хватит, Бэм. Выкладывайте, что вам еще нужно от меня?

Б э м. Ты любишь свой народ, Фучик? Свою Чехию?

Ф у ч и к. Прочтите ваше обвинительное заключение.

Б э м. Хочешь ли ты видеть свою страну залитой кровью?

Ф у ч и к. Начинаю кое-что понимать.

Б э м. Наше командование на Востоке не может больше терпеть, чтобы в его тылу, в одном из его важнейших арсеналов, творилось черт знает что. И если для ускорения победы нужно будет уничтожить одну половину чехов, чтобы заставить другую слушаться, мы сделаем это. Погибнут десятки тысяч людей, Фучик.

Ф у ч и к (гневно). И чтобы спасти их, мы должны помогать вам против Красной Армии, против тех, кто несет нам свободу?

Б э м. Но у тебя есть свой народ, Фучик! Свой! Прага, а не Москва, Чехословакия, а не Россия! Чехословакия прежде всего! Послушай! Еще не поздно, вы еще можете остановить нашу руку. Это можешь сделать ты и твои товарищи на воле. Еще можете. Но если вы не сдержите своих людей, не прекратите саботажа, убийств и диверсий, все, что я обещал, будет выполнено. В несколько дней. Ты понял меня?

Ф у ч и к. Еще бы. Но знаете, Бэм, наши люди не любят, когда их руководители становятся предателями и провокаторами.

Б э м. Какое же это предательство? Это спасение своего народа. Пойми, своего народа.

Ф у ч и к. Вы беспокоитесь о моем народе? Вы! Дешевая игра. Кто вам сказал, что чехи и словаки поручили мне торговать их жизнью и честью и продавать вам свою родину? Запомните, Бэм: если бы я имел не одну жизнь, а десять, я отдал бы их за нее, за Чехословакию, и за Советский Союз. Свою жизнь я прожил недаром и не собираюсь портить ее до конца. Со мной или без меня, наша победа придет. Еще одна смерть ничего не изменит. Еще никогда так ясно, как сегодня, я не видел того, что впереди.

Б э м (отбрасывая игру, в бешенстве). Сейчас ты это узнаешь совершенно точно! (Кричит). Приготовить к отправке! Через две недели, Фучик, ты будешь трупом!

Ф у ч и к. Через две недели? Наша партия будет жить, когда народы мира уже давно забудут вас. Когда в освобожденной Праге вас поведут на виселицу, Бэм, вспомните последние мои слова…

Медленно гаснет свет, на авансцене остается только Фучик в луче прожектора. Он обращается к залу, к нам всем, к будущему.

…Нет в мире такой силы, которая остановила бы наше движение вперед. Нет! И все, кто станет нам поперек дороги, будут разбиты, отброшены самой историей. Будущее принадлежит нам — коммунистам! И мы всегда готовы рисковать жизнью, чтобы пробить и расчистить путь для жизни настоящей, жизни, заслуживающей этого имени.

Я любил жизнь и вступил в бой за нее.

Я жил ради жизни радостной и без боли умираю за нее.

И я буду жить. Жить! Жить для тех, кому отдал свою жизнь.

Люди, я любил вас, будьте бдительны!

Поднимается второй занавес. Открывается солнечная, радостная панорама Праги; сцена вся в белом кипении цветущих деревьев. Это торжество победившей жизни. И Юлиус Фучик идет навстречу ему, обнимая взглядом и широко распростертыми руками счастливый завтрашний день своей родины и всего мира.

Мажорно, победно звучит музыка.

1949—1950 г.

ЖАЖДА

Драма в трех действиях

ДЕЙСТУЮЩИЕ ЛИЦА:

Ж е л е з н я к  Д м и т р и й  И в а н о в и ч — 45 лет, типичный степовик, прокаленный солнцем, в лице что-то казачье, горбонос, худощав, быстр в движениях. Одет чуть щеголевато. Смотрит прямо в глаза, с трудом сдерживает крутой, резкий нрав.

Ж е л е з н я к  А н т о н и н а  Н и к о л а е в н а (Тоня) — 43 лет, домашняя хозяйка, вся жизнь — в муже, но за плечами фронт, война, и это определяет ее поведение.

К а л и н а  Я к о в  П е т р о в и ч — 60 лет, в парусиновом костюме и соломенной шляпе, у него одышка, все время вытирает пот с лица. Крепко скроен, но видно, что былая сила уже ушла.

И в а ш и н а  С е р г е й  М а к с и м о в и ч — 35 лет, человек, которому весело и интересно жить. У него все получается легко. В поведении и манерах сохранилось что то мальчишеское, озорное.

С т о я н  М а р т а  Ф и л и п п о в н а — 27 лет, высокая, гибкая, со звонким голосом. Она просто излучает счастье. Это не мешает ей быть насмешливой, колючей, твердо отстаивать свою правоту.

Д у б к о  Н и к о л а й  К о н с т а н т и н о в и ч — 35