Тепло наших тел - Айзек Марион

— Протянет, — возражает Джули. — Не говори так. И что плохого в медсестрах? Они зато сексуальные!

Нора смеется и рассеянно теребит волосы. Поворачивается ко мне:

— А почему вдруг врач? Или ты хочешь быть врачом, Пер?

Я трясу головой:

— Ну уж нет! На чужие кишки и кровищу я на всю жизнь насмотрелся, спасибо.

— А кем тогда?

— Я люблю книги, — признаюсь я. — Наверное, хочу стать писателем.

Джули улыбается. Нора смотрит на меня, недоверчиво склонив голову набок:

— Правда? Неужели кто-то до сих пор этим занимается?

— Чем? Пишет?

— Да нет… издает.

Пожимаю плечами:

— Нет. Никто. Спасибо, что напомнила.

— Я просто…

— Да знаю я. Даже мечтать глупо. Полковник Россо говорит, что более-менее населены сейчас от силы тридцать процентов городов во всем мире. Не лучшее время для литературы. Разве что зомби вдруг читать научатся. Наверное, пойду в Оборону, и все.

— Перри, заткнись, — сердится Джули и бьет меня в плечо кулаком. — Люди до сих пор читают книги.

— Да ну? — не верит Нора.

— Ну я читаю. И кому какое дело, выпускают их еще или нет. А если все так заняты обороной и строительством, что им даже не хочется никакой пищи для мозгов, — ну и пошли они. Пиши в блокнотах и отдавай мне. Я буду читать.

— Целая книга для единственного человека, — говорит Нора мне. — Думаешь, это того стоит?

Джули отвечает за меня:

— Самое главное — он изольет свои мысли на бумагу. И кто-то их прочитает. И по-моему, это будет прекрасно. Какая-то часть его мозга будет целиком принадлежать мне. — Она бросает на меня пронзительный взгляд. — Перри, отдай мне кусочек мозга. Я хочу попробовать его на вкус.

— О-о! — смеется Нора. — Может, я лучше оставлю вас одних?

Приобнимаю Джули и улыбаюсь пресыщенной улыбкой, которую совсем недавно довел до совершенства.

— Ты моя малышка, — говорю я и прижимаю ее к себе. Она кривится.

— А ты, Джулс? — спрашивает ее Нора. — У тебя какая несбыточная мечта?

— Я хочу учить детей, — заявляет Джули и делает глубокий вдох. — И еще рисовать, петь и писать стихи. И управлять самолетом. И…

Нора улыбается. Я мысленно качаю головой. Нора передает косяк Джули, та затягивается и предлагает мне. Я слишком осторожен, чтобы так расслабляться. Отказываюсь. Мы любуемся рябью на воде — трое детей на одном и том же бревне под одним и тем же закатом — и думаем каждый о своем, и чайки наполняют воздух скорбными криками.

У тебя все получится, шепчет Р Джули, и снова мы с ним меняемся местами. Джули поднимает глаза на меня — мертвеца, парящего в облаках, как неупокоенный дух. Она лучезарно улыбается, а я знаю, что на самом деле это не она, и, что бы я ни сказал, это не покинет стенок моего черепа. Но мне все равно. Ты вырастешь высокая, сильная и умная, и ты никогда не умрешь. Ты переменишь этот мир навсегда.

— Спасибо, Р, — отвечает Джули. — Ты такой хороший. Как думаешь, сможешь отпустить меня, когда придет время? Сможешь попрощаться?

Слова застревают у меня в горле. Неужели приестся?

Джули пожимает плечами, невинно улыбается и шепчет:

— Пожми плечами.

К утру буря стихает. Я лежу на кровати рядом с Джули. Тонкий лучик света прорезает пыльный воздух и разливается по ней горячей белой лужицей. Она так и укутана в кучу одеял. Встаю и выхожу на крыльцо. Весеннее солнце красит все вокруг белой краской, и тишину нарушает лишь скрип ржавых соседских качелей. В голове застрял жестокий вопрос из сна. Я не хочу об этом думать, но все равно понимаю: скоро все будет кончено. Верну ее к девяти вечера на папочкин порог, и все. Ворота захлопнутся, и я потащусь домой. Смогу ли я ее отпустить? Самый сложный вопрос в моей мертвой жизни. Месяц назад меня ничто не интересовало, я ничего не хотел и ничему не радовался. Я мог потерять все, и это ничуть меня не заботило, и все было просто. Но простота приедается.

Когда я возвращаюсь в дом, Джули уже сидит на кровати. Она выглядит квелой, не совсем еще проснувшейся. На голове стихийное бедствие, волосы топорщатся во все стороны, как пальмы после урагана.

— Доброе утро, — говорю я.

Она сонно хмыкает в ответ. Я предпринимаю героические попытки не пялиться на нее, пока она сладко потягивается и поправляет лямочку бюстгальтера. Мне видно каждую мышцу, каждый позвонок. Она и так голая, так что я представляю, будто на ней нет кожи. Опыт мне подсказывает, что и под ней Джули удивительно красива. Там внутри сокрыты чудеса изящества и симметрии — безупречный механизм золотых часов, не предназначенный для посторонних глаз.

— Что у нас на завтрак? — бормочет она. — Умираю с голоду.

После секундной заминки отвечаю:

— Можем… попасть… в Стадион… через час. Но нужен… бензин. Для… мерсика.

Джули трет глаза и натягивает все еще сырую одежду. И снова я стараюсь не пялиться. Ее тело извивается и пружинит — такая ловкость не доступна ни одному мертвому. Вдруг она хмурится:

— Черт. Знаешь что? Мне надо позвонить отцу.

Она подходит к старому проводному телефону. К моему удивлению, в трубке есть сигнал. Видимо, для них было крайне важно сохранить связь. Все цифровое и спутниковое, наверное, давно отключилось, но протянутые под землей кабели гораздо долговечнее.

Джули набирает номер. Замирает над телефоном и напряженно ждет. Наконец ее лицо озаряется.

— Папа? Это Джули. — На том конце взрыв бессвязных воплей и криков. Джули отдергивает трубку от уха и одаривает меня красноречивым взглядом: ну вот, начинается. — Да, пап, все нормально, я жива и здорова. Нора рассказала, что случилось, да? — На том конце опять вопли. — Угу, знаю, что вы искали, но не там. Я была в небольшом гнезде в Оранском аэропорту. Они заперли меня вместе с трупами, вроде бы в кладовую, но через несколько дней… кажется, обо мне просто забыли. Мне повезло — я прокралась наружу, а там стоял "мерседес" на ходу. Ну я и уехала. — Пауза. Быстрый взгляд на меня. — Э-э, нет, не надо никого присылать. Я на южной окраине рядом с шоссе, почти уже… — Вдруг она цепенеет и меняется в лице. — Что? — Глубокий вдох. — Пап, при чем тут мама? Нет, скажи! При чем тут мама? Ни при чем! Я еду домой! Не надо никого присылать, я уже еду… папа! — В трубке тишина. — Папа? — Тишина. Закусив губу, она смотрит в пол. Вешает трубку.

Я вопросительно приподнимаю брови, боясь задать вслух все переполняющие меня вопросы. Джули трет виски и тяжело вздыхает.

— Р, ты не сходишь за бензином без меня? Я… мне надо подумать.

Джули смотрит в сторону. Я робко кладу руку ей на плечо. Она вздрагивает, но тут же успокаивается. Затем вдруг бросается мне на шею и прижимается лицом к груди.